«Фрам» в Полярном море - Фритьоф Нансен

Температура льда в летнее время приближалась к точке таяния, но по мере наступления зимних холодов понижалась, быстрее всего, конечно, у поверхности. Отсюда охлаждение проникало постепенно все глубже и глубже, до самой низкой поверхности, где температура льда, разумеется, равна температуре воды подо льдом. Мы непрерывно производили наблюдение над температурой льда в различных слоях, чтобы выяснить, насколько быстро идет охлаждение льда с наступлением зимы и каким образом температура повышается снова.

Самая низкая температура льда наблюдалась в марте и начале апреля, когда на глубине 1,2 метра было около –16 °С, а на глубине 0,8 метра около –30 °С. С начала апреля температура опять начала медленно подниматься.

При таких низких температурах лед становится очень твердым и хрупким, при толчках и сжатиях он легко растрескивается и ломается. Летом же, когда температура льда держится приблизительно на точке таяния, лед, напротив, гибкий и пластичный и при сжатиях не так легко раскалывается на куски. Эта разница между летним и зимним льдом заметна даже на слух: зимой сжатие сопровождалось всегда сильным грохотом, тогда как в вязком летнем льду сжатие протекало почти бесшумно; часто самые сильные сжатия происходили в непосредственной близости от нас, а мы их не замечали.

По соседству с судном лед в течение всего года оставался абсолютно спокойным, и «Фрам» за это время не подвергался никаким сжатиям. Он стоял неподвижно и в полной безопасности на льдине, с которой крепко смерзся. По мере того как лед на поверхности подтаивал под лучами летнего солнца, судно поднималось все выше и выше. Осенью «Фрам» снова стал понемногу опускаться, потому ли что верхние слои льда оседали под его тяжестью, либо оттого, что лед с нижней стороны подтаивал и его плавучести не хватало, чтобы по-прежнему держать на себе «Фрам».

Тем временем жизнь на борту шла своим обычным чередом. С окончанием полярной ночи начались всякого рода работы, и вообще дела по сравнению с зимой прибавилось. Я уже упоминал о неудачных попытках достать дно лотом. Не рассчитывая встретить здесь такую глубину, мы не захватили приспособлений для измерения больших глубин. Пришлось сделать лучшее из того, что мы могли при таких обстоятельствах: пожертвовали одним из стальных тросов «Фрама», чтобы смастерить лот-линь.

На льду нетрудно было подыскать место для устройства «канатной фабрики», хотя нельзя сказать, чтобы температура от –30° до –40° была очень подходящей для работы с такими деликатными вещами, как стальная проволока; все же работа шла довольно гладко. Трос был расщеплен на отдельные проволочные нити, и мы, скрутив их по две, изготовили новый тонкий и гибкий лот-линь длиной от 4000 до 5000 метров. Теперь-то, наконец, мы достали дно. Оказалось, что глубина колеблется от 3 300 до 3 900 метров. Это было потрясающее открытие[206].

До сих пор все и всегда исходили из предположения, что Полярный бассейн мелководен и изобилует неизвестными островами и землями. Я, составляя план экспедиции, тоже принимал существование мелкого моря, хотя и полагал, что Полярный бассейн пересекается глубоким каналом, который, быть может, составляет продолжение больших глубин в северной части Атлантического океана.

Исходя из предположения о мелководности Полярного бассейна, многие думали, что пространство вокруг полюса было некогда покрыто обширным полярным материком, от которого теперь остались на поверхности океана лишь острова. Этот полярный материк считали колыбелью многих растительных и животных форм, нашедших оттуда путь в наши широты.

И вот оказалось, что все эти догадки построены на довольно шатком основании. Большая глубина указывает на то, что здесь ни в коем случае не могло быть материка в один из последних геологических периодов6; эти глубины столь же древни, как и глубины Атлантического океана, продолжение которого они, по всей вероятности, составляют.

Второй работой, которой я придавал большое значение, были измерения температуры воды на различных глубинах, от поверхности до самого дна. Эти измерения производились так часто, как позволяло время. Они тоже дали, как я уже говорил, поразительные результаты, обнаружив под холодным поверхностным слоем присутствие сравнительно мощного слоя более теплой воды. От поверхности и до глубины 220 метров температура держится ниже нуля, причем ниже всего она на глубине от 40 до 80 метров. Начиная с 220 и до 800 метров температура выше нуля, причем самая теплая вода оказывается на глубине около 400 метров. На глубине свыше 800 метров температура снова ниже нуля и равномерно падает до глубины 2900 метров, после чего до самого дна температура вновь медленно повышается.

Такие повышения и понижения температуры были найдены почти во всех сериях температурных измерений, колебания за различные месяцы были столь ничтожны, что редко превышали несколько сотых градуса. В отдельных случаях температура теплых слоев воды поднималась даже выше, чем здесь указано. Так, 17 октября на глубине 300 метров она равнялась +0,85°, на глубине 350 метров +0,76°, на глубине 400 метров +0,78° и на глубине 500 метров +0,62°, после чего она равномерно понижалась и снова поднималась у дна, как и прежде.

Мы не ожидали в этих пустынных краях встретить многочисленных представителей пернатых. Каково же было наше изумление, когда 13 мая нас навестила чайка! С этого дня мы постоянно видели вблизи судна разных птиц, в конце концов эти визиты стали почти ежедневными и настолько обычными, что мы перестали обращать внимание на этих гостей.

Птицы эти были по большей части следующие: белая чайка (Larus eburneus), моевка (Rissa tridactyla), глупыш (Procellaria fflacialis); иногда попадались также и другие виды: чайка-бургомистр (Larus glaucus), серебристая чайка (Larus argentatus) или чистик (Una grylle); раз или два видели мы также поморника (вероятно, Lestris parasitica), a 21 июля нас навестила пуночка (Plectrophenax nivalis?).

3 августа произошло весьма замечательное событие: нам нанесла визит арктическая розовая чайка (Rhodostethia rosea). Об этом в дневнике моем записано: «Сегодня наконец исполнилось мое давнее желание – в один день я убил трех чаек Росса[207]. Этих таинственных обитателей неведомого Севера видели до сих пор только случайно; никто не знает, откуда они появляются и куда улетают; они безраздельно принадлежат тому миру, куда стремится наша фантазия. С тех пор как я попал на Север, моей заветной мечтой стало увидеть розовую чайку.

Я постоянно искал их, когда обшаривал взглядом из обсервационной бочки пустынную ледяную равнину, И вот они появились, когда я меньше всего их ждал. Я вышел немного пройтись около корабля; когда я присел на торос и рассеянно смотрел на север, вдруг мне бросилась в глаза парящая над большой ледяной грядой подальше к северо-западу какая-то птица. Сначала я принял ее за моевку, но вскоре заметил, что она своими резкими движениями, длинными острыми крыльями и остроконечным хвостом скорее напоминает поморника. Когда я достал ружье, их было уже две. Они несколько раз облетели вокруг корабля.