Ошибка Марии Стюарт - Маргарет Джордж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это копия письма, отправленного Екатерине Медичи… Это послание ее крестной дочери, маленькой Марии Д’Эльбеф… А это письмо ее тете, аббатисе…
Гленкерн вывалил на пол другие бумаги.
– Смотрите, это ее шифры! Только посмотрите! – он изумленно повысил голос. – Здесь не меньше шестидесяти штук!
Мейтленд взял несколько листов.
– Значит, вот что делал Риччио. Переводил ее корреспонденцию. Утомительная, кропотливая работа. Неудивительно, что она так горевала по нему. Ни у кого другого не хватило бы терпения на такое… во всяком случае не у меня. Мы не пользовались такими шифрами, когда я еще состоял у нее на службе.
– Интересно, почему вообще нужно было пользоваться шифрами? – проворчал Мортон. – Они нужны только шпионам и тем, кто занимается грязной работой.
Он скорчил гримасу и зашагал по комнате, время от времени останавливаясь, чтобы потрогать гобелены или бархатные покрывала. Эта вышивка будет неплохо смотреться в его прихожей.
– Интересно, почему она не пользовалась шифрами в своей переписке с Босуэллом? – спросил Гленкерн. – Где они были, когда она нуждалась в них?
– Э, страсть заставила ее забыть обо всем, – со смехом отозвался граф Атолл. – Можете ли вы представить, как она писала «сердце мое, душа моя, ты обещал, что мы будем вместе всю ночь» и при этом думала, как бы заменить «с» на «2», «е» на «у», и так далее?
Мужчины разразились хохотом, а граф Атолл упал на кровать. Он схватил подушку и страстно обнял ее. Потом он перекатился на бок и начал двигать бедрами взад-вперед, восклицая фальцетом:
– О, лорд Босуэлл, прекратите, прекратите, о-о, не останавливайтесь…
– Как вы думаете, где это случилось впервые? – спросил Эрскин. – Здесь?
– Это обитель зла, так что, возможно, вы правы, – ответил Мейтленд. – Я не могу удержаться от мысли, что, когда она впервые вошла сюда, этот день стал для нее роковым. Дворец как будто погрузил ее в пучину зла.
Мортон аккуратно свернул гобелен и убрал его, чтобы потом унести с собой.
– Полно вам, – сказал он. – Разве вы считаете, что если бы она обосновалась в Фолклендском дворце или Эдинбургском замке, то все сложилось бы по-другому?
– Не знаю, что и думать. Я знаю лишь одно – события здесь начали развиваться с какой-то дьявольской быстротой.
Мейтленд повернулся к окну, выходившему во двор. Люди по-прежнему стояли там в надежде на какое-нибудь развлечение.
– Здесь она слушала музыку, которую люди исполняли для нее сразу же после того, как она приехала, – он покачал головой. – Мне казалось, что она старалась понять их.
– Похоть стала причиной ее падения, – тоном праведника произнес Мортон.
– Все не так просто, – Мейтленд посмотрел на него. – Брачный обряд превращает похоть в законное супружество. Если бы одно сластолюбие могло стать причиной падения для человека, то среди нас не было бы того, кто не оказался бы в заключении в замке Лохлевен.
– Только лорд Джеймс остался бы на свободе! – пошутил граф Мар в попытке восстановить атмосферу веселья, нарушенную Мейтлендом.
– Даже Нокс не избежал бы этой участи, – подхватил Атолл. – Я слышал, он вовсю пользуется своей молодой женой. А когда он ухаживал за ней, то сам наряжался, как французская шлюха!
– Смотрите! – Мортон вскрыл запертые ящики разрисованных шкафчиков и стал вынимать шкатулки с драгоценностями. Он сломал замки и высыпал содержимое на бархатное покрывало на столе.
Здесь было все: ее личные украшения, часы, кольца, броши и ожерелья, ее семейные талисманы – «Большой Гарри» и бусы из черного жемчуга. Мортон благоговейно поднял жемчужное ожерелье, такое длинное, что ему пришлось раскинуть руки, чтобы вытянуть его во всю длину.
– Я помню, как она носила эти жемчуга, – сказал Эрскин. – Боже, как она любила их!
– А теперь они принадлежат нам, – пробормотал Мортон и облизнул губы. – Вернее, Шотландии. Подумайте о том, сколько денег они принесут в казну.
Внезапно у Мейтленда появилась идея.
– Я знаю человека, который любит жемчуг еще больше, чем наша королева, – сказал он. – Это королева Англии. Могу поклясться, что она хорошо заплатит за такую редкость. Нужно обратиться к ней с предложением.
– Вот что еще нужно открыть! – крикнул Дуглас и сорвал бархатное покрывало с серебряного ларца. Мортон с готовностью взялся за молоток и зубило. Вскоре крышка соскочила с петель.
Внутри лежали маленькие пакеты, завернутые в шелк. Мортон с трудом мог управиться с такими мелкими предметами. Наконец ему удалось развернуть один пакет. Оттуда выпала миниатюра, которая упала на пол и разбилась, прежде чем он успел поймать ее. Раздосадованный, он собрал кусочки и попытался сложить их вместе.
– Похоже на портрет Франциска, – проговорил он.
Остальные предметы оказались миниатюрными портретами ее французской семьи, Дарнли и Елизаветы. Миниатюры Дарнли и Елизаветы были встречены неловким молчанием.
– Почему она сохранила их? – спросил Гленкерн.
– Она хитроумна, – сказал Мортон. – Как видите, тут нет ни одного портрета Босуэлла.
Он убрал миниатюры и вернулся к столу с драгоценностями. Пока он пожирал взглядом самоцветы, остальные принялись систематически опустошать ящики и сундуки. Потом Гленкерн вскинул голову и закатил глаза.
– Папистская часовня! – неожиданно воскликнул он. – Ее нужно разрушить!
– Да! – вскричал Дуглас. – Сердце и душа ее нечестивой веры! Сегодня воскресенье, как раз подходящий день, чтобы избавиться от этой скверны!
Вместе они выбежали из покоев королевы и направились к часовне. Завернув за угол, они увидели распахнутые двери католической молельни, не имевшей скромности даже для того, чтобы прикрыться от их взглядов, и бесстыдно обнажившей свое чрево, словно вавилонская блудница. Двое мужчин с воплями устремились внутрь и начали срывать стенные занавеси. Потом они опрокинули алтарь, открыли ковчег, где хранились освященные облатки для причастия, и разбросали их по полу. Тут Гленкерна посетила интересная мысль. Набрав пригоршню облаток, он выбросил их в окно, где собралась толпа горожан. Люди со смехом ринулись вперед, стали хватать священные хлебцы и швыряться ими друг в друга.
– Избавьтесь от этой мерзости! – крикнул Дуглас и пнул резную деревянную панель у основания алтаря. Гленкерн отдирал резные украшения из слоновой кости, разбивал статуи святых и крушил витражи из разноцветного стекла. Через несколько минут часовня превратилась в груду руин.
– Нокс бы гордился нами, – произнес Дуглас. – Он всегда говорил: «Срубите дерево, иначе птицы снова угнездятся на его ветвях». Это дерево срублено!
Остальные четверо ждали их у дверей королевских покоев, тяжело нагруженные вышитыми покрывалами, гобеленами, драгоценностями, посудой и картинами.
– Возьмите что хотите и пойдем отсюда, – обратились они к разрушителям часовни.
Среди трофеев Мейтленда находилось распятие из слоновой кости, снятое со стены. Он собирался послать его Марии в Лохлевен. Старинное распятие прибыло из Франции и, несомненно, имело какую-то особую ценность для нее.
– Мортон, вы собираетесь отослать королеве ее миниатюры? – спросил он. – Они ничего не стоят, и я не представляю, как вы можете получать удовольствие от созерцания портрета лорда Дарнли.
Мортон сердито посмотрел на него. Пожалуй, Мейтленд заставил бы его вернуть и рубиновую черепашку… если бы видел, как он сунул ее в карман.
– Разумеется, – раздраженно буркнул он.
XXXVI
Казалось, что для Марии уже не будет никакого пробуждения. Морские сны о Босуэлле смешивались с другими снами о замке Стирлинг и о человеке, который наполовину был лордом Джеймсом и наполовину Дарнли, снами о лютых ветрах и скачках на пони из далекого детства. Жена лорда Линдсея несла стражу у ее постели до тех пор, пока через два дня не прибыли ее фрейлины с узлами одежды, молитвенниками и лекарствами.
– Она находилась в таком состоянии после того, как приехала сюда, – тихо сказала леди Линдсей и показала им королеву, по-прежнему лежавшую в постели. – Она не ела и не вставала.
Женщина казалась искренне озабоченной. Мэри Сетон подошла к кровати и молча встала у изголовья, глядя на свою госпожу, с которой ей приходилось бывать в разных местах на протяжении многих лет. Она видела, каким белым и почти бескровным стало лицо королевы, как неподвижно она лежала. Казалось, она погрузилась в нечто более глубокое, чем крепкий сон.
Мэри опустилась на колени и взяла Марию за руку. Рука была вялой и холодной. Она сжала ее и попыталась растереть. Потом она отвела назад спутанные волосы королевы и помассировала ей виски.
– Ваше Величество, – прошептала она ей на ухо. – Мы пришли помочь вам.
Мария никак не дала понять, что слышит ее, и ее глаза оставались плотно закрытыми.
– Здесь очень сыро, – сказала Мэри Сетон. – И слишком холодно, хотя на улице тепло и светит солнце. Мы можем развести огонь?