Однажды в Челябинске. Книга первая - Петр Анатольевич Елизаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С приходом Данила Антон старался заглушить обиду и грусть алкоголем: пил он за троих с беспристрастным и каменным лицом. Вся ситуация бесила его тем, что пострадавшим и неотомщенным оказался именно он — как же тут веселиться и вообще продолжать спокойно жить: один только перелом как минимум на месяц выбил его из строя в столь ответственный год. От этого возмущенный парень не мог заснуть, когда всех вокруг сморил алкоголь. Бездействие казалось ему лежанием на иголках — он чувствовал каждую, чувствовал ее силу, глубину проникновения, чувствовал постоянно. И боль только нарастала. Что он там обещал пацанам в столовке? Так к черту страх, к черту стеснение, неуверенность и все последствия туда же! Сколько ж можно его унижать?! При этом обидчики Тохи постоянно выходят победителями из любого замеса — их нужно наказать, застать врасплох. Пора и ему выходить в лидеры и не быть разменной монетой в игрищах всяких там Бречкиных и Митяевых. Последний так вообще повел кучку «избранных» отдыхать втихаря от остальных «людей второго сорта»: видел Филиппов, как из их номера выпорхнул Чибриков. Богдан даже не заметил, как Тоха спалил его.
Назойливую идею нельзя унять сном или крепким напитком — только делом.
Изощренные и жестокие варианты мести Бречкину сменялись в голове с ошеломительной скоростью. Вскоре все предохранители в травмированном защитнике сгорели окончательно, жилки на лбу вздулись, мышцы напряглись, по гипсу чуть ли трещины не пошли. Антон готов мстить одной рукой, ногами, зубами, лбом — честь свою он отстоит и пустит крови бесчестным и наглым лицемерам, которые вечно вытирали об него ноги, заставит их ощутить, каково быть в его шкуре. Осталось только размахнуться и опустить…
Короткие волосы. Массивный затылок. Широкие плечи. Это он, Леша Бречкин. Филиппов не отдавал себе отчета… Он стоял у кровати своего врага и занес над его головой не что иное, как лезвие собственного конька.
Как только мозг решился отдать мышцам приказ опустить импровизированный нож на шею лежащего, будто стрелу гильотины, пелену бреда внезапно прорезал резкий желтый свет из коридора, ослепивший Филиппова. Через мгновение его руку схватили и больно отдернули назад. Лезвие вывалилось из рук. Спящий пробудился.
Антон попытался выместить ярость от сорванного нападения на того, кто ему помешал — Диму Короткова, который, выйдя посреди ночи в сортир, узрел идущего по коридору Филиппова. Тот, словно в трансе, брел в их комнату. Позабыв о нужде, Коротков кинулся за ним. Оказавшись у дверей, Дима опешил от увиденного, но вовремя опомнился и предотвратил-таки нападение, отчего удостоился града ударов от однорукого неадеквата Филиппова — словно лунатика, одержимого бесами. Коротков, припомнив дневной анонс этой атаки, принялся грамотно обороняться.
Возня меж кроватями разбудила и Никиту Глыбу, который подумал, что ему все снится: в частности и эпизод, когда Дмитрий с разбегу подхватил за пояс неуправляемого Филиппова, припечатал его в угол, мигом схлопотал в глаз и в ответ больно заломил Тохе оставшуюся руку, что поставило психа на колени.
— Никитос! Ремни! Ремни тащи! Вяжем его! Помешался, — кричал Коротков. Глыба спросонья засуетился и принялся сдергивать ремни со всех штанов, висящих на кроватях и брошенных на стулья. — Лямки! От сумок и баулов тоже! Живее! А-а-а!!! — взвыл Дима — Антон впился зубами в его голенище, отчего Коротков на секунду ослабил хватку.
Филиппов вырвался, но, увидев на Лешиной кровати Зеленцова (да еще и со стрижкой под ноль), замер с вытаращенными глазами, не понимая, что же случилось. Затишьем воспользовался другой обитатель палаты. Словно белка-летяга, на Филиппова напрыгнул мелкий и бойкий Серега Смурин, закрыв агрессору рот и глаза. Одновременно Антона зажали в тиски укушенный Коротков и полусонный Глыба. Зеленцов с удивлением наблюдал за представлением. Филиппов бился в исступлении. Коротков командовал:
— Зеля, дверь закрой. А то всех сейчас перебудим. Никита, ремни на него накидывай. Резче! Крепче затягивай. Мы держим его. Быстрее только.
Глыба стал затягивать ремни, чтобы окончательно обездвижить Филиппова, и начал с ног — Смурин и Коротков сдерживали сумасшедшие потуги Антона. Вдобавок он изрыгал из себя то плевки, то проклятия, то неразборчивый вой, не осознавая, что чуть не прирезал Зеленцова вместо Бречкина.
И снова у Антона провал. Ну и кто здесь бездарность после этого? А как же он себя вознес — от таких перепадов и с катушек слететь можно.
— Отпустите меня, твари! Я его найду, слышите? Найду! Он заслужил! Они все заслужили! Я… я это сделаю! Я ждал, планировал! Я должен! Должен это сделать! Должен видеть, как эта свинья подохнет! Он унизил меня — унизит и вас. А вы меня вяжете! Хуесосы! Вредители! — кричал Филиппов. — Вы все пресмыкаетесь перед ними! А они над вами ржут…
— Заткнись, демон! Всю общагу перебудишь! — Смурин дотянулся до тумбочки, схватил свои носки, связанные узлом, чтобы не смешались с другими похожими, и сунул их Филиппову прямо в пасть в качестве кляпа. — Жри, бес!
— Смотри только, чтоб пальцы не откусил.
Теперь шизанутый Тоха стал что-то мычать и вертеть головой. Никита сработал оперативно — три ремня крепко стянули Филиппова по рукам и ногам.
— Чего с ним?! — спросил наконец удивленный Смурин. — Я думал, Леха будет ночью бузить, а никак не это чудо в перьях.
— Перепил, — ответил Коротков, не став выдавать всю подноготную.
— Впервые такое.
Зеленцов поднялся с постели, подошел к Антону, которого обступили со всех сторон, и вынул кляп из его рта:
— Какого хера ты меня зарезать хотел, червь?!
— Леха где?! Его хотел. Не тебя.
— Ясно. Проспись, мудила!
— А ты, реально, чего на его постели-то? — спросил Глыба. — И что с твоими…
— Нет их и не будет, — заявил Зеленцов. — А комнату перепутал. Каюсь. Свободная же постель. Вот и подумал, что моя.
— Ха-ха, — принялся стелить Филиппов. — Видите, видите, опять обставили нас, унизили. Обещали вечеринку и смылись… лидеры-то наши! А мы тут остались, потому что слабые, недостойные…
— Вот ведь его штырит, а?! — оценил Смурин.
— …Дрались они в холле. Ха-ха-ха, как же! Все это показуха была. Митяев взял Бречкина с собой бухать. Но они еще увидят. Еще узнают. Я не успокоюсь! Вот сейчас как заору, все проснутся и… порешат их за побег, — только он набрал полную грудь воздуха, как кляп вернулся на место.
Смурин с Коротковым положили Филиппова на
