Уиронда. Другая темнота (сборник) - Музолино Луиджи

Ты пожимаешь плечами.

– Сам не знаю. Видимо, поцарапался во сне. У меня, похоже, грипп, все тело ломит.

– Бедный… Я слышала, как ты ночью ворочался. М-да, видок у тебя еще тот.

– Спасибо, спасибо большое, дорогая.

Пытаешься изобразить улыбку. И про себя добавляешь: ты еще мой член не видела.

Но об этом лучше не говорить. Целуешь Лучану в голову и садишься перед маленькой чашкой, в глазах нездоровый блеск, колени не гнутся.

– Я, наверное, позавтракаю и снова лягу в кро… – начинаешь говорить ты, но кухня, стол и все окружающее пространство вдруг куда-то пропадают. Остается только маленький четырнадцатидюймовый экран, где диктор местного телеканала в чудовищной блузке цвета фуксии читает очередную новость, и фотография молодой девушки в правом верхнем углу.

Молодой девушки, которую ты знаешь.

Ирен. Шикарная задница.

Краем уха ты слышишь обрывок последней фразы: ЖЕЛОМ СОСТОЯНИИ ПОСЛЕ ЖЕСТОКОГО НАПАДЕНИЯ.

– Сделай громче, громче, громче! – твой голос срывается на крик, к горлу подкатывает комок.

– Андреа, что с тобой? – Лучана берет пульт и увеличивает громкость. Она смотрит на тебя, как на сумасшедшего. Говорит что-то еще, но ты не слушаешь.

– Тихо! Я ее знаю… – шепчешь ты, пока на экране мелькают кадры – улица, дом, мрачный двор, гараж, разбросанные железяки, приоткрытая дверь котельной, качающие головами люди; у серого Yaris не закрыта дверца, рядом валяются туфли – один каблук сломан и смотрит в небо, как дерево, в которое попала молния. Голос диктора, немного в нос, с сильным пьемонтским акцентом, лишен всяких эмоций:

«Тридцатилетняя Ирен Ару подверглась нападению и изнасилованию во дворе собственного дома, в жилом районе на окраине Турина. Вчера вечером она вернулась из центра города, вышла из машины, чтобы открыть гараж, и тут на нее набросился неизвестный и затащил в небольшую котельную многоквартирного дома. Там он избил жертву и изнасиловал с жестокостью, поразившей сотрудников органов правопорядка и жителей этого относительно спокойного района региональной столицы. Об исключительной жестокости говорят ужасные следы укусов и ударов».

Потом берут короткое бессмысленное интервью у старушки с морщинистым лицом, на котором застыла гримаса вечного недовольства: «Такая хорошая девушка, я не знаю, куда мы катимся, что будет дальше, а если они будут пускать всех…»

Ты хватаешься руками за щеки, все вокруг плывет, Лучана в ужасе закрывает рот рукой. Голос на заднем плане рассказывает подробности изнасилования.

«Очевидно, девушка отчаянно защищалась, царапаясь и пытаясь ударить напавшего каблуком своей туфли; худшее не случилось только благодаря вмешательству соседа, которому показалось странным, что машина открыта, а двигатель работает. Преступнику удалось скрыться с места происшествия. Он перелез через забор и побежал в сторону находящегося поблизости парка Маддалена. Синьор де Ризи, который спугнул нападавшего и видел, как тот убегал, сегодня утром согласился пообщаться с нами».

На экране крупным планом лицо синьора де Ризи, героя момента. Румяные щеки, жидкие усики, простодушный взгляд – такого не испугается даже декоративный кролик.

– Я вышел из дома и позвал девушку… Синьорину Ару, а этот человек выскочил из котельной. Мне не удалось толком ничего разглядеть, лицо казалось каким-то темным, было чем-то закрыто, только глаза блестели… Думаю, этот человек не европеец. Я закричал, и он побежал, очень быстро, а потом, как человек-паук, ей-богу, просто перелетел через забор, раз – и нет его…

Интервью заканчивается, и на переднем плане снова появляется фотография Ирен.

«Жертва, все еще находящаяся в шоке, в тяжелом состоянии госпитализирована в больницу Молинетте. Угрозы жизни нет. Расследование уже начато, следователи допросят пострадавшую, как только ей станет лучше. Надо сказать, что в этом районе отношения между представителями стран, не входящими в Евросоюз, и итальянцами становятся все более напряженными…»

Ты встаешь и выключаешь телевизор.

– Кто это? – удивленно спрашивает Лучана. – Ты правда ее знаешь?

– Да, мы работаем вместе, – бормочешь ты. – Я… Я разговаривал с ней вчера вечером, перед тем, как пойти домой…

– Какой ужас… Бедняга.

Ты проводишь пальцами по своей груди. В царапинах на теле и ссадинах на члене чувствуется вялая пульсация, словно ленивый свет далеких звезд. В голове засела абсурдная мысль. И плавает в розоватом облаке, как в воде биде.

Я бы такое с тобой сделал, шикарная задница… Затрахал бы до смерти, Господи прости.

Лучана встает, подходит к тебе; в голосе слышатся сочувствие и забота:

– Андреа, ты неважно выглядишь…

– Да. Мне так плохо, да еще эта новость…

От подступившей тошноты ты сгибаешься пополам. Выходные испорчены. Ты думаешь о том, о чем лучше не думать, в голову опять лезут безумные мысли. Комната для ксерокопий, за копиром клацают чьи-то острые кривые зубы, твое лицо на фотографии напоминает гнойную чернильницу.

– Давай я вызову врача, малыш?

Лучана тащит тебя в комнату, помогает снять рубашку от пижамы; она явно переживает.

Ты сомневаешься.

– Нет, не стоит. Само пройдет. Просто надо отлежаться.

Ты идешь по коридору, сужающемуся, как нора, а перед глазами плывут картинки, где вы с Лучаной отдыхаете в Греции; потом они сменяются черными лицами, которые, ухмыляясь и пуская слюни, изучают тебя косыми глазами.

Ты погружаешься в скрипучие объятия матраса, Лучана укрывает тебя одеялом. Откуда-то издалека доносится ее голос:

– Сейчас приготовлю чай и принесу тахипирин, хорошо? Лежи, не вставай.

Лежи – а у меня есть выбор?

Но не прошло и полминуты, как ты чувствуешь, что вставать все-таки придется. Еще никогда в жизни тебе не было так плохо. По пищеводу поднимается жгучая волна.

И вот ты уже в туалете, склоняешься над унитазом, извергая сладковатые комки какой-то гадости, которые не имеют отношения к тому, что съедено накануне. Кажется, это не закончится никогда. Сквозь пелену слез пытаешься разглядеть содержимое желудка, а едкий запах желчи вызывает новые приступы рвоты.

На дне унитаза в желтоватой жиже плавают горошины.

Что это такое? Изюм? Шоколадные шарики?

Ты срыгиваешь, мышцы шеи сводит судорогой. Все зубы болят – и резцы, и коренные. Будто жевал кусок поролона. Сил совершенно нет. Только бы доползти до кровати. Погрузиться в небытие. Умереть. Поспать. Поспать, и, может, увидеть сон. Хотя нет. Лучше не надо. Еще только кошмара тебе не хватало.

Лучана, ты где? Мне плохо.

Шаги. У тебя за спиной.

– Вставай, осторожнее. Пойдем в постель. Я вызову врача. Давай.

Это Лучана? Или Ирен? Униженная, с распухшим от ударов лицом, выбитыми зубами, порванными колготками, в убогой котельной дома на окраине…

Прежде чем подняться и нажать на слив, в желтой рвотной массе на дне унитаза, которую твой организм произвести просто не мог, ты видишь странные волокна; они плавно колышутся и вытягиваются, как плохо перемешанные в ведре капли краски.

Черные нити такого хищного, такого едкого черного цвета, что ты втягиваешь голову в плечи, несмотря на боль в шее.

Черные, как гнилая желчь, как кишки заброшенного угольного карьера.

Черные, как сажа.

Черные, абсолютно черные, как чернила.

– Сезонный грипп во всей красе, – с невозмутимым видом заявляет врач после недолгой пальпации твоего живота холодными, словно ледышки, пальцами. Ты не говоришь ему ни о царапинах, ни о странном раздражении на члене, которое начало проходить. – Соблюдайте постельный режим и пейте больше воды. Если в понедельник жар не спадет, вызовите врача… От рвоты принимайте Пласил…

Всю субботу ты валяешься в кровати, ворочаясь с боку на бок и чувствуя жажду – ты обезвожен, высох, как старая оленья шкура. Лучана сетует, что в такую хорошую погоду вам приходится сидеть дома, а можно было бы погулять.