Argumentum ad hominem - Вероника Евгеньевна Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это жестокое действо. Бесчеловечное. Кровавое. Даже будучи просто зрителем, получаешь впечатления, незабываемые никогда. А уж если становишься участником…
Можно лишь восславить господа за то, что в таком уроке нуждаются лишь очень отдельные песенницы и крайне редко. Зато присутствовать заставляют всех, кто подвернется под руку. Дабы неповадно было ни пробовать, ни даже помышлять о том, чтобы сражаться друг с другом за место. Вернее, за человека. Потому что наши владения – не квадратные метры, акры и мили, а люди. И только они.
Сначала происходящее выглядит, как игра. В конце концов, работать с акторами все мы начинаем учиться сразу же, как освоим сканирование. Вот и кажется, что наставница лишь предлагает двум особенно рьяным спорщицам нечто вроде соревнования. Захват позиции. Чуточку непривычно, но технология все та же, стало быть…
Понимание приходит не сразу, даже к самым сообразительным. Да, возникает некоторое недоумение, ведь объект влияния только один, а все предыдущие уроки настоятельно рекомендовали нам не пересекаться активными песнями. То есть, в пределах одного актора. Так зачем же вдруг учитель нарушает собственные правила? Вернее, велит их нарушить?
В архивах каждой обители, кстати, есть найти много записей о том, как песенницы отступали перед этим испытанием. Видимо, предчувствуя дурной исход. И тогда все расходились тихо и мирно. Но, конечно, случались в истории и те, кто оказывался слишком смел и безрассуден. Мне довелось увидеть такую парочку. Их имена в моей памяти не задержались. Как и образы, впрочем. Что немудрено: в юные дни меня куда больше занимали песни, как сами по себе, так и в применении к делу. А когда почти весь день напролет буквально слушаешь свой же голос, детали окружающего мира не имеют значения.
Да и вообще, они даже обучались в другой обители. Наш курс туда пригласили, можно сказать, для обмена премудростями, ну и, заодно, для наглядного наставления. Так это называлось официально. И мы, набивая зал битком, рассчитывали увидеть что-то замечательное, не предполагая, что несколько минут спустя будем отчаянно искать место, куда опорожнить желудок.
Наверное, произведенный эффект оказался настолько силен ещё и из-за минимума времени, понадобившегося двум девицам на растерзание актора. Уж слишком они были заряжены на поединок друг с другом, слишком распалены. И как только звон гонга начал превращаться в эхо, бросились в атаку. Каждая своей песней.
Можно сколько угодно рассказывать о резонансах, показывать мультики или даже документальные киношки, но ничто не прочищает голову лучше, чем смерть, в которой ты сам принимаешь участие. Да, не как её творец, а лишь как очевидец, только и это больше, чем можно вынести.
Человек, сам по себе, сложная, вечно колеблющаяся система, и речь тут вовсе не об играх разума. Ритм кровотока вкупе с нервными импульсами и прочей хренью – это даже не песня, а целая симфония. Оркестр, в который ты можешь вклиниться в качестве дирижера. Количество инструментов заранее определено, партия каждого неизменна, но управление…
Любой музыкант замешкался бы и запутался, получая команды от двух дирижеров сразу. А то и вообще бы вскипел, бросил инструменты и гордо удалился прочь со словами: «Я так не играю!». Что уж говорить о человеческом теле?
Утешало лишь то, что мучения актора длились считанные минуты, и он, скорее всего, не успел осознать, как его органы один за другим сбиваются с природных ритмов. Но мы, наблюдающие, почувствовали все. Особенно хорош был финальный аккорд, отлетевший во всех нас последним всплеском жизни, за которым наступила кромешная тишина.
Нет, серьезно, у многих реально потемнело в глазах. Я тоже проморгалась не сразу. А потом ещё несколько суток подряд не могла даже зажмуриться. И не гасила свет ночью. Потому что любой оттенок темноты сразу вызывал в памяти полученный урок. Снова и снова. Понадобилось время, чтобы успокоиться, а главное, вдолбить в себя, как не нужно поступать никогда. Зато потом почти всю жизнь полагала: ничто в мире неспособно сдвинуть меня с этого убеждения. Пока время правил не уступило место времени чудес.
Я не думала, что могу так сильно испугаться. Причем не за себя, а за кого-то другого. Который сопит сейчас на постели где-то за моей голой спиной. А я до сих пор боюсь. Помимо всего прочего, обернуться и убедиться. Поэтому пялюсь на сад через окно-дверь и считаю листья на кустах.
Я ведь могла его убить. Рыцаря. Своим порывом, когда бросилась следом за Лео. О чем я вообще тогда думала? О том, чтобы помочь? Спасти? Нет, ни капли. У меня просто не получилось бы. Все, что я могла сделать, это…
Ну да. Погибнуть вместе. Самый странный выбор изо всех, приходившихся когда-либо на мою душу. И я его сделала. Но одновременно с этим решением приняла и кое-что другое. То, что должно было случиться рано или поздно, так или иначе.
Я выбрала сторону.
Скучную, банальную, предсказуемую. Ту, где чудеса – дело исключительно собственных рук. Ту, где все понимаешь и все контролируешь. Или хотя бы так думаешь. Пока о себе невзначай не напомнит совсем иная сторона.
Я могла бы считать, что это его месть. За все моё хорошее. Этакий укол, не смертельный, но достаточно болезненный, чтобы надолго запомнить и… Да, наверное, отчасти пожалеть о содеянном и несбывшемся.
Я могла бы так подумать. Но в голову почему-то приходили другие мысли. Например, о доверии, которое предала.
Он ведь ни разу не подвел меня. Всегда делал то, что обещал. Принимал, как должное, то, о чем говорю, и не задавал лишних вопросов. В общем, был очень хорошим мальчиком. Наверное, даже верил. Да и как могло быть иначе? Я ведь и сама тогда… Почти верила. Обещала помочь. Быть рядом. А что в итоге? Позорно сбежала от своих же слов и намерений. Бросила парня наедине с этим клятым восхождением и всем остальным. Хотя, если Лео прав, то все уже вроде бы закончилось, и должно полегчать?
Нет, вряд ли, особенно теперь, когда он совсем один. Снова. Только уже не ребенок, а взрослый, худо-бедно, но осознающий собственную странность. А когда сообразит