Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Сердце Мира (СИ) - Соловьёва Яна

Иорвет обходил сбоку, я отступала так, чтобы костёр оставался между нами.

— Так и будешь бегать? — спросил он.

— Угу, — ответила я, уворачиваясь от выпада.

Лишние мысли улетучились, в медитации боя всеми органами чувств я была здесь и сейчас, вниманием на всех ощущениях сразу. Прыжок, уворот, удар. Иорвет пытался подобраться ближе. Видно было, что он поддавался и бил вполсилы. Только держать дистанцию, только не размякать! Удар с уклонением, ещё один пробила на отходе. Драться с тем, кого ты любишь, что может быть лучше? Только заниматься любовью. Иорвет перепрыгнул костёр, мой удар прошёл мимо, и он, захватив руку, дёрнул на себя и сгибом локтя зажал мою голову под мышкой. Из под его руки я увидела, как очередная упрямая рыбина взвилась над плотиной, упала на валун и, забив хвостом, соскользнула в тёмную воду заводи. Иорвет обозначал удары в голову, мои уши сплющились и горели, пока я пыталась вырвать голову из-под его локтя и ослабить удушающее давление руки на шею. Улучив момент, пробила в пах, но, как и он, задержала кулак перед ударом.

— Неплохо, vatt’ghern, — засмеялся Иорвет, — что дальше?

Я замычала, подставив ногу ему под колени, обхватила руками торс и рванула назад. Иорвет повалился на спину и не разнимал кольца рук, зажавших мою голову, а я оседлала его и упёрлась руками ему в челюсть, отталкиваясь и пытаясь разорвать захват.

— Вот что, — пропыхтела я, когда мне это удалось, но в следующий миг он перехватил мои запястья, сбросил с себя и придавил сверху.

— Сокращать дистанцию по-прежнему плохая затея, — сказал он.

— Ты первый начал! — воскликнула я.

Кожа под рубашкой вспотела, мы тяжело дышали.

— И что теперь? — насмешливо спросил он, отклоняясь от удара лбом.

— Пусти.

— Нет.

Мои руки были прижаты к земле, его губы были близко.

— А так? — сказала я тихо, потянулась к нему, он не отстранился.

Едва касаясь, целовала за мочкой уха, по шее, по татуировке лозы.

— Теперь тем более нет, — он поймал мои губы, ответил на поцелуй жадно, одновременно с этим помогая мне вывернуться из рубашки. — И что дальше?

— Ты хотел купаться…

— Разве?

Освободившись от оставшейся одежды, мы прыгнули в ледяную воду. Разгорячённую кожу обожгло, словно кипятком. А потом выскочили и обсыхали голые у жарко затрещавшего костра, и ласкались нежно, а облако опустилось, скрыло под собой лес, небо и землю, и мы занимались любовью будто в молоке, посреди белого ничего.

— Мир исчез, — сказала я, когда мы сидели потом у костра, и только языки пламени просвечивали сквозь плотный туман. — Его съел Белый Хлад.

— Ерунда, — сказал Иорвет и, выпрямив ногу, подсадил меня спиной к себе поудобнее, — мир остался там, где и был.

— А хорошо было бы, если бы мир исчез, а это место осталось, — задумчиво сказала я. — Мне здесь нравится.

— Тебе так кажется, потому что мы должны уходить, — сказал Иорвет.

— Мы много откуда уходили, — возразила я. — А тут можно было бы жить в доме у быстрой реки, ловить глупую рыбу, играть в шахматы с Зоуи…

— И помереть со скуки.

— Нет, лучше от старости, — сказала я и спохватилась, почувствовав, как напряглись переплетённые у меня на животе руки эльфа. — Ладно, уговорил, со скуки тоже пойдёт. Но на месте Исенгрима я бы послала тебя к чёрту.

Он рассмеялся, зарылся носом в мои мокрые после купания волосы. Его дыхание щекотало шею.

— Хорошо, что ты не Исенгрим, — тихо сказал он.

— Нет, правда! Тут даже комаров нет.

— Они появятся перед закатом, — ответил Иорвет.

Ветка в костре зашипела, из-под коры выступила кипящая смола, и чёрный дымок растворился в тумане. Грохот реки слышался приглушённо, словно сквозь толстое одеяло. Вдалеке тоскливо щебетала одинокая птица. Я крепко обхватила руки Иорвета и думала крамольную мысль о том, что впервые за всю мою здешнюю, да и предыдущую, чего греха таить, жизнь нашлось место, где мне по-настоящему захотелось остаться. Остановиться. Я и правда полюбила Зерриканию, и огибающую её подковой пустыню Корат, и бурлящий Алтинадир, и этот дом со светом в окне, на краю мира, с горами и быстрой рекой…

Откинув голову на плечо Иорвета, я наблюдала, как прогорает костёр, как огонь затухает и обуглившиеся ветки с тихим потрескиванием разламываются на угли и проваливаются внутрь сложенной пирамиды.

— Я тоже не прочь был бы тут остаться, — сказал Иорвет, и последний язык пламени прощально погас, и костёр поглотило туманом.

***

Пол подпрыгивал, и сквозь сон казалось, что доски со всего размаха били в ухо. Я в ужасе привстала, спешно продирая глаза и пытаясь разглядеть что-либо в сереющей в рассвете комнате. Рядом подскочил со шкуры Иорвет. В люк снизу ударили ещё раз:

— Vatt’ghern! — послышался голос Исенгрима.

Иорвет одевался так быстро, словно скоростное покидание дамских спален входило в курс подготовки молодого скоя'таэля. Окно скрипнуло. Замотавшись в одеяло, я подползла к люку и повернула щеколду.

— Что случилось? — недовольно спросила я в приоткрытую щель.

Исенгрим откинул крышку, по плечи подтянулся в люк и оглядел комнату.

— Пора вставать, — сказал он и задумчиво добавил: — Иорвета нет в мастерской, а дверь в дом закрыта изнутри.

— А я тут при чём? — пробурчала я. — Спасибо, что разбудил.

Исенгрим ещё раз обвёл глазами стопку моей одежды около скомканной шкуры, сумку с вещами, задержался взглядом на приоткрытом окне.

— Не за что, — сказал он. — Спускайся.

Снизу меня, будто в компенсацию за грубое пробуждение, ждала чашка горячего кофе, а Борх, зевая, отковыривал корочку у кекса и сквозь полуприкрытые веки поглядывал то на меня, то на Исенгрима, который пил кофе и не отрывал взгляда от светлеющего окна.

Дверь толкнули снаружи.

— Тысяча извинений, мой друг! — вскричал Борх, отодвигая засов и впуская Иорвета. — Я спал на ходу и запер за тобой дверь, совершенно не подумав, что ты можешь вернуться и перебудить весь дом. К счастью, все уже проснулись.

Хмурое лицо Исенгрима разгладилось, а я мысленно вознесла хвалу Борху и подумала, что, кажется, начала не только понимать, но и разделять безоговорочную любовь Хранительниц к дракону.

— Мне не спалось, — пояснил Иорвет, отвечая на вопросительный взгляд Исенгрима. — Я нашёл твоё место выше по реке и сидел у костра.

— Нет лучше места, чтобы успокоить разум, — кивнул Исенгрим, встал и загремел посудой.

— Я сложил новый костёр, — добавил Иорвет, усаживаясь за стол.

— Он мне больше не понадобится, брат, — сказал Исенгрим. — Он мне больше не понадобится…

***

Сумки лежали у двери, эльфы и я были готовы к путешествию.

— Присядем на дорожку, — сказал Борх и развалился на ступеньках лестницы на второй этаж.

Исенгрим передал ему связку ключей.

— Теперь это твой дом, — сказал он. — Я буду рад, если ты будешь заглядывать сюда иногда.

— Что же… — Три Галки зазвенел ключами. — Я тогда немного задержусь тут, прежде чем…

Он замолчал.

— Прежде, чем что? — полюбопытствовала я.

— Прежде, чем перестану убегать, — ответил он печально, — и пойду по пути, по которому должен идти.

Все задумчиво помолчали. Иорвет поднялся. Борх запер за нами дверь.

Двор школы Хранительниц был безлюден, на камнях мокро поблёскивала роса. Исенгрим кутался в серый походный плащ. Мы прошли через полумрак зала и гулкие коридоры и поднялись по башенной лестнице. Дверь в кабинет Зоуи была приоткрыта, а сама она ждала на пороге.

— Я не пойду дальше, — сказал Борх и сгрёб нас с Иорветом в охапку. — Прощайте. Передайте моей дочери, что я горжусь ею.

Он отпустил нас и замер, глядя в пол, и лицо у него посерьёзнело.

— Только никаких пророчеств! — воскликнула я.

Борх рассмеялся.

— Я не занимаюсь пророчествами. Я всего лишь хорошо читаю по лицам, — сказал он. — Ваши мне нравятся.

Он обнял Исенгрима.

— Перед тем, как уйти, я оставлю ключи твоего дома в надёжных руках Зоуи, — сказал он, — и когда ты вернёшься…