На руинах империи - Брайан Стейвли

22

На пятый день после сражения Гвенну с Бхума Дхаром выволокли из карцера на палубу «Зари».

Сквозь слепящее солнце Гвенна прищурилась на голубые до рези в глазах волны, на зеленую…

– Земля! – вырвалось у нее, когда в глазах проявилась береговая линия.

Она поняла, что не надеялась снова увидеть землю. Ничего не надеялась увидеть.

Легионеры каждый день являлись за манджарским капитаном, вытаскивали его из карцера, а после возвращали с новыми следами издевательств.

– Ваш адмирал – рьяный поборник правды, – заметил он на третий день.

– Так скажите ему правду.

– Я говорил. Одержимые подобным голодом не желают верить. Пока он считает меня лжецом, ему есть за что бороться.

Сломать манджари Джонону не удалось, несмотря на ожоги, синяки на лице и на теле, вывихнутые пальцы, которые раз за разом вправляла Гвенна, – однако от Дхара стало пахнуть смирением.

Он ждал смерти, причем скорой смерти – в этом она не сомневалась. Он с каждым днем все меньше ел и меньше разговаривал, и она все больше молчала. Ей в некотором роде было легче с сокамерником, тоже перешагнувшим за грань надежды.

Гнев, питавший ее со времени Пурпурных бань, пропал, затух, как вчерашний огонек. На его месте зияла тьма – огромная черная пустота без имени и без предела. После сражения Гвенна попробовала тренироваться, отжалась раз пять на локтях и легла на сырые доски, отступилась. Мышцы плеч и рук стали жидкими, как речной ил, но не в мышцах беда. Сколько раз она загоняла себя до отказа – и на учениях, и на войне, – но сейчас, лежа на занозистом полу, не находила в себе кого погонять. Прежнее упрямство сменилось болью и сожалениями, а когда Гвенна попыталась опереться хоть на них, они под ней подломились.

Ночами бывало хуже. Она просыпалась с единственным желанием – провалиться в небытие, но клочки сна упорно подсовывали ей одно и то же видение.

Лик Талала – такой, каким он был в Пурпурных банях, залитый потом и кровью. Она раз за разом смотрела, как он с застывшим лицом, напрягая последние силы, швыряет Квору за обвалившуюся дверь. Гвенна бросалась назад, к нему, в эту дверь, и всякий раз оказывалась на палубе «Зари», над мертвым Талалом. В нескольких шагах от его тела с оторванными взрывом руками опирался на обрубок ноги Джак.

«Найти артерию, – бормотал он. – Остановить кровь».

Он поднимал голову, встречался глазами с Гвенной.

«У тебя жгут есть?»

И каждый раз она вместо жгута протягивала ему «звездочку» с зажженным фитилем.

«Что это?» – недоумевал он.

«Нет! – пыталась крикнуть Гвенна. – Брось ее! Брось за борт!»

Но слова заклеивали глотку вчерашним салом, и Джак каждый раз благодарно улыбался ей и без колебаний прикладывал взрывчатку к обрубку ноги, как если бы с самого начала знал, что она его не бросит, спасет.

Взрыв приносил мгновенное облегчение, выбрасывал ее из залитого светом сна в шаткую темноту карцера. Она, вся в поту, глотала воздух и расслаблялась немного, понимая, что это был только сон. А потом ударом кулака в живот возвращалась память: сон ошибался в подробностях, но не в главном. Талал мертв. Быстрый Джак мертв. И те аннурские моряки…

Груз давил, как давят тонны океанской воды над головой, выжимал воздух из легких, стискивал сердце так, что она думала – лопнет. И мир был ей тесен, мал. Она с дрожащими руками таращилась в ничто, таращилась часами, от одной смены вахты до следующей. Темнота была ей единственным утешением. Она избавляла от нужды притворяться перед Бхума Дхаром, позволяла вообще ничего не делать. Впрочем, делать было и нечего. Сиди протухай.

После нескольких дней такой жизни больно было оказаться на солнце, против воли убедиться, что мир остался на месте, по-прежнему светел и словно чего-то ждет.

Гвенна уставилась на берег сквозь солнечную дымку.

Они вошли в бухту, укрытую от моря скалистым мысом высотой в тридцать или сорок шагов. Там, где мыс встречался с большой землей, стояло на изрытом террасами склоне холма селение. Домов двести-триста, бревенчатые, крытые пальмовыми листьями; кровли нависают над дворами, укрывая их от штормов. Кое-что выглядело непривычным: резьба на торцах бревен, трепетавшие на ветру яркие цветы над дверями, но в остальном обычный поселок, какие можно встретить по всей южной Эридрое. На первый взгляд не было причины топорщиться волоскам на загривке, а все же волосы у нее почему-то встали дыбом.

«Дура, – устало выругала она себя. – Дура, а теперь еще и…» Гвенна посмотрела на дрожащие руки. «Как видно, еще и трусиха».

Она удивилась своему страху. Конечно, ей сотни раз приходилось пугаться – да тысячи раз! Только сумасшедший прошел бы, не испугавшись, учения кеттрал, не говоря уже о войне. Но раньше для страха всегда была причина: опасность или угроза, которую она могла назвать по имени, или задача, которую надо было решать. А сейчас нет. На палубу «Зари» не лезли враги. День стоял теплый, тихий, ветерок с берега слегка шевелил волосы. А в горло когтями вцепился страх.

«Это что-то в деревне», – отчаянно убеждала она себя, шаря взглядом по берегу.

Селение разделял надвое узкий поток, падающий с восточного склона. Неширокий – Гвенна с разбегу без труда перепрыгнула бы такую «реку», но местные выжали из нее все, что можно: накопали прудов, чтобы собирать воду для стирки или, может быть, для купания. Внизу даже крутились, шумели несколько водяных колес – для какой цели, сразу не поймешь. В гавань вдавались два пирса – длиннее, чем ожидала бы увидеть Гвенна в такой деревушке. Может быть, причалы свидетельствовали о торговле с Манджари, но сейчас в маленькой гавани, кроме «Зари», не было больших судов. Ни судов, ни лодок – вообще ничего плавучего.

Странно.

Она снова занялась поселком. Мало того что нет лодок – здесь, казалось, и жителей не было. Примет человеческого присутствия хватало. У дверей стояли большие глиняные горшки для воды с подвешенными на край ковшами. В крытых двориках виднелись опрятные глиняные печи с котелками и сковородками. Под навесом разложены по порядку молоты – явно кузница. Все здесь говорило о людях, только людей не было. Ничего живого, кроме нескольких чаек на карнизах и бредущей между домами одинокой свиньи – она рылась в земле и недовольно похрюкивала.

Местные могли попрятаться – что ни говори, в их гавани бросил якорь чужой военный корабль, – но Гвенна, даже закрыв глаза, чтобы лучше сосредоточиться, и ухом ничего