Последнее письмо от твоего любимого - Джоджо Мойес

Приветики! Завтра уезж. в отпуск, напишу, как приеду, береги себя. Д. Цел.

Она разочарована: и это все? После такой потрясающей, романтической ночи? После непреодолимого желания и страсти? И все, что он может ей сказать: «Приветики»?

Элли перечитывает сообщение и начинает уговаривать себя, что, вообще-то, Джон никогда не пишет длинных сообщений. Он сразу сказал ей, что это слишком рискованно. Вдруг жена прочитает какое-нибудь компрометирующее сообщение прежде, чем он успеет его удалить? Ну и вообще: «береги себя» — это же так мило, правда? Значит, ему не все равно и он заботится о ней. Постепенно успокаиваясь, Элли думает о том, насколько вольно она трактует его скупые слова. Ей кажется, будто у них такая необыкновенная связь, что все остальное просто неважно: она и так знает, что на самом деле хочет сказать ей Джон. Но иногда, в такие дни, как сегодня, она сомневается, стоит ли за его словами нечто большее.

Что же ответить? Желать хорошего отпуска как-то странно, ведь на самом деле ей хочется, чтобы отпуск прошел просто ужасно, жена отравилась экзотической едой, дети все время ныли, а погода оказалась на редкость плохой и им пришлось большую часть времени просидеть в четырех стенах. Она хочет, чтобы он сидел в номере и скучал по ней, скучал по ней, скучал по ней…

И ты береги себя. Цел.

Оторвавшись от телефона, Элли видит, что Рори бесстрастно разглядывает грузовики за окном, притворяясь, что ему совершенно неинтересно, чем она там занимается.

— Извини, это по работе, — оправдывается она, убирая телефон в сумку.

«Интересно, почему я не хочу сказать ему правду? Мы могли бы стать друзьями. Мы, собственно говоря, уже друзья. Почему бы и не рассказать ему о Джоне?»

— Как ты думаешь, почему теперь никто больше не пишет таких писем? — спрашивает она, доставая из сумки папку. — В смысле, мы, конечно, пишем сообщения и мейлы и так далее, но никто не пишет таким языком, правда? Как будто все боятся сказать правду, в отличие от нашего неизвестного любовника.

От редакции отъезжает последний грузовик. Пустой, безжизненный фасад здания, черная зияющая дыра входа, освещенная уличными фонарями. Даже не верится, что в здании все еще находятся сотрудники, которые готовят к выходу утренний выпуск и вносят последние поправки в первую полосу.

— Может, кто-нибудь и пишет, — отвечает он более грубо, чем обычно. — Или мужчины теперь просто не знают, чего от них хотят услышать женщины.

Обеим подругам долго добираться до спортивного зала в районе Суисс-Коттедж, тренажеры там постоянно ломаются, а администратор так злобно смотрит на них, что они считают ее тайным агентом темной стороны. Но ни ей, ни Ники не хочется тратить время на то, чтобы закрыть членские карты и найти другой, более подходящий клуб. Уже несколько лет подряд они встречаются здесь раз в неделю, тяжело дыша, крутят педали велотренажеров, подвергают себя пыткам со стороны сочувственно смотрящих на них двадцатилетних тренеров. Проплыв несколько обязательных кругов в бассейне, они идут в баню или сауну, убеждая друг друга, что это «полезно для кожи», а на самом деле — просто чтобы поболтать.

Ники сегодня опоздала: она готовится к конференции в Южной Африке и задержалась на работе. Они никогда не обижаются друг на друга за опоздания. Что ж, такое случается, карьера — прежде всего. Хотя Элли, вообще-то, так до сих пор и не понимает, чем именно занимается ее подруга.

— А там жарко будет? — спрашивает она, поправляя полотенце на раскалившейся в сауне скамейке.

— Думаю, да, — вытирая глаза, отвечает Ники. — Хотя не уверена, что мне удастся понежиться на солнышке, моя новая начальница — настоящий трудоголик. Хотела взять недельку отпуска по приезде, но она меня не отпустила.

— Ну и как она?

— Да нет, она нормальная, не то чтобы баба с яйцами, но работает на износ и не понимает, почему остальные не хотят так же вкалывать. Знаешь, я скучаю по старине Ричарду, при нем у нас хотя бы по пятницам был длинный обеденный перерыв.

— Ники, у кого сейчас нормальный обеденный перерыв.

— У вас, журналюг, у кого ж еще. Вы же только и делаете, что пьете шампанское за счет редакции, пока берете интервью у очередной знаменитости.

— Ага, как же. Моя начальница мне спуску не дает, — жалуется Элли и рассказывает Ники об утреннем разговоре с Мелиссой.

— Да, тебе надо быть поосторожней, — понимающе кивает она. — Похоже, ты попала в черный список. Статья-то двигается? Может, тогда она от тебя отстанет?

— Пока не знаю, что из этого выйдет… И мне как-то неловко использовать этот материал, — признается Элли, почесывая пятку. — Письма просто чудесные, такие искренние. Если бы мне кто-нибудь написал такое письмо, я бы не хотела, чтобы его читали все, кому не лень.

Элли ловит себя на том, что говорит совсем как Рори, и теперь она уже не так уверена в правильности своего решения. Она и не ожидала, что ему не понравится идея опубликовать письма. Ей казалось, что у всех сотрудников «Нэйшн» общая система ценностей: газета на первом месте — «старая школа».

— Да? А я кричала бы об этом на каждом углу. Не знаю ни одного человека, которому бы писали любовные письма. Ну, разве что моей сестре минимум два раза в неделю писал ее жених, когда переехал в Гонконг в девяностые. Она мне как-то показывала, — фыркает Ники. — Хотя в основном он писал о том, как скучает по ее попке.

Подруги хохочут, но дверь вдруг открывается, и в сауну заходит еще одна женщина. Они вежливо улыбаются друг другу, женщина залезает на верхнюю полку и аккуратно расстилает полотенце.

— Кстати, на прошлых выходных я видела Дага.

— Как он там? Уже осчастливил Лену?

— Он, вообще-то, про тебя спрашивал. Боится, что расстроил тебя. Говорит, вы повздорили.

— Да нет, все в порядке, — отмахивается Элли, вытирая потекшую тушь. — Просто он… живет в другой реальности, — заканчивает она, украдкой взглянув на женщину на верхней полке.

— В мире, где ни у кого нет внебрачных связей.

— Он принялся говорить мне, как плохо я себя веду. Мы разошлись во мнениях по поводу жены Джона.

— В смысле? — спрашивает Ники, но Элли ерзает на полотенце и выразительно смотрит наверх.

— Не обращайте на меня внимания, — доносится из клубов пара голос незнакомки. — Все подслушанное в сауне разглашению не подлежит, — смеется она, и девушки вежливо улыбаются в ответ.

— Ну, он спросил, думаю ли я о ее чувствах, — вполголоса объясняет Элли.

— По-моему, это не твоя забота, а Джона.

— Да, но ты же знаешь Дага. Он же самый добрый мужчина на свете! — восклицает Элли, убирая со лба челку. — Он прав, Ники, но я же ее вообще не знаю, для меня она не реальный человек. Какое мне дело, что с ней будет? Ей принадлежит единственный мужчина, который может сделать меня счастливой. И вряд ли она так уж сильно его любит, раз ей нет дела до того, что ему нужно и чего он хочет. Ведь если бы они были счастливы, он бы не стал со мной встречаться.