Цветы всегда молчат - Яся Белая

– Я сочувствую, что вам, Марлен, так не повезло! У меня же в жизни почти ничего не изменилось. И пусть реальность моя после замужества не была радужной, но зато лазурной, вся усыпанная звездами и увитая розами! И такой прекрасной, что у меня просто слов нет! – И осеклась, потому что утонула в той нежности, в которой купал ее теплый и сияющий взгляд Ричарда.

Марлен, ухмыляясь, наблюдала за ними. Потянувшись, словно сытая кошка, и почти выпростав при этом обширную грудь из плена корсажа, она лениво произнесла:

– Не горячитесь, милочка! Это ни к чему и уводит нас от смысла того, о чем я завела речь. Ваши родители наверняка говорили вам, что, приехав в Рим, следует вести себя, как римляне. Вы же, явившись в мир, который уже давно привык жить по своим законам, лихо решили переделать их под свои. Интересно, чем вы руководствовались? Ведь не факт же, что ваши взгляды на жизнь – единственно верные. И даже если то, что вы слышите или чему являетесь свидетелем, удивляет вас или даже шокирует, еще не значит, что это плохо!

Джози смотрела на нее широко открытыми глазами, не выпуская все еще ладонни Ричарда. Половина того, что говорила эта женщина, едва касалось понимания новоиспеченной богини, но все же Джози чувствовала, что поступила глупо и опрометчиво, и от этого осознания густая краска смущения заливала ее щеки.

– На ваше счастье, Нимвей прибежала ко мне, потому что я дружила с ее матерью и опекала малышку, когда той не стало. И хорошо, что здесь оказался ваш муж…

– Что? Ричард, вы были здесь, оставив меня в Высоком Доме? – Джози вскочила, глаза ее метали молнии.

Ричард улыбнулся.

– Простой смертный не имеет права находиться при неких ритуалах, в которых участвует богиня, ваши прислужницы явно мне дали это понять. – Совершенно спокойным тоном, словно не он только что плавился от нежности, парировал он.

Джози взбесилась.

– Но что вы, позвольте спросить, делали здесь?! С этой особой?

– Обсуждали римских философов, – обыденно проговорил Ричард, закладывая руки за голову и откидываясь на спинку дивана.

– Каких еще философов? – продолжала вскипать Джози.

Марлен подвинула к себе кальян и затянулась, с легким прищуром наблюдая за происходящим.

– Какие бы они ни были, ангел мой, вам они будут неинтересны. Уверяю вас, все они – крайне занудные типы и книги у них без картинок.

Его спокойствие и ирония, сквозившая в каждом слове, лишали ее способности мыслить здраво.

– Вот как! – вскричала она. – Ей, значит, интересны, а мне неинтересны! Это верх наглости!

Как он смеет ей такое говорить!

– При всей любви к вам, цветочек мой, я вынужден признать очевидное – поэтому скажу: да! К тому же вас следует удобрять нектаром стихов и комплиментов, чтобы вы благоухали, – он взял ее руку и поднес к губам, насмешливо наблюдая за ней при этом из-под очков.

Грудь Джози высоко вздымалась от бушующей в ней смеси обожания и злости. Ей хотелось одновременно убить и обнять. Джози никогда прежде не испытывала подобного и теперь не знала, что с этим делать.

– Наслаждайтесь, детка! – ответила на ее мысли Марлен. – Времени, отведенного на счастье, так мало и оно столь скоротечно! Оставьте политику и переустройство мира другим, тем, кто понимает, что такое игра с мнением большинства. Нимвей лишь пересказала вам расхожую байку о том, как несчастны секры. Просто так удобнее. Узнай местные женщины, как мы живем на самом деле, вот тогда был бы бунт – они не захотели бы быть матерями и женами и ухаживать за своими мужьями. Нет, их жизнь по-своему хороша и прекрасна, и мать Нимвей хотела ей такой жизни, но я лично никогда бы не стала меняться местами даже с женой вождя. Я слишком лелею свою лень. И кстати, этот бедняга, сын вождя, он ведь действительно любил девочку, но теперь, когда вы, дитя мое, опрометчиво сделали ее своей верховной жрицей, он и приблизиться к ней не посмеет. Таков местный закон.

– О господи! – Джози положила ладони на свои горящие щеки. – Что же я натворила! Он ведь будет страдать!

Ричард горько усмехнулся от ее возгласа, а Марлен улыбнулась дружески:

– Не так, как страдал бы европеец, он с восторгом примет волю богини и будет, наряду с другими, воздавать почести верховной жрице. Ведь это просто другая разновидность поклонения, к которому склонен каждый влюбленный, я права, мистер Торндайк?

Ричард согласился с ней.

– Вот и хорошо, – сказала Марлен, – вас уже ждут на здешнем горячем источнике, а потом отдохните как следует. Утро вечера мудренее. Завтра будет великий день…

Горячий источник и благовония, которыми умастили ее тело прислужницы, разморили Джози. И когда Ричард принес ее в специально приготовленные покои и опустил на ложе, усыпанное лепестками цветов, она почти сразу отключилась. Улыбаясь и пряча его ладонь себе под щеку.

Ричард лежал рядом, боясь вздохнуть и пошевелиться, чтобы ненароком не спугнуть дивное волшебство ее сна. Но когда дыхание ее стало ровным и глубоким, он осторожно высвободил руку и, наклонившись, легко коснулся губами ее чистого лба, завитков волос…

Она и представить себе не могла, как хороша!

– Прощай, мой Алый Гибискус! – прошептал он. – Ты подарила мне столько радости! Я смогу умереть счастливым, представляя твое прекрасное лицо! Завтра будет праздник в честь богини. И ты будешь смеяться и сиять. Ты больше не вспомнишь меня, они обещали мне! Пусть все твои мечты всегда сбываются… Прощай… Люблю тебя…

Он отвернулся, прикрыв глаза дрожащей рукой. У него так и не получилось разучиться надеяться. Чтобы не растерять остатки самообладания, он поспешил выскочить за дверь, где его, нетерпеливо хлопая крыльями, уже ждали Отправители Наказаний. Они набросили на него сеть, которая, несмотря на кажущуюся невесомость, заставила его рухнуть на колени, и уволокли в зловеще мерцавший пространственный коридор.

И все-таки, подумалось Ричарду напоследок, он должен быть благодарен судьбе за то, что та в своей немыслимой щедрости подарила ему возможность прикасаться к совершеннейшему из цветков…

Будь счастлива, любимая…

Глава 28. Не рви на потеху цветы

Сиденгам, вилла «Кристальный ручей», 1848 год

Сухопарый старик с неожиданной в таком тщедушном теле силой ударил по щеке миловидную молодую женщину. Его глаза гневно сверкали.

– Я думал, что вырастил свою дочь порядочной, а она оказалась продажной девкой! Я вернулся из дальней поездки – и что вижу: выродка, бастарда? – он кивнул в сторону двухлетнего мальчика со слишком взрослыми ярко-синими глазами. Ребенок жался к матери, но испуга на его пытливом личике не было.