Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы - Михаил Крюков

Хороший мужик, кстати. Нормально вникал в нужды бойцов, прапорщиков и офицеров, за что его любили и уважали практически все те, кто носил зелёные фуражки.

Один только бзик был у товарища подполковника: не переносил он «пиджаков»,[96] попавших в пограничные войска. Ну, вот не любил он их и всё!

***

А ещё у нас был лейтенант Петя (фамилию называть не буду, ибо Петя уже давно полковником стал, да и не Петя он, конечно, а это так… псевдоним…)

К сожалению, Пете выпала суровая участь быть именно «пиджаком»…

Драл Петю НШ нещадно.

Особенно не любил он, когда Петя в официальной обстановке не совсем по уставу обращался к нему, другим офицерам и своему личному составу.

– Товарищ лейтенант! Я уже сколько раз вам говорил, что нет в уставе слова «можно»! Уже который раз подходите ко мне и спрашиваете «можно?» Я для тупых ещё раз объясняю, что можно Машку через промокашку, да ещё и козу на возу!! А в уставе есть только слово «разрешите»! Чего вы ко мне заходите с гражданской просьбой «можно зайти»? Запомните, лейтенант, что в стародавние времена гусары даже к дамам в интимной обстановке обращались: «разрешите ввести», и только по желанию дамы и ответа «вводите» они могли произвести какие-то действия, а вы входите ко мне в кабинет как к себе домой, да ещё и спрашиваете можно ли, мать вашу растак!

Эта тирада была знакома каждому офицеру и прапорщику, которые подпадали под слово «можно».

Петя краснел, стеснялся, но привычки своей «пиджачной» не терял.

***

Мандатная комиссия. Молодых пограничников распихивают по учебным заставам. Всё как всегда. Курсанты Ивановы распределяются в подразделение НЗ Иванова, Бобровы и прочие бойцы с фамилиями грызунов идут на заставу, которой командует старший лейтенант Бобёр и прочая и прочая… Группы бойцов заводили, быстренько опрашивали, а потом распределяли.

В кабинете НШ сидели человек 8 офицеров разного ранга, начиная от капитана начмеда, начальников служб и заканчивая начальником тыла.

НШ был настроен благодушно, тем более что близился конец «мандатки» и завершался рабочий день, и… тут на сцену выступил Петя (он последним был со своими бойцами).

В этот день Петя был в ударе. Он решил, что уж сегодня-то точно не нарушит устава, тем более в присутствии своих бойцов.

Зайдя в кабинет начальника штаба Петя сразу же задал вопрос:

– Товарищ подполковник, можно? Э-э-э…. Разрешите вам ввести? (в кабинете НШ повисла тишина).

– Чего?..

– Ввести хочу, товарищ подполковник… Вам… – упавшим голосом проговорил Петя (буква «К» от волнения у него куда-то пропала, ибо в оригинале было «к вам»)…

Я уж не знаю, чего там подумал НШ, может быть, вспомнил про гусарскую байку, а может, просто одурел от такого обращения, но он отчётливо разрешил: Вводите!

Через полчаса весь отряд валялся по окраине родной Советской земли.

Валялся и НШ. Кажется, никто, как он, не ржал над будущим полковником…

Мэйджо     Старая пластинка

За глаза его называли просто психом.

Ну, скажите мне, кто ещё будет тащиться, как сейчас говорят, от «Самоцветов», Ободзинского, или «Синей птицы», когда у всех на слуху «Бони М», или «АББА»?.. А потом ещё и итальянцы появились со своей «Феличитой»…

Саша был старшиной военного оркестра.

Суровый мужик. Драл «джаз-банду» Саня, как положено. Полы в клубе всегда надраены, как на праздник, все партии выучены назубок, а если Саша выходил на плац по понедельникам… Да ещё и зимой…

Зимой в каждую «трубу» должны вливаться грамм по 5-10 спирта, дабы амбушюры не примерзали к губам, сопли в пистонах не замёрзли, а выдуваемый звук был наичистейшим.

Саня, честно сказать, иногда игнорировал эти правила и отправлял духовой спирт прямо в себя.

На «Встречном марше» Саня вёл себя смирно. Когда развод заканчивался, и следовала команда «…К торжественному маршу!» и играли «Прощание Славянки» Сашка начинал уже потихоньку распоясываться. Он первую трубу играл. А первая – она всегда первая.

Саня стоял перед своей бандой и нёс такую чушь… У музыкантов эта чушь называется вариациями.

***

В ту, декабрьскую ночь я пришёл из наряда.

Дежурный тихонько сказал: «Псих не в порядке. Уезжать ему, а он приклеился к радиоле как дурак…»

Из Ленинской комнаты неслась Лариса Мондрус: «…тихим шорохом прибоя, обручил меня с тобою синий лён… Вновь мне сердце растревожил, на глаза твои похожий синий лён…»

Эту песню на кругозоровском синем пластике Саша крутил очень редко. Да и не нужна была она никому, кроме него. Саша изредка ставил её и прятал потом…

– Алё, бля… Кто там? Пусть сюда идёт.

Как и любой музыкант, Саша нормально слышал диссонирующие звуки, поэтому и заорал, призывая к себе:

– А, это ты… А я тут это… уезжаю…

Сказанные совершенно бессвязно слова старшины меня нисколько не удивили. Я ведь знал, что он псих.

Саша сидел в парадке и шапке, а рядом с ним валялся чёрный кейс-дипломат. Фуражку Саня положил на стол и тупо смотрел на неё.

– Послушай, женатик, а тебя твоя баба ждёт?

Он спросил это неожиданно, как выстрелил.

– Пишет, что ждёт… Ты ведь знаешь, что у меня дочка…

– Дочка у него… А у меня, вон…

Старшина кинул на стол листок тетрадной бумаги в клеточку. Там что-то было написано, но я не стал читать, конечно.

Саша немного помолчал и грустно засмеялся:

– Вот так. И это надо было получить в последний день… А ты знаешь… Она ведь эту пластинку мне подарила, когда я уходил… И глаза у неё, как синий лён…

***

Старшину провожали хором. Хотели рявкнуть трубой, но он не разрешил: время – ночь.

Шишига с дембелями ушла к станции, а на нашей радиоле ещё долго шоркала закончившаяся старая пластинка с Ларисой Мондрус про синий лён…

Steel_major     Погранвойска – страна чудес…

Расскажу байку, слышанную мной из третьих уст. К тому же это было в 96 или 97 году, так что помножьте на склероз.

Примерно в те же годы на сочинском пляже в гордом одиночестве прело грузное тело. Несколько поодаль в темных костюмах и белоснежных рубашках загорали несколько крепких мужиков с цепким взглядом. Один из них, только без костюма и в плавках, возвышался недремлющим бастионом рядом с первым преющим телом.

– Ну что, Коль, что там на горизонте видать?» – обратилось тело № 1 к телу в плавках.

– Да сторожевик пограничный на горизонте, Борис Николаевич, болтается, а так ничего. И вот ведь служба у ребят, я тут пять лет на даче ошиваюсь, а эти и в дождь, и в зной и в буран и в шторм на горизонте. В кусты сунешься – оттуда пограничный пёс Алый с погранцом дышат, языки высунув. Молодцы, надо бы поощрить, Борис Николаевич!» – всё больше воодушевлялся Коля.

– Надо – поощрим, только не тарахти, понимаишь, больше, – благодушно отозвалось Самое Главное Тело.

Сказано – сделано. Через сутки на столе у Директора ФПС генерала армии (чтоб ему пусто было) Николаева уже лежала президентская телеграмма с требованием организовать в причерноморском бассейне антитеррористические учения силами погранвойск на предмет поощрения достойных.

Решили сделать так. Неподалёку от Сочи (а чего Самое Главное Тело далеко возить?) поставили старую баржу, изображавшую ВМС Ичкерии. На эту баржу последовательно должны были выходить: пара Ан-72П (патрульно-транспортный самолёт с пушками, НУРСами и боНьбами), пара Ми-8 с тем же, примерно, ассортиментом за исключением пушек (на вертушках 7,62 пулемёты стоят) и боНьбов, потом из-за горизонта выскакивал пограничный катер, добивающий цель из 12,7-мм пулемётов. Николаеву они никогда не нравились, ибо есть же пулемёты 14,5-мм, но уж что есть, то есть.

Высокие лица, выгнав офицеров и мичманов из кают и кают-компании в боевые посты, расположились с относительными удобствами в паре километров от баржи на борту «крупного» пограничного сторожевика, который на флоте именуется артиллерийским катером.

Надо сказать, что полёты строем никогда не были сильной стороной экипажей Ан-72 Камчатского полка (2 экипажа как раз сидели на усилении в Ставрополе). Точнее, они никогда плотным строем не летали, только на временнЫх интервалах. Но, Родина требовала подвига… В итоге ведомый, пристроясь к ведущему перед самым НБП (началом боевого пути), не загасил скорость и стал угрожающе наползать на ведущего. Тот, как мог, уворачивался. В этих душераздирающих манёврах совсем забыли о цели, дали залп в район баржи, промахнулись, гордой кучкой прошли над сторожевиком и растворились в синем небе.

– А почему, понимашь, не попали? – стало поворачиваться тело в сторону пограничных военачальников.

– Товарищ Верховный главнокомандующий, условная цель, отделившаяся от корабля лодка с террористами, условно уничтожена, – выкрутился Командующий Авиацией ФПС.