Координата поврежденности - Владлена Дан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожалуйста.
Пожалуйста.
Пожалуйста!
Но сколько бы он ни набирал, сколько бы ни умолял – в трубке повторялось одно и то же: «Оставьте ваше сообщение после сигнала».
Мама снова застонала и, прекратив попытки дозвониться, Мин бросился к ней, уже не в состоянии контролировать подбирающуюся к горлу истерику. Ему никогда в жизни не было так страшно… Его маленькое тело оказалось не готово столкнуться с тем огромным ужасом, обрушившимся на него в обличии человека, которого он любил больше всех.
– Ч-что… мне сделать, мама? Как тебе помочь? – От лихорадочных движений руки случайно соприкоснулись с кровью, окрашивающей все вокруг мамы, и Мин в исступлении посмотрел на них.
Его сестра… ребенок, которого он опасался.
– Просто держи меня за руку. Папа обязательно приедет… Он спасет нас с малышкой. Всех нас…
* * *
Потом он попытается вспомнить, что произошло дальше. Как прошла та ночь, утро, а за тем и весь день. Однако ничего не получится, как бы он ни пытался. Психиатр, к которому его насильно отправят, скажет, что сознание заблокировало большинство воспоминаний, с которыми не справилось. Зато слова «Просто держи меня за руку» и «Папа обязательно приедет» будут преследовать повсюду. Они стали последними воспоминания о ней, остальное – пустота.
В больнице он услышит шепот врачей, которые не знали, что он уже пришел в сознание: «Мальчик находился в состоянии аффекта», «Смерть наступила под утро», «Перепачканный кровью он почти сутки просидел у тела матери».
Услышав это, Мин понял – его мама умерла. А он даже вспомнить не мог, когда именно ее рука перестала сжимать его руку, и почему он, словно парализованный, все продолжал сидеть подле нее. Почему не позвал на помощь? Почему не побежал к соседям или не позвонил кому-то еще? Эти вопросы будут съедать его несколько следующих лет, пока он не поймет – ответы не спасут. Не восстановят семью, не воскресят маму, не вернут ощущение безопасности.
Он больше не сможет чувствовать себя безопасно в собственном доме. Не будет любить этот особняк, ведь именно он стал свидетелем самой нелепой и несправедливой смерти, которая ему только представлялась.
Учиться быть старшим братом не пришлось. Его сестра не отнимала внимание мамы, потому что просто ушла вместе с ней. И нет отныне у нее будущего. Как и у мамы. И теперь казалось, что и у него самого.
Только одна мысль перекрывала даже эти страшные откровения и позволяла держаться, невзирая на пережитое. Чем больше Мин приходил в себя, тем сильнее каждую клеточку тела заполняло осознание – его отец не пришел. Он спасал кого-то чужого, позволив умереть своей жене. Его маме.
Говорят, дети не умеют ненавидеть. И до этого ему не доводилось испытывать это чувство, но уже тогда, лежа на больничной койке, Мин принял решение: он никогда не простит отца.
Отец не был супергероем, не был примером для подражания. Он был тем, кем Мин ни за что не станет. Олицетворением того, что Мин собирался ненавидеть всю оставшуюся жизнь.
_________________________________
(Freya Ridings – Lost without You)
17 глава
Стоило догадаться раньше: чтобы отец вновь замечал его, ему следовало лишь повести себя как истинный сын врача и спасти чужую жизнь. Для него и раньше не было секретом, что Равит Вонграт, как и многие родители, жаждал видеть в ребенке отражение собственного призвания. Но он так отчаянно избегал любого столкновения с больницами, врачеванием, а схожести с отцом – больше всего, что тот давно должен был уяснить: смерть матери перечеркнула эту дорожку для сына.
И все же читающееся в отцовских глазах удивление, когда тот услышал историю о помощи беременной девушке, раздражало. Будто отец не мог поверить, что Мин вообще способен кому-то помочь. Будто все еще считал его тринадцатилетним испуганным мальчиком, который позволил матери умереть и даже не позвал на помощь.
Мин и сам себя осуждал за это, но никогда не позволял отцу. Он тогда был ребенком, а Вонграт-старший – высококвалифицированным врачом. Истина, которую помог осознать психолог и которая позволила ему не захлебнуться в чувстве вины и жить дальше. Даже если и в такой искалеченной форме, отдающей прокисшим соком тоски и одиночества.
Поэтому смесь удивления, недоверия и какой-то благодарности в каждой морщинке строгого отцовского лица выводила Мина из себя, сбивая с толку. Он сделал это не для него. И даже не по собственному желанию. Это заслуга Лайта. А ему не нужны лавры, тем более чужие.
Только на следующий день после долгого сна он уже спокойнее проанализировал события прошлой ночи и понял, что в очередной раз благодарен докторишке. Знание того, что он внес свою лепту в спасение чужой жизни (а вместе с новорожденной двух), подарило ему незнакомую ранее легкость.
Поэтому Лайт и хотел стать врачом? Мин начинал понимать… Он ощущал, что хотя бы частично искупил свое оцепенение с матерью. Жизнь за жизнь. Хотя не следовало углубляться в подобные размышления; он давно не думал о том дне, да и впредь не собирался. А еще он не мог поверить, что впервые за десять лет оказался в больничных стенах и не испытал удушающих спазмов, парализующих тело. Может, потому что больница не принадлежала его отцу? Или потому что он тогда все еще пребывал в шоке и не до конца протрезвел? Или потому что рядом находился Лайт?
Разливающееся по телу от этого имени тепло заставило встать с кровати и проверить, как себя чувствует его обладатель.
Сегодня был первый день их нестуденческой жизни.
Он не знал, сколько продлится его передышка перед вступлением в должность, но предполагал, что она будет краткосрочной. Может, ему воспользоваться резким расположением отца после случившегося и попробовать выиграть для себя еще время? Ведь разве стоит винить утопающего за попытку вдохнуть еще хотя бы раз, даже если исход предрешен?
Мин оделся, вышел из своей спальни и направился в комнату напротив. Он постучал, но ответа не последовало, хотя шум по другую сторону закрытой двери отчетливо слышался. Так что пришлось зайти без чужого согласия. Увиденное выбило из колеи.
Да, спальня Лайта и раньше отличалась беспорядком, однако теперь
