Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. Выпуск 1 - Вильям Похлебкин

Многие современники считали, что Остерман был лишь декоративной фигурой. Это был "очень ограниченный, напыщенный сановник, годный лишь для того, чтобы важно носить мундир и внушать почтение на торжественных приемах".

Почему же Екатерина Вторая в течение более 20 лет терпела вице-канцлера, не приносящего никакой пользы? Принято считать, что императрица берегла его как "старого сановника, к которому привыкла". Но зачем было ей награждать его сначала орденом св. Владимира I степени в день учреждения ордена, а затем удостаивать высшей награды - ордена св. апостола Андрея Первозванного? Только ли за выслугу лет? И почему уже Павел I возводит 70-летнего старика в канцлеры? Может быть, потому что Остерман "всегда отличался честнейшими правилами и беспредельной преданностью к престолу"? Конечно, всеми иностранными делами управлял в то время не Остерман, а его ближайший помощник князь Безбородко, назначенный в 1784 году "вторым присутствующим членом Коллегии иностранных дел" с трактаментом вице-канцлера. Через его руки шли самые важные дела, а графу Остерману он оставлял "всю ту внешность, так сказать, обрядовую сторону его первенства, которая проявлялась в формальностях". Безбородко пользовался особым расположением императрицы и был для нее человеком не просто полезным, но даже необходимым. Он тоже не жаловал Остермана, писал, что этот "большой глухой, когда за руль брался, худо правил, да и вообще ничего еще не сказал, что бы не мною написано было".

В то же время денщик фельдмаршала Суворова вспоминал: "Однажды граф спросил: "Чей это экипаж?". Я, взглянув в окно, доложил: "Графа Остермана!". Фельдмаршал выскочил из-за стола и выбежал на крыльцо так поспешно, что я, находясь ближе его к двери, не мог его предупредить; лакей Остермана только что успел отворить дверцу у кареты, как он вскочил в нее, благодарил Остермана за сделанную ему честь посещением и, поговорив минут десять, простился с ним..."

В высшей государственной должности Остерман пробыл менее полугода. В начале апреля 1797 года 72-летний граф Иван Андреевич подал императору всеподданейшее прошение об отставке. На его просьбу 21 апреля Павел I обнародовал рескрипт, в котором говорилось: "С крайним сожалением усмотрел я из письма вашего желание ваше получить увольнение от всех дел по причине болезненных ваших припадков". Остерман был уволен с полным "трактаментом", им получаемым, и, кроме того, ему был подарен серебряный сервиз, находившийся у него "по месту канцлера".

Остерман провел последние годы своей жизни в Москве. Кэтрин Вильмот (подруга княгини Е.Р. Дашковой) в своем дневнике записала: "Ныне из приверженцев Екатерины в живых остались лишь граф Остерман и княгиня Дашкова, и, если бы не стены и башни Кремля, в Москве не было бы ничего примечательного, кроме балов и ужинов, которые идут сплошной чередой и прерываются лишь обедами, завтраками, утренниками и игрой в карты".

В последние годы Иван Андреевич вел переписку с митрополитом московским Платоном, которого называл своим учителем в старости. Граф посвящал свое время "дружеским с ним беседам", и вместе с братом своим Федором пользовался изустным учением богословия знаменитого сочинителя и проповедника, который собственноручно писал для них в виде уроков свои поучения.

А.А. Безбородко

Александр Андреевич Безбородко родился 17 марта 1747 года в Малороссии в семье генерального писаря. Как отмечают историки, он получил образование в Киевской духовной академии, хотя документальных подтверждений не сохранилось. В 1765 году он поступил на службу в канцелярию графа Румянцева. Безбородко довольно быстро завоевал доверие начальника и во время русско-турецкой войны 1768-1774 годов успел проявить себя и храбрым офицером, отличившимся в битвах при Ларге и Кагуле, и способным чиновником - он вел секретную переписку фельдмаршала. В 1775 году по рекомендации Румянцева Безбородко назначили статс-секретарем Екатерины II. "Представляю Вашему Величеству алмаз в коре, - сказал Румянцев императрице. - Ваш ум даст ему цену". Действительно, среди утонченных екатерининских придворных этот "алмаз", доставленный из Малороссии, выглядел грубым провинциалом. Безбородко не говорил по-французски, не был обучен изысканным манерам. Но это не помешало ему сделать блистательную карьеру.

В отличие от многих своих предшественников он оставался главным докладчиком императрицы 20 лет. Однажды в разговоре с Безбородко императрица коснулась какого-то закона; он прочел его наизусть, и когда государыня приказала подать книгу, он, не дожидаясь, когда ее принесут, сказал, на какой именно странице напечатаны те самые слова. Уникальная память Безбородко, пожалуй, более всего поражала современников. Комаровский рассказывал, что перед отъездом в Вену великий князь Константин послал его, своего адъютанта, к Безбородко осведомиться, кому и какие подарки надо будет делать при венском дворе. Александр Андреевич стал ему "рассказывать, как будто читал родословную венских вельмож, кто из них чем примечателен, кто и в какое время наиболее оказал услуг двору нашему". Комаровский слушал около часу с большим вниманием и любопытством. Безбородко перечислил всех вельмож, которых им предстояло увидеть. "Потом он сел и написал своею рукой список всех, которым должно дать подарки и какие именно... Граф, конечно, и о прочих дворах имел такие же сведения".

При такой памяти Безбородко за два года выучил французский язык, а потом еще немецкий и итальянский. Уверяли, что он владел также латинским и греческим. Официально он ведал прошениями на высочайшее имя, но в действительности ему поручались особо трудные дела самого разного свойства, которые требовали деликатности и такта. Он обладал "редким даром находить средства для благополучного исхода самых щекотливых дел". Главным поприщем Безбородко стала внешняя политика.

В России тогда вырабатывалась новая внешнеполитическая доктрина, в основе которой лежал так называемый "Греческий проект", предусматривавший восстановление Византийской империи со столицей в Стамбуле и русским ставленником на троне. Идея эта впервые была сформулирована Безбородко в меморандуме, который он составил и подал в 1780 году императрице. В том же году он сопровождал императрицу при ее свидании с австрийским императором Иосифом II в Могилеве и принимал участие в переговорах о тайном союзном договоре. Во время могилевской поездки Безбородко не только успешно справился со всеми организационными делами, но и проявил немалые дипломатические способности. Эта поездка положила начало его возвышению. Вскоре он был назначен в Государственную коллегию иностранных дел и в Государственный совет, оставшись статс-секретарем императрицы.

Безбородко отличался выдающимися способностями в разработке новых дипломатических комбинаций и служил связующим звеном между царицей и коллегией иностранных дел. Никто из сотрудников Екатерины "не мог в труднейших случаях и по какой бы то ни было отрасли государственного управления представить государыне такого ясного доклада... когда императрица давала приказание написать указ, письмо или что-либо подобное, то он уходил в приемную и, по расчету самой большой краткости времени, возвращался и приносил сочинение, написанное с таким изяществом, что ничего не оставалось желать лучшего".

В 1780 году Безбородко был причислен к коллегии иностранных дел, а после смерти в 1783 году Панина стал вторым ее членом. В этой должности он и состоял вплоть до кончины Екатерины II. Но поскольку место канцлера все это время оставалось вакантным, то главным исполнителем воли императрицы и ее первым советником в делах внешней политики был именно Безбородко. Ему направляли из-за границы депеши русские послы, с ним вели переговоры иностранные представители в Петербурге, он регулярно докладывал императрице обо всем, что обсуждалось и решалось в коллегии. Приняв деятельное участие в создании системы вооруженного нейтралитета, Безбородко подписал соответствующие конвенции с Голландией, Пруссией, Португалией и Неаполем. В 1770-1780-е годы Екатерина II много работала над новыми законами, и Безбородко активно помогал ей. Законодательные акты того времени, включая те, что издавались от имени императрицы, зачастую были написаны им собственноручно. Безбородко завоевал полное доверие Екатерины. В 1784 году он был пожалован титулом графа, а в 1797-м - светлейшего князя. Шубинский в "Исторических очерках и рассказах" писал: "Политический мир признавал за Екатериной "великое имя в Европе и силу, принадлежащую ей исключительно". В России по отдаленным захолустьям долго помнили и говорили, что в это царствование соседи нас не обижали и наши солдаты побеждали всех и прославились. Это простейшее общее впечатление Безбородко, самый видный дипломат после Панина, выражал в изысканной форме, говоря в конце своей карьеры молодым дипломатам: "Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела".