СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 2 - Клод Фаррер

Немного позже Фред Праэк, которого, наконец, понесли на перевязку, пришел в себя от мучительной боли, которую причиняли ему старания фельдшеров и врачей отделить от раздробленного мяса и костей приставшие к ним кусочки белья и материи. Невольно он застонал, но тут же умолк: его слуха коснулся разговор полковника Машфера и профессора Шимадзу. В нескольких шагах от раненого они диктовали рапорт.

— Не подлежит никакому сомнению, что на вашем панцире видны следы пяти пуль, а на панцире лейтенанта — четыре. Следовательно, всего в вас обоих попало девять пуль. Рана лейтенанта не идет в счет, потому что пуля эта попала в него ниже панциря.

— Следы совершенно ясны. Посмотрите на изменение материи. Она сморщилась и смялась, но осталась целой.

— Совершенно верно. Фурьер, пишите: «Испытание состоялось. Шелковый панцирь, изобретенный профессором Шимадзу…»

— Нет, нет! — живо запротестовал японец, — пишите: «шелковый панцирь японского производства…»

Перевязка приближалась к концу, и боли несколько утихли, так что Фред Праэк мог теперь слушать внимательнее.

Машфер удивился:

— Но ведь вы же изобретатель, месье Шимадзу!..

— Я и мои предки, — ответил тот. — Я и мои родители, я и мои друзья, я и весь мой народ!.. Мое личное участие в этом открытии не более чем случай, ибо каждый из нас, людей, представляет собой лишь равнодействующую разных наследственностей и воспитаний… Я не могу гордиться случаем. Это было бы глупостью или безумием — хуже того, это было бы ошибкой.

Глава тридцать седьмая

Помощь Фреду Праэку была оказана немедленно, он вовремя был доставлен в лазарет и перевязан. Словом, он пользовался всеми преимуществами, которыми обладали раненые на спокойных участках фронта. Он был в тот же день эвакуирован в благоустроенный тыловой госпиталь, и это спасло ему ногу. Наконец, что являлось совсем уже редким счастьем, его отвезли в Париж, как только представилась к тому возможность.

Уже четыре недели он почти с комфортом лежал в одной из кроватей гостиницы «Астория», превращенной в то время в военный госпиталь. Сестры-волонтерки окружали его заботами с тем кокетством, которое тогда служило общим правилом во взаимоотношениях между дамами Красного Креста и молодыми ранеными офицерами.

В один из первых вечеров после своего водворения в гостинице «Астория» Фред Праэк, которому врачи уже разрешили принимать посетителей, испытал одно из сильных волнений за всю свою жизнь…

Происшествие это началось совсем как в модных романах: в гостиницу «Астория» явилась дама и выразила желание посетить лейтенанта Праэка, отказавшись при этом назвать свое имя. Старшая сестра удивилась. Но посетительница упомянула о полковнике Машфере и объяснила, что хочет получить сведения о человеке, который еще находится на фронте и которого лейтенант Праэк хорошо знает. Подобные загадочные истории в то время не представляли особенной редкости, и старшая сестра не сочла нужным отказать даме в ее просьбе. С улыбкой она согласилась допустить посетительницу к раненому лейтенанту.

Увидев ее, Фред Праэк весь затрепетал, так что сиделка поспешила напомнить ему, что нога его все еще находится в гипсе. Затем, исполнив таким образом свой служебный долг, она деликатно удалилась.

Фред Праэк остался наедине с Изабеллой де Ла Боалль. Он не сразу принял протянутую ею руку.

Госпожа де Ла Боалль, однако, по-видимому, не была оскорблена этой сдержанностью. Она приблизила стул к его постели и стала внимательно смотреть ему в лицо. Фред Праэк заметил, что она в трауре, и нашел, что черный цвет ей очень к лицу. Ее тяжелые густые волосы были прикрыты чем-то вроде шелкового черного тока с белой каймой — очевидно, этот головной убор намекал на ее вдовство. Военные вдовы-брюнетки часто присваивали себе право подмешивать к черному крепу немножко белого, тогда как блондинки обыкновенно предпочитали сплошной черный траур, который более гармонировал с цветом их кожи и волос.

Фред Праэк увидел также, что, оставаясь в основных чертах прежней, Изабелла тем не менее сильно изменилась: грусть совершенно исчезла из ее чудесных ореховых глаз, но через все лицо проходила теперь новая вертикальная складка, делавшая рот еще меньше и придававшая ему какое-то странное выражение горечи и иронии.

Они сначала оба молчали, потом стали бороться с молчанием короткими, бессодержательными фразами. Изабелла осведомилась о ране Фреда Праэка, о его нынешнем и прежнем самочувствии. Он выразил свое удивление по поводу того, что она узнала о его пребывании в Париже и даже о его ране… Имя полковника Машфера объяснило ему все.

Полковник в своем письме к госпоже де Ла Боалль, извещая о смерти ее мужа, естественно упомянул также о братском самопожертвовании, которое проявил лейтенант Фред Праэк, заместив сержанта де Ла Боалль в опасной операции, предпринятой за несколько часов до того, как германский снаряд попал в помещение штаба. Без сомнения, Праэк рисковал жизнью ради своего приятеля и был при этом тяжело ранен.

Логика событий требовала, таким образом, чтоб Поль де Ла Боалль оставался в живых до сих пор, а Фред Праэк умер.

Но полковник Машфер, конечно, не писал ей столь длинных рассуждений, а предлагал самой зайти в гостиницу «Астория» к лейтенанту Праэку, который, без сомнения, не откажется сообщить ей подробности гибели ее мужа. Полковник Машфер знал, с какой жадностью матери, жены и сестры павших на войне солдат слушают такие рассказы.

Наконец, разговор между Фредом и Изабеллой наладился — и бессодержательным его никоим образом нельзя было назвать.

— Итак, — сказала она сначала, — вы хотели спасти его жизнь, рискуя своею собственной. Вы, значит, очень любили его?

— Вы знаете, что я не любил его, — невозмутимо ответил Фред Праэк. — Вы знаете, что я, наоборот, совершенно не выносил его, — и знаете притом, отчего. Но вы знаете также, что однажды утром, десять месяцев тому назад, я едва не убил его.

— Вы чувствовали угрызения совести?

— Нет, смущение!

— А?.. Ну, пусть так. Я допускаю это. Но мне кажется… Мы никогда об этом не говорили… Вы действительно хотели его убить, но промахнулись?

— Пуля едва не задела его.

— Отчего вы промахнулись?.. У вас не хватило смелости?

— Да.

Она сделала легкую гримасу:

— Жаль!

Праэк сморщил брови:

— Вы хотели, чтоб я был его убийцей?

— Нет, — сказала она с легкой улыбкой. — Как все мужчины тщеславны! Я вообще от вас лично не хотела ничего. Я только хотела свободы и мести.