Приключения человека в шляпе - Ярослав Бабкин

– Эй вы, я здесь не пройду, – он остановился, – дальше лезьте сами, если такие тощие.

Конвоир покачал головой и несколько раз указал тупой стороной копья вперед.

Хеммет побагровел и решительно замотал головой.

Конвоир вздохнул и развернул оружие к нему острием. Синклер злобно покосился на внушительную и довольно остро заточенную железку. Его визави легонько кольнул репортера пониже спины. Хеммет засопел, развернулся боком и, кряхтя, протиснулся в расселину.

– Я вам это еще припомню… – пообещал он с той стороны.

Настала моя очередь. Я тоже не отличался субтильностью, хотя до богатырских плеч Синклера мне, конечно, было далеко. Лишившись нескольких пуговиц и слегка порвав штанину о выступ скалы, я смог пробраться через сужение. Дальше расселина начинала расширяться и в итоге мы оказались в крошечной долине, слегка напоминавшей большую кастрюлю – почти цилиндрической и с отвесными стенами. К моему немалому облегчению Эльза, Михель и Юлиус уже были здесь живы и здоровы… кажется.

– Эльза, вы в порядке? У вас кровь на рукаве.

– Нет, это не моя, когда они напали, я успела выхватить стилет, и ранила одного из них…

– Довольно смелый шаг, – заметил Хеммет.

– И опрометчивый, – добавил я, – вряд ли он поспособствует их дружелюбию… Кстати, а откуда у вас стилет? Никогда не думал, что это популярный дамский аксессуар для выездов на природу.

Она подняла на меня разноцветные глаза.

– Вы могли бы напасть на них в проходе, отобрать оружие и отбиваться. Там узко, им пришлось бы нападать по одному…

– Фрейлейн Кралле. Я всего лишь одинокий научный работник, а не все триста спартанцев во главе с царем Леонидом. Как ни удивительно, но я все еще питаю надежды вернуться в Европу по возможности целиком, а не по частям.

Она насупилась. Привлеченный нашим разговором один из людей в белом что-то пробормотал и тронул ее за рукав. Девушка вырвала руку и отшатнулась к стене. Я вспомнил ее слова о том, что она лучше покончит с собой, чем окажется в руках дикарей. Похоже, сейчас ей действительно было очень страшно. Что ж у каждого свои фобии.

– Не бойтесь, – попытался я ее ободрить, – все нормально, они настроены достаточно миролюбиво…

Мне на спину незамедлительно обрушилось древко копья одного из миролюбцев. Указав острием на проход с другой стороны долины, он недвусмысленно дал понять, что наше путешествие еще очень далеко от завершения.

Идти пришлось долго. Мы кружили по ущельям, поднимались на каменные гребни и петляли в каких-то провалах среди замысловато обточенных ветром скал. Довольно быстро я потерял ориентацию и понял, что, обратной дороги уже не найду. Хоть бы Хеммет оказался лучшим следопытом.

В конце концов мы оказались на дне небольшой расселины, открывавшейся в сторону котловины. Стены нависали козырьками, укрывая дно от палящих лучей африканского солнца. Вдоль расселины рядами возвышались небольшие хижины и навесы. Между ними чернели вырубленные в бежевом камне проходы, уходившие в толщу скалы. Довольно шаткого вида лестницы поднимались к жилищам и пещерам верхних ярусов. Над всем этим курился сизый дымок множества очагов. Толпившиеся поодаль дети и женщины с любопытством и испугом разглядывали наш отряд.

– Да тут целый город! – воскликнул Хеммет, – кто бы мог подумать.

– Кажется, вы как-то заявили, что Африка чиста от признаков цивилизации и встретить заброшенный древний город здесь решительно невозможно, – напомнил я, – помните нашу беседу на цеппелине?

Синклер пробормотал что-то не слишком внятное.

Нас ввели под естественный скальный навес. В дальней стене виднелся проем, за которым уходила наверх вырубленная в песчанике лестница. Сбоку я с удивлением заметил массивную кованую решетку, отгораживавшую темную полуподземную нишу. Кто-то из местных с душераздирающим лязгом освободил циклопический засов и отодвинул решетку.

– Вы хотите сказать? – возмутился репортер, – Что… Туда!? Да как вы…

Легкий укол копья вынудил его отказаться от дальнейших протестов, и мы спустились в царивший внизу полумрак. Кованая решетка с грохотом задвинулась, надежно отгородив нас от внешнего мира.

– Lasciate ogni speranza voi ch 'entrate, – пробормотал расстроенный Хеммет, – оставь надежду, всяк сюда входящий…

– Вы любите Данте? – донесся знакомый голос из темноты, – отрадно слышать, но все же не стоит настолько драматизировать наше положение.

– Профессор! Вы живы?

Я постарался разглядеть говорившего. В нише было на редкость темно, особенно после яркого солнца наверху.

– Вполне, мой друг. Мы как раз собирались возвращаться, когда эти… эти… даже не знаю как их лучше назвать. Наверно туземцы, да туземцы, нас атаковали. Эти чудовища выпустили всю мою коллекцию! Представляете? Varanus niloticus необычной окраски, уникальный экземпляр, возможно даже новый подвид!

– Как я рад вас видеть, профессор, – Хеммет горячо тряс его руку, – я уж было подумал о самом худшем, когда наткнулся на перевернутый вверх дном лагерь.

– Да что со мной могло случиться. Вот моя коллекция. Они всех… всех до одного выпустили. А ведь я убежден, что пойманный мной накануне шипохвост принадлежал к новому виду, я уже хотел назвать его Uromastyx Zerzurae – Шипохвост Зерзурский. Впрочем, мы можем использовать и иной вариант обозначения…

– Ортенсия с вами? – поинтересовался Хеммет, оглядывая яму.

– Увы…

– Что с ней случилось!?

– Девушки как раз перед нападением отправились вниз, в ущелье, мы нашли там несколько весьма симпатичных цветов, и им захотелось взять их с собой.

– И вы их отпустили? Одних?!

– Почему одних? С ними был этот, как его, Фокс.

– Но этот картежник совершенно не способен защитить их от опасности! Как вы могли быть так легкомысленны!

– Какой еще опасности. Они отлучились на четверть часа набрать цветов в полумиле от лагеря… Мы сто раз туда спускались и никого крупнее цесарок не встретили.

Хеммет отер лоб и присел на камень.

– Когда мы нашли вашу стоянку, лестница была поднята наверх, – добавил я.

– Значит, они поднялись уже после того, как туземцы угнали нас сюда, – рассудительно заметил герпетолог.

– Тогда мы бы застали их в лагере, – пробормотал Хеммет, – им должно было хватить сообразительности остаться там, ожидая нашего прибытия. Если только туземцы не…

– Вряд ли, – покачал я головой, – раз они доставили нас сюда, значит и их тоже должны были привести.

– Может они приносят девственниц в жертву, – неожиданно серьезно произнесла Эльза.

– Уж матроса Фокса то эта участь должна была миновать, – я фыркнул, не в силах удержать смешок, – ради всего святого, оставьте эти страшные истории для приключенческих романов.

– На вашем месте я бы не была столь оптимистична, – пробурчала девушка, – я слышала буквально душераздирающие рассказы о судьбе пропавших в Центральной Африке путешественников.

– Большая часть из которых, не правдивее рыбацких баек о поимке во-о-о-т такой форели, – хмыкнул я, – не бойтесь, никто вас приносить в жертву не собирается. Судя по виденным мною в деревне изображениям святых, они вообще христиане.

– Мне тоже так показалось, – добавил профессор.

– Но что могло случиться с Ортенсией… и Полеттой? – вмешался Хеммет.

– Если они не поднялись в лагерь, то возможно лестницу вытащил кто-то из нападавших и тогда они остались в котловине? – предположил я.

– Возможно… – согласился профессор, – увы но пока мы этого проверить не можем. Будем надеятся, что с ними все будет нормально.

Хеммет грустно вздохнул и замолчал.

– Насколько я понимаю, вы здесь уже давно? – спросил я профессора.

– Вторые сутки.

– Как вы думаете, что это за люди?

– Их язык показался мне похожим на арабский. Но не совсем идентичным. Увы, наши стражи не слишком разговорчивы. Вообще я думаю, что это какая-то часть жителей Зерзуры, переселившихся сюда из города.

Я вспомнил рассказ, записанный в пятнадцатом веке со слов попавшего в оазис погонщика верблюдов. Он утверждал, что жители Зерзуры светлокожи. Людей, с которыми столкнулись мы, блондинами назвать было нельзя. Хотя, следует признать, кожа у них была светлее, чем у местных бедуинов и внешне они больше напоминали средиземноморцев или западных берберов, чем египтян. Что ж. Вполне вероятно. Судя по известным мне текстам, город изначально населили в основном выходцы из Карфагена, греки и галлы. Возможно, погонщик слегка преувеличил их белокожесть. Тем более, что сам он был местным и оценивал со своей точки зрения.

– Я не увидел у них ничего, что бы указывало на связь оазиса с внешним миром, – добавил Пикколо, – это настоящий рудимент глубокого средневековья! Полная изоляция в течение столетий! Мы буквально вернулись на доброе тысячелетие назад…