Тысячу раз «да» - Рони Лорен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он мгновение ошеломленно смотрел на нее, а затем выдохнул.
– Хорошо. Прости.
– Спасибо. – Она сильно ткнула его в плечо. – Ты великолепен, и это причиняет боль. Так что позволь уж мне забрать мое разбитое сердце, черт возьми. Я заслужила право на это чувство.
Его плечи поникли, а на лице появилось выражение глубокой печали.
– Я не хочу разбивать твое сердце, Холлин. Не хочу видеть тебя расстроенной. Ты мне не безразлична, очень.
Дрожь в его голосе вызвала у нее боль в груди. Это не было равнодушием. Джаспер действительно страдал из-за этого решения. Она потянулась и взяла его за руку.
– Я верю тебе. Я знаю, что ты не пытаешься причинить мне боль. Просто у тебя уже есть любовь всей твоей жизни – твоя карьера. У меня никогда не было шансов в этом соревновании. Если ты не воспользуешься этой возможностью, ты просто возненавидишь меня, и это все равно обречет нас. В любом случае мы подошли к концу нашей истории.
– Боже, как же паршиво, – устало сказал он.
– Да. Очень. – Слезы снова навернулись ей на глаза, несмотря на попытки сдержаться.
– Иди сюда, – сказал он наконец, притягивая ее к себе. Она охотно прильнула к его груди, он обнял ее за плечи. Вот так. Она закрыла глаза и прислушалась к учащенному биению его сердца, вдохнула его запах, попыталась запечатлеть все это в своей памяти.
Давным-давно я был влюблен…
– Может, я и не получу эту роль, – тихо сказал он.
Она фыркнула.
– Заткнись. Ты пройдешь это прослушивание. Кензи не проделала бы весь этот путь, если бы не была в этом уверена. Думаешь, она захотела зачем-то прийти к своему бывшему? Ты нужен ей именно для этого. Это единственное объяснение.
Джаспер зарылся носом ей в волосы, глубокий выдох заставил ее волосы затрепетать.
– Ненавижу. Зачем вселенной сводить нас вместе лишь для того, чтобы заманить в ловушку и подменить карты, едва мы только начали?
Она обняла его за талию, жалея, что ей нужно его отпустить.
– Может быть, потому что вселенная знала, что мне был нужен ты. Без тебя я бы до сих пор пряталась в своем кабинете, возможно, осталась бы без работы. Даже если бы мы знали друг друга всего пару месяцев, время, которое мы провели вместе, направило мою жизнь в другое русло – в лучшую сторону. Я не жалею об этом, даже несмотря на то что это будет чертовски больно, когда ты уйдешь.
Джаспер крепче обнял ее, прижимая к груди.
– Ты мне тоже помогла. Это время с тобой было…
Она пошевелилась, ослабляя его хватку, и села, прижав руку к его губам.
– Не нужно речей. Пожалуйста. От этого будет еще больнее.
Выражение лица Джаспера стало напряженным, но он кивнул, и она опустила руку.
– Ладно. Никаких речей.
Она вгляделась в его лицо, и еще одна мысль пришла ей в голову. Не только у нее должны были вот-вот рухнуть надежды.
– Труппа уже знает?
Он поморщился.
– Нет. Я не хочу, чтобы они знали, пока это не будет решено на сто процентов. Пожалуйста, ничего не говори.
– Но…
– Они возненавидят меня, и это их отвлечет. Я хочу, чтобы они выложились по полной в субботу вечером, а они сделают это только в том случае, если будут верить, что ставки реальны. Они все талантливы. И на самом деле я им не нужен, чтобы получить театр. Если инвесторы увидят шоу и захотят принять участие, я попрошу Моник взять на себя ту роль, которую собирался играть в управлении бизнесом, если она этого захочет. Они могут получить театр и без меня.
Холлин нахмурилась.
– Ты – неотъемлемая часть шоу, Джас.
– Они могут вести шоу и без меня, – твердо сказал он. – Я не лишу их снова этой в возможности. Я буду в субботу с вами, поддержу тебя и труппу на сцене, отдам этому все, что у меня есть, и мы сделаем так, чтобы для них все сложилось удачно. Я хочу достичь своей мечты, но я не собираюсь им мешать.
Холлин встретилась с ним взглядом, чувствуя себя не очень хорошо из-за перспективы держать это в секрете от труппы.
– Ладно. Но ты обещаешь, что будешь? Я не хочу объяснять, почему тебя нет.
Он протянул руку, как будто собирался коснуться ее лица, но затем опустил ее.
– Я клянусь. Я буду.
Она кивнула и проглотила комок в горле.
– Итак, я полагаю, пришло время для нашей последней тренировки в наших фальшивых отношениях, да?
– Что ты имеешь в виду?
– Разрыв.
– Холлин, – сказал он с болью в голосе.
– Я должна швыряться вещами? – спросила она, пытаясь улыбнуться. – Или обзывать тебя? Может быть, захлопнуть несколько дверей или дать тебе пощечину?
Уголок его рта приподнялся в грустной ухмылке.
– Тебе от этого станет лучше?
Она подняла руку и легонько шлепнула его по лицу.
– Не сработало.
– Может быть, попробуем что-нибудь еще?
Она пристально смотрела на него, запоминая каждую черточку его лица.
– Может быть, мне нужно обратное.
– Что? – Его голос был мягким, знающим, как будто он мог прочитать каждую мысль в ее голове.
– Настоящее прощание. – Она поднялась с дивана и протянула руку. – Пойдем в постель, Джаспер Дирс. Уже поздно.
Его глаза нашли ее взгляд, в них была тоска.
– Холлин, ты уверена…
– Уверена. Давай закончим хорошими воспоминаниями.
Джаспер взял ее за руку, поцеловал костяшки пальцев и позволил отвести себя в спальню.
Это не будет длиться вечно. Но у них может быть еще одна ночь.
Этого ей должно было хватить на всю жизнь.
Потому что одну вещь она знала наверняка. Независимо от того, какие мужчины появятся в ее жизни в будущем, она больше никогда не встретит такого, как Джаспер Дирс.
Глава тридцатая
Кензи преобразилась. Она стояла напротив Джаспера в комнате для прослушивания, с волосами, разделенными посередине пробором и собранными в тугой пучок на затылке, в платье тусклого серого оттенка, а макияж был настолько неброским, что казалось, будто его вовсе нет. Аврора Боринг оживала.
Она настояла, чтобы Джаспер гладко выбрился для прослушивания – у Эдди Экстатика не было щетины – и оделся в ярко-розовое поло и брюки. Они репетировали эту сцену в офисе по нескольку часов каждый день с тех пор, как приехали в Лос-Анджелес. Но на этот раз режиссер и один из продюсеров сидели в комнате, готовые увидеть их выступление и определить судьбу Джаспера.
Они вчетвером встретились заранее, чтобы обсудить концепцию шоу, и у Джаспера сложилось впечатление, что эта роль на девяносто девять процентов принадлежит ему. Ему всего-то и нужно было не облажаться во время этого прослушивания, и
