История вторая: Самый маленький офицер - Лента Ососкова

Белокаменный собор встретил русских гостей неторопливо и торжественно. Даже более чем неторопливо и до ужаса торжественно. Под конец службы Сиф ничего не мог с собой поделать и стоял с такой мрачной физиономией, что обернувшийся к нему на секунду Лёха Краюхин сдавленно хихикнул; Сиф мрачно возвёл глаза к расписанному своду — ну что он мог поделать, загривок ныл, пассивно возражая против неподвижности. Да и вообще, Сифу, конечно, было не впервой оказываться на торжественных службах, но гораздо больше он ценил скромную церковь неподалёку от дома. Там можно было погрузиться в текст службы, не беспокоясь об осанке или выражении лица — а это многого стоит.

Хорошо ещё, что есть возможность встать так, что со всех сторон он окажется скрыт от излишне любопытных глаз — спереди князь и Краюхи, сбоку командир, но всё равно тяжело стоять неподвижно, вытянувшись, как положено, в то время как всё ощутимее ноет «царапина»…

Нет, торжественные службы — зло.

… Как сложно в таком соборе не отвлекаться на окружающую действительность. Сиф закрыл глаза и сосредоточился на словах молитв, стараясь хотя бы на время забыть прошлое и настоящее. Это было непросто, но если постараться…

Непривычные, но в глубине родные забольские напевы, хотя и изрядно осложненные всяческими музыкальными ходами, оставляли ощущение непричастности к этому миру, и, вслушиваясь, в какой-то момент ты будто переходил в место, в котором триада времени — прошлое-настоящее-будущее — теряла смысл. И действительно можно было забыть о проблемах, случившихся и случающихся, своих и чужих.

Сиф улыбнулся, почувствовав наконец-то свободу от беспокойных мыслей, и сосредоточился на молитве, поминая про себя «всех друзей моих ныне живущих, имена же их Ты веси». Он сам многих имён не знал… Господь, наверное, знает, но молиться за «Кондрата, Чингу, Найдоху, Военкора, Эличку, Капа, Тиля» — и за многих других — было как-то неловко. Ну, положим, Кондрат — Силуан. Тиль — Анатолий. Эля — это Александра. А вот остальные?..

Увы, до конца службы удержаться в молитве не удалось, и вновь скатились мысли на окружающий мир. Сиф мельком взглянул на Краюх — зрелище, на самом деле, удивительное, потому что в храм братья не взяли оружия и в кои-то веки на людях выглядели людьми, а не сторожевыми псами. Правда, ничто не смогло их заставить не поддевать под форменные куртки броники и не вставать по бокам Иосифа Кирилловича, закрывая по обычаю князя с двух сторон. В отличие от них Заболотин-Забольский совершенно спокойно пристроился сзади. Будто невзначай даже.

Среди привычных лиц не было одного Тиля: назвавшийся атеистом художник в ненавязчивом сопровождении двух «серых фуражек» — как ценный свидетель и прочая — отправился на свою квартиру собирать вещи. На время его отсутствия квартира будет на всякий случай опечатана. С Ивельским всё было слишком непонятно, чтобы сделать однозначный вывод, на чьей стороне отставной офицер находится, и хотя его пока не трогали — по крайней мере, насколько это знал Сиф, — Тиль возвращаться к нему не собирался. С Хамелеоном, впрочем, тоже проблема была не исчерпана, поэтому решили перестраховаться — на всякий случай. Да, Хамелеон… Надо Тилю рассказать то, что Сиф узнал, пользуясь своим лейб-гвардейским положением, видом «любопытного ребёнка» и подчинением самому Заболотину-Забольскому…

Стоило позволить мыслям речь в произвольном направлении, как время сделало подлый скачок. И вот уже потянулись толпы прихожан к вынесенным для благословения священниками крестам. Русские гости, разумеется, оказались сразу где-то впереди и приближались непосредственно к патриарху — сухонькому старичку с длинной, уже совершенно белой бородой и удивительно яркими глазами. Взгляд был одновременно проницательным и мягким. На секунду всего задержался он на лице Сифа, и патриарх, прикладывая крест к губам мальчика, покачал головой и произнёс, будто себе:

— Думаешь, в жизни не существует работы над ошибками? Ты учти, при ней придется повторять, как в школе.

— Что повторять? — глупо спросил Сиф, но его уже отнесло течением толпы прочь. Только помнили губы холодок золоченого креста, а в голове остался смазанный образ — мягкий взор из-под кустистых белых бровей. Уж не послышалось ли ему? В конце концов, в храме шумно, все что-то кому-то говорят…

Не стараясь особенно размышлять над странными словами патриарха — в своё время всё само разложится по полочкам и станет ясным — Сиф устремился следом за командиром к выходу из храма, соблюдая на лице выражение крайней задумчивости. На всякий случай, для журналистов.

… Полтора часа пролетели не просто как одно мгновенье, а как мгновенье очень суетное, беспокойное и подозрительно долгое. Сборы и обсуждения. Перегляды мельком с вернувшимся Тилем — всё некогда, некогда. Алёна, спорящая на повышенных тонах с Одихмантьевым — неожиданная картина, неправда ли? — и братцы-снайперы, доказывающие Заболотину, что тот неправ, «грач» — фигня, и всё в этой жизни не так.

— Может, хватит вносить в наши ряды разброд и шатанья? — укорил их на ходу Великий князь. — Алёна, пошли!.. Алён!.. Воробей, потом убедишь мир в своей правоте!

Алёна, заслышав прозвище, вздрогнула и заспешила следом за князем, вполголоса виновато что-то объясняя. Сиф не успел последовать за ними — на должном расстоянии, разумеется, не вслушиваясь в чужую беседу — и застрял на пороге номера. Мальчика отловил Тиль и крепко взял за руку.

— Ты обещал рассказать, — напомнил художник.

— Что? — на несколько секунд растерялся Сиф.

— Про Хамелеона.

Сиф помедлил, разглядывая друга. А стоит ли вообще? Что это поменяет? Да и примет ли, поверит ли Тиль?..

— У него пулевые шрамы видел на груди? И «песок»… — Сиф нервно отбросил чёлку ото лба. — Да, я знаю, что он психолог и может его доставать. Только подсесть на него он должен был раньше. На войне, Тиль. Хамелеон, в прошлом, — офицер выринейской разведки Якав Кирей. Какими путями остался после войны в Заболе, причём, в вашей армии, — не спрашивай. Не хочу думать про намеренность и случайность.

— Но он же психолог, а не военный, — возразил Тиль. Скорее, просто для порядку.

— А что ему мешает иметь второе образование? — Сиф одной рукой одёрнул рубашку и потянул друга из номера прочь. — Просто был Якав Кирей — выринейский разведчик, а стал Яков Киреин — то ли психолог, то ли милиционер, то ли всё сразу. Были такие тогда. В общем, потом он участвовал в ликвидации бандформирований на территории Забола. И за одной подростковой бандой он гонялся, будто одержимый. Не понял ещё, Тиль?

Художник оставил все выводы пока при себе.