Зараза. Трилогия (СИ) - Гарцевич Евгений Александрович "jk57"

– Да, так, ничего. Совпадение, наверное, – я задумался.

Не люблю я совпадения. А еще не люблю мутные многоходовочки. Мало данных. Только то, что Соломон и с «глобалами» общается и с аспирантками. Еще не факт, что алмаз тут при чем‑то. Может там просто торговля, а здесь банальные планы богатого профессора кинуть. В Африке полно мошенников, одни только «Нигерийские принцы» с их спамом, чего стоят.

Последнее, что я узнал от Регины, это конкретику, кто Фераха, а кто Чика. У первой круглые щечки с ямочками, и как любят говорить, склонна к полноте, но строго за собой следит, а во второй – спорт, грация и лоск, даже в чем‑то европейский. На модных показах таких много, ни то ни се, сбоку бантик, фиг поймешь, в чем суть, но смотришь и понимаешь, что хороша. Или как мы говорили в школе, я бы влюбился. В общем, ненасытного Гульдберга я вполне мог понять – тут сразу и горячий шоколад, и вкусная булочка.

Пока размышлял на тему похождений Гульдберга, неожиданно для себя вспомнил Астрид. Но обдумать, зачем и почему не успел, прозвучала команда на выход.

Как ни старался Леха брать только самое важное, все равно на два полных багажника набралось. Как это еще потом грузить, тоже вопрос, а пока нагрузились сумками и поперли по центру крыши к самому дальнему корпусу. За три ходки собрали все сумки и на самодельном подъемнике спустили все баулы на козырек у главного входа, а когда там стало тесно, то рядом на дорогу.

Веревка с крюком, опускаешь сумку до земли, стараясь не придавить шаркуна, освобождаешь крюк, опять же стараясь никого не зацепить, и по новой. Зомби здесь тоже были, но на порядок меньше, видать, тоже на шум стянулись к нашей общаге. А здесь остались самые ленивые, да и то не рыскали по округе, а покачивались в тенечке под окнами.

По словам Пухляша, этот корпус заразился первым. Там, где‑то на первом этаже, был медицинский кабинет, простенький, но единственный на весь кампус. Оттого все туда и тянулись, а вот выйти потом же никто не смог.

Сам студотряд сюда никогда не совался, не было ни сил, ни желания, особенно когда по ночам ветер с моря приносил не только прохладу, но и душераздирающие вопли. Да и сейчас под крышей было слышно, что там кто‑то посуровей прыгунов. Может циркуль или черепашка, но я прогнал эти мысли, чтобы не сглазить.

Дальше сверили часы и разделились. Леха умчал на другой край крыши и спустился там, чтобы подогнать, спрятанную где‑то машину. Оля с «яблочным» вернулись в убежище, чтобы активировать пожарную сирену, а я остался помогать студентам вязать нечто похожее на страховочные системы.

Я мысленно поиграл в детскую головоломку: волк, коза и капуста с поправкой на шаркунов внизу, раненого Роберта, Пухляша и двух девчонок. И первой решил отправить Регину, как человека, с кем хоть как‑то успел пообщаться и, надеюсь, понимал, что ждать. И отдал ей пистолет с глушителем.

Всяких там: у меня маникюр, я первая не полезу, а то юбка задерется – конечно, уже давно не было, как собственно и маникюра – Фритаун сейчас от такого быстро отучивает. Ну или Леха…

Пофиг, главное, результат.

Регина справилась. Пусть медленней, чем хотелось бы, но зато верно и с минимальным вниманием зомби. Судя по звукам разбитого стекла, что‑то дернулось на нее с третьего этажа. Девушку закрутило, она едва не завизжала, но вовремя закрыла рот ладошкой. А когда успокоилась и выровняла веревку, осмелела так, что всадила полмагазина в окно. Помахала нам и, спустившись, заныкалась за сумками. Прицелилась и с пяти выстрелов завалила трех самых близких мертвяков, заинтересовавшихся шумом.

Следующая пошла. Шестой член студотряда – Галя, она Галчонок. И прозвище это ей до меня дали. Я бы назвал Воробушек, маленькая, напряжённая, взъерошенная, но резкая, и действительно, как та птичка, что в мультике Простоквашино, вокруг Печкина вьется. На ее психике апокалипсис больше всего сказался, на любой шум дергалась и «кто там» спрашивала.

Я медленно спускался вместе с Робертом, страховал и поддерживал. А на уровне окна третьего этажа, которое расстреляла девушка, Роберт замычал сквозь зубы и начал помогать себе раненой рукой, лишь бы спуститься побыстрее. Я, наоборот, замер, доставая из‑за спины автомат и разглядывая выгнутую решетку. Эх, мне бы сейчас мой нитро‑экспресс.

В комнате, среди разрушенной мебели, согнувшись над телами, стоял мутант‑черепашка и, отрывая куски мяса, поедал мертвых соотечественников. Значит, здесь и бутон где‑то поблизости, но, возможно, слабенький еще. Сам черепашка не чета Егерю – видно, что жилистый, видно, что здоровый, но броня еще не огрубела, не оброс еще «жирком».

В коридоре за распахнутой дверью, мелькнула тень, послышался звук, будто когтями провели по стене. Черепашонок зарычал в ту сторону, но обед не прервал. Аж противно стало от звуков с какими довольными хрюками он там причмокивает.

Между нами метра три, оконная рама разломана, несколько прутьев на решетке погнуто от удара изнутри, но в остальном выглядит крепкой. Ветер щекочет мне щеку, я молчу, только пыхтит внизу Роберт да поскрипывает веревка.

Я посмотрел на часы, через пять минут должно начаться шоу. Как бы еще угадать, куда ломанется черепашка – сквозь решетку нам на голову во время погрузки или смоется внутрь здания?

Зашаталась соседняя веревка, Пухляш ползет. Черт, рано он – ему же нужно Олю с Пашей дождаться. Может, зря я его последним оставил, сам бы с Робертом справился, а сейчас как рухнет сверху, так Леха мне эти блинчики не простит.

Пухляш выдохся сразу же, качнулся и повис на решетке четвертого этажа и явно планировал сделать такой же привал на третьем. Мда, такой хоккей нам тут не нужен…

Я снова покосился на часы – еще две минуты, посмотрел вниз – там хоть все в порядке, девчонки следят за периметром, а Роберт с выпученными от страха глазами лежит на спине и целит автоматом на гнутую решетку.

Пухляш, кажись, отдохнул – отталкивается ногами от стены, будто к прыжку готовится, фильмов он там что ли про скачущий по стенам спецназ насмотрелся?

Я кинул в него патроном, другой мелочевки в карманах не нашлось и когда он удивленно посмотрел вниз, состроил самую страшную рожу, на которую был способен, погрозил кулаком и приложил палец к губам. Чтобы он не начал задавать вопросы, видно было, что губы надулись, собирается уже что‑то сказать.

Я проверил, как там дела у черепашки. Все еще кормится, как голодная собака – морда в миске, жопа кверху и нетерпеливо крутится вокруг еды. Что там было вместо миски, даже смотреть не хотелось, тьфу ты, поздно. В волосатый затылок он там вгрызся.

В дальнем корпусе взревела сирена. Черепашонок аж подскочил, поднял грязную морду, всю в каких‑то текущих ошметках по самый лоб, вот реально ему подходило определение: глаза залил. Моргая, повел головой в мою сторону, а потом обратно на коридор, подставляя мне затылок и я, зацепившись за решетку ногой, открыл огонь.

Может, зря. Я же для него черное пятно на контрасте с солнцем. Но поздно, парня подкинуло и протащило в коридор. Слишком легко, будто я его в момент прыжка просто подтолкнул.

– Пошел! – Я закричал Пухляшу, продолжая стрелять в темный силуэт в коридоре.

Внизу послышались радостные крики девчонок, а потом и тяжелый шум двигателя. А потом несколько хлопков глушителя, я обернулся, оценивая, скольких мертвяков отвлекла от сирены моя очередь и присвистнул, глядя на Лехин транспорт.

К нам ехала пожарная машина. Старая модель «Мерседеса» с тупым носом, стеклом аквариумом и тремя разноцветными мигалками на крыше. Кабина была двойная, чтобы вся команда могла вторым рядом поместиться. Поработать сильно над ней не успели, нет тут таких умельцев, как у МакФерси, только лестницу сняли с крыши, распилили на куски и пристроили поверх стекол на манер решетки.

Леха подкатил под козырек прямо к подъезду, задом заблокировав входную дверь, выбрался на кабину и крикнул: