Ангелочек. Дыхание утренней зари - Дюпюи Мари-Бернадетт

– И не забыть цветы!

С этими словами он взял с сиденья букет из роз и лилий.

Над холмом витал приятный аромат луговых цветов. Вдалеке, над огромной равниной, протянувшейся до самой Тулузы, сверкали серебристые зигзаги молний. Судя по выражению лица мальчика, зрелище показалось ему любопытным, а вовсе не страшным.

– Куда мы идем?

– Украсим цветами могилу твоей бабушки Адриены.

И они пошли по главной аллее кладбища, по обе стороны которой тянулись памятники.

– Помнишь, Розетта подобрала во дворе птичку, которую поранила кошка? – спросил Луиджи. – Вылечить ее не получилось, и птичка умерла. Вы похоронили ее под розовым кустом. А в этом месте хоронят людей, когда они умирают, понимаешь?

– Ну да! Мы уже приходили сюда с крестной. Мы положили ромашки на могилу ее мамы. А бабушка Адриена – это кто?

Луиджи знал, что для своих трех с половиной лет Анри – мальчик очень сообразительный, и вопрос совершенно его не удивил. Это было его собственное решение – привести ребенка на могилу Адриены. Он ни с кем не поделился своими планами.

– Вот мы и пришли, Анри. Положи букет на могилу, – сказал он мальчику ласково, едва они поравнялись с простым деревянным крестом, выкрашенным белой краской.

– Луиджи, это могила мамы моей крестной!

– Да, я знаю. Я выбрал это место, чтобы сказать тебе что-то очень важное: дама, которая покоится в этой могиле, она – твоя бабушка, потому что Анжелина – твоя мама. У взрослых бывают свои секреты, но я считаю, что всегда лучше говорить и знать правду. Для такого маленького человечка, как ты, все это, конечно же, сложно, но, думаю, ты разберешься. Когда ты родился, Анжелина не могла оставаться с тобой рядом, поэтому отдала тебя на попечение кормилице. Ей нужно было учиться. И тогда Жерсанда, которую ты называешь своей мамой, тебя усыновила. Это был очень хороший поступок с ее стороны, потому что ты нуждался в заботе и защите. Теперь мы с Анжелиной поженились, и скоро у нее родится малыш – твой братик или сестричка. Этот малыш будет называть ее мамой, и я хочу, чтобы ты мог называть ее так же!

Анри наморщил носик и озадаченно уставился на Луиджи.

– А отец у меня тоже есть? – спросил он с таким видом, словно услышанное ничуть его не обескуражило.

– Да, у тебя есть отец, и он очень сильно тебя любит. Мы увидимся с ним у входа на кладбище. Клади букет на могилу, и мы пойдем ему навстречу.

Мальчик послушно сделал, что ему было сказано, потом послал бабушке воздушный поцелуй: поцеловал кончики пальцев и тихонько дунул на них. Выглядело это очень трогательно.

– Крестная сказала, что ее мама была очень добрая. Она тоже помогала дамам обзаводиться детками. Получается, она и есть моя бабушка?

В это мгновение Луиджи впервые усомнился в правильности своего решения. Анри наверняка запутается в родственных связях, и мир в его наивной детской душе будет нарушен.

– Поговорим об этом вечером, я все тебе подробно объясню. А пока идем к воротам. Только что подъехал экипаж, это наверняка твой отец. Вы уже однажды встречались. Не знаю, помнишь ли ты, это было во дворе нашего дома на улице Мобек. Он все время сидел в своем экипаже, а лошадь была привязана к сливе.

– Помню! Мсье, который не мог выйти из коляски!

– Ты – умница! А теперь, пожалуйста, послушай меня внимательно. Когда я был таким маленьким, как ты, у меня не было ни мамы, ни папы, и я чувствовал себя очень несчастным. Сегодня я рассказываю тебе все это, чтобы ты знал правду. И ты будешь расти с этой правдой в сердце, что бы ни случилось.

– А ты? Кто тогда ты? – спросил вдруг ребенок, и губки его тревожно сжались.

– Я – тот, кто будет заботиться о тебе и любить тебя на протяжении многих лет. Я обещаю тебе это, и, пока я рядом, никто не причинит тебе вреда. Я научу тебя играть на фортепиано, если захочешь, и ездить верхом. Мы не слишком много времени проводили вместе, но теперь все изменится.

– Если я буду говорить «мама» крестной, то тебе… Можно я буду тебе говорить «папа»? Анжелина говорит «папа» дедушке Огюстену. Папа – это здорово!

– Мне это будет очень приятно, pitchoun! И, если подумать, можно ведь иметь и отца, и папу, верно?

Анри бросился Луиджи на шею и прижался к нему. Этот порыв тронул сердце бывшего странника, и он крепко обнял мальчика. Прежде ему не случалось это делать, и он удивился, испытав прилив любви и трепетной нежности. Он вдруг ощутил в себе готовность пойти на любые жертвы.

Снова громыхнул гром, и в воздухе запахло дождем.

– Бежим, скорее! – воскликнул Луиджи. – Может, лучше мне взять тебя на руки?

– Нет! Я сам!

Смеясь, они побежали под первыми каплями дождя, крупными и теплыми, – рука в руке на долгие годы.

Гильем видел, как они выбежали из ворот. Он сидел в кабриолете, на котором приехал сам. Это было очень рискованное предприятие, однако он настоял на своем, невзирая на протесты встревоженной Клеманс и сетования отца.

«С сегодняшнего дня, если найдется поблизости добрая душа и крепкие руки, которые помогут мне взобраться на сиденье, я буду ездить куда пожелаю!» – сказал он себе.

Вновь обретенное ощущение свободы, возможность держать в руках вожжи и править лошадью только усиливали волнение, которое он испытывал в предвкушении новой встречи с сыном. Этим счастьем он был обязан Жозефу де Беснаку, который прислал ему короткое письмо:

В воскресенье будьте у входа на кладбище. Вы сможете повидаться с Анри перед его отъездом.

Мальчик приблизился к кабриолету – румяный от бега, со сбившимся на сторону беретом.

– Здравствуйте, мсье! Утром мы ходили на мессу, а потом я положил цветы на могилу моей бабушки!

– Здравствуй, малыш! – пробормотал Гильем, который был очень взволнован.

– Здравствуйте, Гильем! – поздоровался, подойдя, Луиджи. – Вы приехали без сопровождения?

– Да. Я решил, что поеду сам. И, признаться, в кабриолете я передвигаюсь намного быстрее, чем в кресле на колесах. Можно Анри поднимется и посидит со мной рядом? Он только что говорил о могиле бабушки. О ком идет речь?

Бывший странник поднял мальчика и усадил на сиденье так, чтобы откидной кожаный верх кабриолета защищал его от дождя.

– У нас с Анри только что состоялся серьезный разговор. Дети… Они намного понятливее и разумнее, чем думают многие взрослые. Теперь он знает, что вы – его отец, Анжелина – его настоящая мать, а Адриена – его бабушка. Что ж, оставлю вас ненадолго наедине.

– Погодите, де Беснак! Анри еще слишком мал, чтобы понять все эти перипетии! Зачем вы вообще затеяли этот разговор?

– У меня были на то свои причины.

И с этими загадочными словами Луиджи удалился. Погладив лошадь, он забрался в коляску и уже оттуда стал наблюдать за тем, что происходило в экипаже Лезажей. Непродолжительный ливень, едва намочивший землю, перешел в мелкий дождик. В небе, правда, еще погромыхивало.

– Ты боишься грозы, Анри? – спросил у сына Гильем.

– Нет, мсье мой отец, зато я очень боюсь пауков. Октавия их убивает!

– Я тоже боялся пауков, когда был маленьким.

Они еще немного поболтали. Анри рассказывал о своем пуделе, Мсье Туту, и о пастушьей собаке Спасителе. Растроганный, гордый тем, что дал жизнь такому замечательному ребенку – смелому, деятельному, любознательному и очень смышленому для своих лет, – Гильем привлек мальчика к себе и нежно поцеловал в лоб.

– Надеюсь, настанет день, когда мы сможем познакомиться лучше, Анри! Скоро ты уедешь жить далеко-далеко, но я буду думать о тебе и писать тебе письма. Когда ты подрастешь, ты обязательно приедешь ко мне в гости. Я часто грущу или гневаюсь, потому что не могу ходить, и еще потому, что у меня вздорный характер. Но ради тебя я буду держать себя в руках, чтобы когда-нибудь ты мог гордиться своим отцом, как я горжусь тобой сегодня!

Анри кивнул в знак согласия. Слишком много слов, все так сложно и запутано… Куда больше ему говорили интонации и вибрации голоса Гильема и его ласковые прикосновения.