Поле бесчестья - Дэвид Вебер

Снова улыбнувшись, он поднял пивную кружку и кивнул своему отражению в зеркале. Ему предстояла славная забава.

Остановившись в двух метрах от вращающихся дверей, наличие которых на борту космической станции не имело никакого смысла, Хонор глубоко вздохнула. Легкое покалывание пробежало по ее нервам, однако броня самоконтроля осталась незыблемой. Взглянув на своих телохранителей и мысленно порадовавшись тому, что оставила Нимица на «Нике», она сказала:

– Эндрю, Саймон. Надеюсь, вы мне не помешаете?

– Вы наш землевладелец, миледи. Ваши приказы имеют для нас силу закона, – ответил Лафолле.

Хонор вдруг почувствовала, что его рассудительный тон пробуждает в ней совершенно неуместное веселье. Он говорил со всей серьезностью, словно сам верил сказанному, но следующие слова выдали его с головой:

– То, что вы будете рисковать собой, нам не по душе, однако мы не станем вмешиваться, пока Саммерваль не попробует применить по отношению к вам насилие.

– А мне не по душе, когда подчиненные пытаются самостоятельно определять пределы моей компетентности, – тут же отреагировала она.

Желание рассмеяться исчезло, и голос ее звучал хоть и спокойно, но с той холодной властностью, с какой майор при общении с нею еще не сталкивался. Он моргнул – почти моргнул, – и она нахмурилась.

– Не стану растолковывать вам, в чем заключаются ваши обязанности при обычных обстоятельствах, но когда я говорю вам, что вы не станете вмешиваться вне зависимости от того, как будет проходить моя встреча с Саммервалем, я рассчитываю на точное понимание и выполнение моих указаний. Ясно?

Лафолле непроизвольно вытянулся, и с его лица стерлось всякое выражение. До сих пор Хонор не говорила с ним повелительным тоном, но будучи военным до мозга костей, он сразу признал в ней настоящего командира.

– Так точно, миледи, – отчеканил офицер.

Хонор удовлетворилась этим. Разумеется, она понимала, что Лафолле, так или иначе, будет руководствоваться своим чувством долга, который в первую очередь заключался в предотвращении ее гибели. Непривычная к такой опеке, Хонор подозревала, что на этой почве между ними будут возникать трения, – и уважала его готовность отстаивать свою точку зрения. Однако сейчас важно было дать ему понять, что существует черта, преступать которую нельзя. И указать, где эта черта проходит.

– Хорошо, – подвела черту Хонор и, снова вздохнув, выпрямилась. – В таком случае, джентльмены, вперед.

Дверь позади него отворилась, и Саммерваль увидел в зеркале черный с золотом мундир. Он даже не вздрогнул, хотя вошедшую узнал мгновенно. Она оказалась бледнее, чем на голограммах, которые вдобавок не передавали в должной мере ее красоту, но ошибиться было нельзя. Она принялась шарить взглядом по залу, и в нем уже всколыхнулось предчувствие, однако тут его внимание привлекли неожиданные обстоятельства.

Рядом с Харрингтон, по обе стороны от нее, появились двое мужчин в незнакомой Денверу военной форме. Их манера держаться не оставляла сомнений в том, что это телохранители, и телохранители хорошие. Они не переглядывались, а внимательно смотрели каждый в свою сторону, с порога поделив ресторан на сектора ответственности. Импульсные пистолеты на ремнях этих типов выглядели так естественно, словно они родились с оружием. Саммерваль понятия не имел, откуда они взялись, но сразу понял, что это не просто наемные охранники. Такой поворот событий внушал беспокойство: заказчик ни о чем подобном его не предупреждал.

Неожиданное появление охранников отвлекло его, и пока он пытался определить их место в этом уравнении, Харрингтон уже наполовину пересекла зал, направляясь к нему.

Денвер внутренне собрался. Кем бы ни были эти люди, они являлись второстепенными персонажами, и он сосредоточился на своей добыче. Губы его тронула едва заметная хищная улыбка, но стоило ему присмотреться по-настоящему, улыбка исчезла.

На лице Хонор не было ожидаемой ярости: на нем вообще отсутствовало какое-либо выражение. В душе Саммерваля зазвучал сигнал тревоги, сделавшийся еще громче, когда он заметил, как расступаются перед ней люди. Расступаются непроизвольно, словно угадывая в ней нечто такое, что он привык видеть только в себе. Неожиданно ему захотелось сглотнуть.

Она подошла прямо к нему: единственным признаком, выдававшим какие-либо эмоции, было легкое подергивание правого уголка рта, и Саммервалю вдруг стало трудно сидеть к ней спиной. По хребту пробежали мурашки, словно он оказался взятым на прицел, и Денвер вынужден был напомнить себе, что именно этого он и добивался. Что она ведет себя так, как и планировалось.

– Денвер Саммерваль? – прозвучало ледяное, напрочь лишенное ожидавшейся ярости сопрано, и ему потребовалось усилие, чтобы, перед тем как обернуться, иронически скривить губы.

– Да?

Многолетний опыт отточил его тон, позволив вложить бездну оскорбительного презрения в единственное слово, однако ее глаза даже не блеснули.

– Я – Хонор Харрингтон. – произнесла она.

– Это должно что-то для меня значить? – издевательски осведомился он.

Она улыбнулась. Улыбнулась так, что у Саммерваля неожиданно вспотели ладони: он начал понимать, насколько недооценил эту женщину. Ее глаза, в которых не было и следа человеческих чувств, производили впечатление наведенных на цель ракетных установок. Он ощущал ненависть, однако эта ненависть находилась под полным контролем: не чувство повелевало ею, а она чувством. Инстинкт подсказал Денверу, что ему повстречался хищник, не менее опасный, чем он сам.

– Должно, – спокойно ответила Хонор. – В конце концов, мистер Саммерваль, я та самая женщина, за убийство которой вам заплатил граф Северной Пещеры. Точно так же, как за убийство Пола Тэнкерсли.

Говорила она громко и отчетливо, и после ее слов в ресторане воцарилась мертвая тишина.

Саммерваль опешил. В пределах слышимости находилось никак не менее полусотни людей, а эта сумасшедшая обвинила пэра Королевства в том, что он заказал убийство. В первое мгновение Денвер просто не поверил, что это действительно случилось. Никто – никто! – никогда не обвинял его в платных убийствах, ибо все понимали, чем это чревато. У него просто не могло быть иного выхода, кроме как вызвать на поединок и убить любого посмевшего даже заикнуться об этом. И не только для того, чтобы заткнуть ему рот. Оставив подобное оскорбление не отомщенным, он стал бы объектом всеобщего презрения, и ни один человек чести, ни мужчина, ни женщина, не принял бы впредь его вызов.

Однако ее это не остановило. Она не только обвинила его, но и осмелилась назвать вслух имя заказчика! Денвер не рассчитывал на такой поворот, и сейчас, даже пребывая в растерянности, выругал себя за недальновидность. Никогда прежде никому не удавалось узнать, кто его нанял. Анонимность нанимателей являлась важнейшей предосторожностью, защищавшей обоих, как заказчика, так и исполнителя. Однако Харрингтон знала, кому нужна была ее смерть. Хуже того, она имела в своем распоряжении запись, на которой он, Саммерваль, назвал имя Павла Юнга. Мысли его забегали, соображая, чем это чревато.