Десант местного значения - Грибанов Роман Борисович

– Что это они делают, неужели через болото полезут? – недоуменно прошептал Сашка.

– Смотри, смотри! – в ответ проговорил ему Сергей.

Из темноты впереди, скудно обозначенные светом по-прежнему горящего одного американского танка, выныривали еще машины. Танки, на этот раз другие, покороче и не с такой большой пушкой. Эти танки, двигаясь гораздо быстрее, начали подъезжать к началу гати. За танками, прикрываясь их высокими корпусами, шли огромные округлые коробки бронетранспортеров. Но в отличие от танков, до гати они не пошли. Остановившись на расстоянии примерно четыреста метров от начала болотистого участка, БТРы начали открывать большие передние аппарели, выпуская вражеских пехотинцев.

– Ой, ё! Да сколько их там? – ошеломленно крикнул Сашка.

Действительно, врагов из каждого БТР выбегало очень много. На беглый взгляд, больше тридцати человек, это гораздо больше, чем влезает, например, в советский БТР-152, не говоря уже о маленьком БТР-40. Внезапно позади окопчика, в котором укрывались ребята, раздался резкий и громкий звук, как будто кто-то хлопнул исполинским пастушьим кнутом. И тотчас же в полуоткрытую аппарель одного из бронетранспортеров влетел трассер снаряда, после чего он вспух багрово-красным клубом внутреннего взрыва. Еще один снаряд сорвал гусеницу с танка, который уже было направился непосредственно к гати. Густо захлопали минометы, и среди высоких силуэтов вражеской техники начали вставать столбы минометных разрывов, огонь по врагу теперь вели как минимум две минометные батареи. Но американцы не дрогнули. Большие танки, до сих пор молча стоявшие на краю болота, открыли ответный огонь, стараясь накрыть обнаружившие себя советские самоходки и противотанковые пушки. Не молчали и другие танки, поменьше. По советской обороне теперь молотили минимум сорок стволов, калибром 90 и 120 миллиметров. Вдобавок американские морпехи, высадившиеся из бронетранспортеров, быстро установили свои многочисленные 60-миллиметровые минометы, которые засыпали пойму и берег напротив ответным минометным огнем. И самое главное, морпехи начали короткими перебежками приближаться к позициям советских стрелков. В довершение всего этого ужаса, позади позиций раздался громкий взрыв. Оглянувшиеся парни увидели еще одну горящую самоходку, стоявшую в кустах на западном берегу. Советские пушки и самоходки вели отчаянную стрельбу, им удалось подбить несколько бронетранспортеров и еще два танка, но силы были слишком неравны. На один русский снаряд американцы отвечали тремя и больше. Советские орудия за их спиной замолкали одно за другим, Сергей физически ощущал, как редеет поначалу такой плотный наш огонь. Еще один танк М48 «Паттон», Сергей теперь точно опознал его силуэт, заехал на гать, рывком преодолев расстояние до горящей «тридцатьчетверки». Остановившись ненадолго перед зиявшей воронкой, танк начал водить башней из стороны в сторону, а подбежавшие к нему морпехи стали шустро сбрасывать на землю закрепленные на нем спереди бревна. Откуда-то с другой стороны гати по морпехам хлестнула длинная пулеметная очередь, на что танк тут же в ответ выстрелил из пушки. Опомнившиеся советские стрелки из отряда Ильина начали огонь из автоматов, Серега с Сашкой тоже высадили во врагов по обойме из своих карабинов, морпехи, неся потери, залегли прямо в болото, но свое дело они уже сделали. Танк, рыкнув мотором, начал сгребать брошенные перед ним бревна в воронку. Еще минута, и он, преодолев препятствие и развернув башню набок, уперся в горящую «тридцатьчетверку».

Старший лейтенант Ильин бессильно скрипел зубами. Расстояние до этого проклятого танка было метров триста-четыреста, почти вдвое больше, чем дистанция эффективной стрельбы из гранатометов РПГ-2, единственных противотанковых средств поражения, сейчас бывших на вооружении его отряда. Ну, если не считать ручных противотанковых гранат. А подобраться, причем быстро, к танку было нереально, слишком много вокруг него вражеской пехоты. Вот только, если он, спихнув подбитые «тридцатьчетверку» и самоходку, доползет ближе по гати, до второй подбитой самоходки, стоящей наполовину боком. До нее метров сто пятьдесят, и у его расчетов РПГ есть шанс, если они тогда еще уцелеют.

Бой тем временем разгорался все больше и больше. За спинами советских пехотинцев уже горели три самоходки, противотанковые орудия вообще не подавали признаков жизни. Нельзя сказать, что это далось американцам уж очень легко, на восточном краю болота тоже застыли, раскуроченными и горящими, с десяток танков и бронетранспортеров врага. Но самое хреновое, из тяжелых танков, стоящих группами по восточному краю болота, ни один подбит все еще не был. А они, внимательно водя длинными стволами, казалось, обнюхивают противоположный берег, отслеживая малейшее шевеление в глубине советской обороны и выдыхая длинные языки пламени из своих огромных орудий при попытке сопротивления. Иллюзий у Ильина не оставалось никаких. Сейчас вражеская пехота пойдет вперед, а эти монстры переключат свое внимание на окопы советских стрелков. И чего будет стоить ручной или ротный пулемет в неглубоком, наспех отрытом окопчике, если в него прямой наводкой плюнет огнем вот такая дура? А без пулеметов они не продержатся и десяти минут, пехоты противника слишком много. Тем более что из темноты на востоке неспешно выползают еще с десяток этих огромных бронетранспортеров. В это время «Паттон», спихнув наконец горящую «тридцатьчетверку» в сторону, не спеша подползал к первой подбитой самоходке.

– Я «ноль-два». Огня не открывать! – уже который раз кричал по радио командир первой батареи.

– Я «ноль-семь». Командир, но как же? Они ж сейчас наших задавят и на тот берег попрут? – недоуменно, нарушив все уставы и субординацию, сквозь треск помех, послышался голос командира СУ-100 с бортовым номером 07.

– Повторяю, всем! Огня не открывать без моей команды! Вообще не шевелиться! Кто огнем или движением откроет врагу свою позицию, пойдет под трибунал! – снова начал кричать командир первой батареи, досадуя на своих подчиненных. Как они не понимают? У советских сил на этом участке есть только один шанс отбить такую мощную атаку. Когда они только подъезжали к Паратунке, больше часа назад, справа на поляне стоял дивизион реактивных установок. Единственный в их дивизии, ее главная ударная сила. Стоял развернутым, полностью готовым к залпу. И значит, его батарея должна вступить в сражение только после того, как дивизион даст первый залп. Только тогда есть шанс нанести врагу максимальный урон, а его самоходкам может быть даже и уцелеть в этой мясорубке. Ну по крайней мере, троим из них, с судьбой «ноль шестой», командиром которой молодой и горячий лейтенант Пиксин, похоже, все уже ясно. Из окопа, где стояла самоходка безбашенного лейтенанта, еще раньше нарушившего его приказ, поднимался густой дым, подсвеченный снизу небольшим багровым пламенем от горящей солярки.

Пол Ксавье, высунувшись из люка, внимательно рассматривал противоположный берег болота. Все шло по его плану. Орудия красных на том берегу не выдержали неравной дуэли с его танками и замолчали. Первый «Паттон» уже столкнул с гати одну из самоходок и подползает ко второй. На гать заехали еще три М48, рядом с ними идут морпехи, ощетинившись в стороны стволами винтовок. Потом, наверное, когда гать освободится, надо будет запустить на нее бронетранспортеры, пусть высаживают десант уже на том берегу. Этим маневром они заодно отрежут остатки пехоты противника, которая сейчас ведет жидкий стрелковый огонь, засев в окопчиках по обе стороны дороги. А потом поедут остальные М48 и вслед за ними – танки его роты выйдут на нормальную дорогу и очистят от противника наконец этот район, из которого захваченный аэродром сегодня ночью обстреляли эти чертовы многоствольные ракетные установки. Подумав об установках, Ксавье поднял взгляд выше и похолодел. Прямо на него беззвучно летели в воздухе десятки светлячков, постепенно тускнеющих. Черт, это же залп! Залп этих чертовых установок, каждый светлячок – это догорающий ракетный двигатель, разогнавший свой снаряд до нужной скорости! Ксавье торопливо упал внутрь башни, закрыв за собой люк. Он еще не успел схватить из зажимов микрофон радиостанции, как воздух над сгрудившейся для броска через гать американской техникой наполнился свистящим шелестом, а потом начали сплошной дробью рваться сотни реактивных снарядов.