Странная барышня (СИ) - Эрра Алла

— Единственный? — насторожилась она, услышав мои последние слова. — А как же монастыри? Или считаете, что они неверный вариант?

— Разве в них не так, как я сказала? И послушницы, и монахини не только читают церковные книги, но и в поте лица зарабатывают хлеб насущный. Через преодоление тела идут к Богу, через Веру укрепляют тело. Гармония земного и небесного получается.

— Хорошо сказали, — улыбнулась она. — Жаль, что даже не все сёстры это понимают. Но теперь хочу поговорить с вами о мирском. Знающие люди подсчитали, что женская школа в таком виде, в котором вы мне её описали, лет за десять исчерпает ваши финансы.

— Не думаю, — возразила я. — Во-первых, как уже говорила, хочу построить мануфактуры, приносящие стабильный доход. Начну именно с них, а не с учебного заведения. Во-вторых, школа перейдёт на частичное самообеспечение. И опять-таки! Пример и опыт монастырей в этом плане очень пригодится!

Также хочу создать благотворительное общество. Уверена, что найдутся желающие помочь нам в таком деле. Ко всему этому крестьяне, живущие на моих землях, внесут свой посильный вклад. Ну и последнее. Каждая выпускница будет в течение нескольких лет отдавать часть своей прибыли нам. Небольшую, но это тоже подспорье. Да и само житьё учениц будет сильно отличаться от того же приюта Елецких. Никакой излишней роскоши. Небольшие уютные комнатки на одну-две персоны. Обязательные работы по дому.

— Да, Елизавета Васильевна! Вы меня ещё раз удивили своим не совсем женским, прагматичным складом ума.

— А почему женщина не может быть прагматичной? Очень даже может! Вот вы, матушка Софья, разве не руководите жизнью сестёр? Уверена, что не бульварные романчики читаете, а более серьёзные мирские книги. Про церковные и не упоминаю: в них каждое слово со смыслом.

— И тут спорить не буду, Елизавета Васильевна. Кстати, имела интересные беседы с матушкой Клавдией… Ох, и ругала она вас!

— Мне кажется, что не со зла.

— Верно. Смотрю, даже не испугались моих слов. Матушка Клавдия очень недовольна вами за то, что с такими талантами не отдали себя полностью в руки Святой Церкви. По её мнению, из вас отличная игуменья могла бы в будущем получиться. Но вот ваши отношения с князем Елецким меня немного настораживают.

— Вы верите в любовь? — прямо спросила я. — Не во всеобщую, а между мужчиной и женщиной? Когда находишь своего человека и понимаешь, что можешь быть только с ним и в горе и в радости?

— Конечно, верю. И даже знаю, что она есть. Но верю не в греховную, а в освящённую Святой Церковью.

— Греха не ощущаю, так как чувства рождаются раньше венчания. Они с Ильёй Андреевичем у нас есть, а вот создание семьи не представляем себе без свадьбы. Поэтому не стоит беспокоиться. Мы с ним оба понимаем и ответственно относимся к своей любви. И раз заговорили на тему греха, то хочу вас спросить о баронессе Наталье Дмитриевне Витковской. Я знаю, что она сейчас находится у вас. Как её здоровье?

— Послушница Наталья. Что ж, вовремя вы с матушкой Клавдией её на путь истинный наставили. До греха самоубийства ей оставалось совсем немного. Оживает потихонечку, приходит в себя. Хотя и трудно ей после столичной жизни, но старается, Богу душой открывшись и ища в нём опору. Часто ко мне наведывается и признаётся, что греховные мысли начинают тускнеть.

— Можете передать от меня ей самые тёплые пожелания? А ещё лучше встретиться бы.

— Никаких встреч. Послушнице Наталье необходимо полностью отрешиться от прошлой жизни, и знакомые лица могут сейчас навредить. Но пожелания ваши обязательно передам. Уверена, что ей будет приятно, так как не раз вспоминала вас добрым словом.

Ещё несколько раз приходила ко мне матушка Софья. Мы вели с ней долгие интересные беседы, не только скрашивающие моё одиночество, но и дающие пищу для размышлений. Очень интересная женщина! Её ум, начитанность и своеобразные выводы, которые, казалось, не должны возникать в голове монахини, поражали меня. Теперь я понимаю, почему с таким восторгом о Софье отзывалась Клавдия. Несмотря на жёсткий характер, ней сочеталась истинная Вера, любовь к ближнему и что-то ещё очень правильное, что притягивало как магнит.

В один из дней она пришла не одна. Вместе с ней были два знакомых мне дознавателя Святой Церкви. Я помню их… Отец Серафим и отец Иннокентий. Под ложечкой неприятно засосало. Вот и настал тот самый момент повторного суда, который определит мою дальнейшую судьбу. Хочется закрыть глаза и притвориться, что меня здесь нет.

— Нервничаете, Елизавета Васильевна? — сурово спросил отец Серафим.

— Паникую, — честно призналась я.

— Есть отчего? Свои греховные поступки вспомнили?

— Свои поступки греховными не считаю, хотя и могла иногда в чём-то ошибаться. А вот как их другие со стороны воспримут — это страшит.

— Не бойтесь. Мы только что вернулись из приюта, где провели расследование вашей жизни в нём. Скрывать не буду: это самое спокойное и доброжелательное расследование за многие годы. Опросили и жительниц, и весь персонал, включая монахинь. Практически все говорят о вас хорошо, хотя редко такое бывает, когда много женщин в одном месте собираются.

Но мне не даёт покоя один момент… Как и раньше, вы умудрялись разрезать человеческие тела. Даже дитя нерождённое спасли. Откуда подобное умение? Для меня важно получить правдивый ответ, чтобы принять окончательное решение.

Что ж. С момента прошлого обвинения, которое застало меня врасплох, я много думала, как можно оправдать своё знание анатомии и врачебные умения. Сейчас и посмотрим, насколько созданная легенда поможет мне. Это не влюблённый Илья Андреевич. Тут судьи построже.

— Дар, — спокойно ответила я. — Вы уже спрашивали об этом, но тогда я не до конца понимала его суть и действовала больше по наитию. Сейчас же уверена полностью, что наследство бабки Кривуши раскрылось во мне, подарив возможность иногда спасать людей. Я вижу человека насквозь. Может, где-то что-то и упускаю, но основные функции работы органов улавливаю чётко. Могу продемонстрировать на вас, если желаете.

— В старого человека ткни — везде болячка. На брате Иннокентии лучше покажите, а я со стороны посмотрю, чтобы вынести свой вердикт непредвзято.

Молодой монах подошёл ко мне и без страха расставил руки.

— Начинайте, Елизавета Васильевна.

Сосредоточившись, я напитала пальцы Даром и стала медленно, начиная от головы монаха, опускаться, сканируя его тело и попутно говоря, какой орган где находится. Заодно и диагнозы ставила.

— Зрение не очень хорошее. Меньше читайте при плохом освещении, а то скоро понадобятся увеличительные линзы. Зубами маетесь часто. Кажется, давно была опасная рана рядом с сердцем, отчего у вас бывают нарушения в его работе. Ничего страшного, но не перенапрягайтесь сильно. Старый перелом правой голени. Ну а в остальном — здоровый организм.

— Истина всё, — с лёгким удивлением в голосе произнёс Иннокентий. — Видеть действительно стал хуже. Перелом и рана были получены ещё во время службы в жандармерии. Досталось мне тогда знатно. Про зубы и говорить не хочется — от матушки плохие перешли в наследство. Все бы повыдёргивал, да нечем есть будет.

— Хорошо, Елизавета Васильевна, — удовлетворённо сказал пожилой монах. — Теперь верю вам, хотя и поразительны ваши таланты. Но дары Божии разнообразны, и не нам, простым смертным, понять их в должной мере. Так что со стороны дознавателей Святой Церкви с удовольствием признаю вас, Озерская Елизавета Васильевна, полностью невиновной перед людьми и чистой перед Господом нашим. Осталось лишь выслушать мнение матушки Софьи.

— Чиста и невиновна, — коротко ответила та, не задумываясь. — Более того, считаю, что она ещё принесёт немалую пользу: как мирскую, так и духовную. Поэтому отпускаю на свободу с радостью и благословенной молитвой.

— Спасибо, — только и смогла произнести я, ощутив нервную дрожь во всём теле от напряжения последних минут. — И что мне делать теперь?