Белое солнце дознавателей. Том 4 (СИ) - Ри Тайга

Псаков Дан. Что стоило найти способ предупредить, что сегодняшней ночью он так занят, что не придет?

Копыта дробно цокали по мостовой, я была сонной, но даже это не помешало мне заметить изменения маршрута — сегодня Кантор выбрал другой путь для утренней прогулки.

И леди Тир — не спалось. Артефактами на приворот и привязки меня проверили с самого утра — я зевала, но послушно вытянула вперед руку и дождалась, пока сработает определитель — чисто.

Сегодня мы ехали новой дорогой, и я крутила головой, сопоставляя воспоминания и то, как на самом деле сейчас выглядит Белый город.

Город, расчерченный твердой рукой мастеров — архитекторов на ровные концентрические круги — точно как в Керне. Главные улицы — круг в круге, сужающиеся к центральной части, и узкие улочки-лучи, пересекающиеся в одной точке — у нас это Центральная площадь, и Ратуша, где расположен круг самых дорогих лавок.

Хали-бад был построен по точно таким же принципам — окружная, первая кольцевая, опоясывающая город вкруг, и соединяющая его с пригородом, вторая кольцевая — и далее круги сходились до тех пор, пока не пересекались — в отличие от Керна, в центре Хали-бада был установлена стела — павшим, в память о катаклизме произошедшем более трехсот зим назад.

«Память о глупости» — так говорил дядя, когда иногда обсуждал южные вопросы с Луцием. «Чем больше ошибки, тем выше ставят стелу. Чтобы помнили».

Кони всхрапнули — справа, над крышами трехъярусных пагод, возвышался шпиль памяти халибадской «глупости», на котором реяли штандарты Империи, Предела и города — именно в таком порядке. Чем ближе к небу — тем ближе к Богу. Знак Фениксов, вытканный алым на белом полотнище, как символ свободы и защиты, казался насмешкой— на фоне голубой дали.

Местная Ратуша располагалась немного в стороне — на пересечении со вторым кварталом. Каждый городской круг делится на четыре четверти — и сектора формируются в зависимости от статуса, положения сторон света и пути светила — самые достойные должны иметь возможность первыми встретить рассвет.

Достойных даже солнце приветствует первыми.

У нас в Керне самые дорогие кварталы — ближе к центру, тут — все наоборот — малое кольцо было почти пустым, как и окружное — вся торговая и светская жизнь города была сосредоточена между этими двумя кругами — внешним и внутренним.

Место для нового города южане выбирали тщательно — Хали — значит «много» и — «ковер». Много оазисов, которые зеленым ковром окружали город по периметру, как широкий изумрудный пояс ханьфу — эти оазисы и были самым ценным сокровищем, за передел которых сотни зим назад полыхали плетения под этим небом. Народу много — земли мало. Бесплодный песок не рождает жизнь, не дарует прохладу, и не может напоить лохматых двугорбых белоснежных лошадок.

Вода, значит жизнь. «Битва за источники» — так этот период назывался в Хрониках. Это единственное, что нельзя создать. Цветы можно вырастить, здания и город — отстроить, проложить дороги, замостить белым камнем улицы, но если земля внутри бесплодна — нет подземных рек и озер, не бьет ключом жизнь — умрут все.

За лентой оазисов начиналась пустыня — обычная, тоже поделенная на части — а далее, между новым Белым городом и Старым, разрушенным — пролегала мертвая полоса.

Я помнила карту — оазисы были отмечены зеленым и пестрели гербами южных родов. Оазис — и барханы до следующего поместья, где отметки граничных столбиков почти не видны — постоянно заметает песок.

«Ждать» — Кантор, ехавший во главе нашей маленькой колонны, вскинул вверх руку, сжатую в кулак, и мы терпеливо топтались на месте, пропуская несколько повозок со знаком Гильдии лекарей на боку — наверное, везут эликсиры в Госпиталь.

На мой вопрос — «Почему сегодня сменили маршрут», Тир ответил: «Для разнообразия. Чтобы посмотреть город».

Вместо привычного круга по второй кольцевой, когда можно было полюбоваться лавочниками — мы ушли сразу на первую — и почти доехали до окружной, причем по дороге нам попадалось совсем мало народу, как будто Тир выбирал самые пустые улочки.

— Чишшш… — я натянула поводья и потрепала недовольную Фифу по голове — пропустив шелковистую шерсть между пальцами. Фифа переливалась на солнце, как жетон дознавателей — белоснежным светом — и явно чувствовала себя превосходно в Хали-баде. — Кому вы перешли дорогу, Тир?

Кантор ответил не сразу — отвлекся, глядя в сторону пустыни, и мне пришлось повторить вопрос.

— Никому. С чего ты взяла, Блау.

Я снова нежно почесала Фифу между ушами, щурясь от солнца — день обещал быть жарким. Очень. Жарким.

— Потому что сегодня ты одел верхнюю часть доспеха под халат? У тебя выглядывает край сверху в вороте, — пояснила я любезно. Тир потянулся и тут же поправил воротник. — Если мы ждем нападения, я хочу знать об этом. Кто. Откуда. Чтобы понимать, как действовать.

— Не нужно действовать, Блау — только не это, — саркастично ухмыльнулся этот засранец, — Хали-бад не переживет. Будет Буря, — добавил он совершенно нормальным тоном, — через несколько дней. Пустынники и сброд начинают стекаться в город.

— С каких это пор десятый не справляется со сбродом?

— Легионеров много, но и закоулков много. Турнир. Толпа. Никогда нельзя быть слишком предусмотрительным.

— М-м-м… Поэтому вы ночью устроили показательные выступления с Фейу?

В это единственное утро на юге Фей-Фей встала раньше меня и даже успела выпить чаю. И, зевая, поделилась последними событиями в доме — ночью Марша Фейу слетела с плетений, и дала жару. И я единственная, кто пропустил это эпохальное событие, потому что больше никому не приходит в голову устанавливать на комнату двойной купол тишины.

— У всех Фейу взрывной характер.

— Взрывной.

— Марша не приветствует идею будущей помолвки.

— Не приветствует.

«Что я могу сделать?» — Тир с сожалением развел руки в стороны и пожал плечами.

— Зачем? — повторила я отчетливо. — В это могли поверить хаджевцы, дуэньи и слуги, но ты забываешь, что Фейу полночи уничтожала мои запасы, которые я оставила в комнате Фей-Фей. И по словам сестры выглядела очень веселой.

— Радовалась короткой передышке, — оскалился он в улыбке.

— Фейу? Несомненно. Ей даже не пришло в голову понять, что поругаться с тобой невозможно. Если ты не захочешь этого сам. Точнее, — я развернула Фифу к нему, чуть потянув поводья, — если тебе это не выгодно. Ти-ры, — пропела я насмешливо. — Что происходит, Кантор?

— Ничего, — он закрылся — глаза стали холодными, и кончики губ приподнялись вежливой улыбке. — Фейу будет отдыхать и развлекаться сегодня — дома, твоя задача — улыбаться и сопровождать меня на Арене. Просто — улыбаться, и вести себя как обычно. Я даже разрешаю подразнить Хадж… ммм?

— Если хотя бы одна подвеска шевельнется на моем кади — Аксель оставит тебя в круге, — пояснила я и так очевидный факт. Это первый раз, когда дядя полностью возложил ответственность за младшую сестру на Наследника, и я только приблизительно могла представить, что может выкинуть Акс, если решит, что задета честь.

— Ни одно плетение не шевельнет и волоска на твоей голове, — ответил он совершенно серьезно. — Все под контролем.

Не скажет.

Это я поняла отчетливо и оглянулась на охрану — те же стандартные две тройки, что сопровождали нас каждое утро. Те же нашивки Тиров на рукавах, и гербы на оружии. Та же одежда, тот же состав, те же невозмутимые лица. Но сегодня утром — они надели двойной комплект колец.

Ровно в два раза больше артефактов.

И один из охранников даже нацепил «малый лекарский пояс», которые топорщился под плащом, делая фигуру упитанной и толстой. Самые основные зелья и эликсиры — ровно двенадцать рекомендованных фиалов, точно по перечню, выпущенном гильдией Лекарей в имперском Вестнике.

Все хорошо, Тир? Все хорошо.

Дуэний сегодня было две — вместо одной. Одна — это норма, она, обычно молчаливой тенью, следовала за нами каждое утро на расстоянии пятнадцати шагов. Чтобы никто не смог сказать, что мы нарушаем правила. Дуэнья, имя которой я даже не удосужилась узнать — вечно закутанная с ног до головы, в традиционный вариант одежд слуг-сопровождения так, что было видно только темные глаза и полукружия бровей — я даже не могла сказать — одна и та же это леди или они разделили обязанности — и каждое утро вставала новая сира, пока остальные досматривали последние сны.