Звучит повсюду голос мой - Азиза Джафарзаде

- Достаточно, Мешади, вопрос твой ясен мне. Внук господина Ахмед-бека учится в русской школе, ест русский хлеб, живет рядом с русскими. Для мусульманина общение с христианами - большой грех. Внук господина Ахмед-бека осквернил себя, можно сказать, стал похож на христианина. Своим поведением он наносит ущерб нашей вере. Что касается твоего внука, то ты правильно заставил его вымыть рот... Но, не дай аллах, он может под влиянием внука господина Ахмед-бека захотеть учиться в русской школе. Вот это совсем плохо...

- Избави аллах! Спаси нас от этих нечестивцев... - Мешади Магеррам был страшно напуган словами Ахунда. Он огладил ярко-рыжую бороду рукой и возопил: - О аллах всемогущий, спаси! Охрани от зла! Я так накажу этого сукиного сына, что он больше никогда не посмотрит в сторону ворот этих урусов, этих бабидов нечестивых, я у него глаза вырву... Я отведу его в баню для совершения трехкратного религиозного омовения... - Он еще долго причитал.

И снова, в который раз, Сеид Азим задался вопросом: как может просвещенный старик давать такие советы...

Мешади Рагим загодя готовил свой вопрос, он придвинулся на коленях поближе к Ахунду и заискивающе сказал:

- Ага, да буду я жертвой твоего предка...

Не было ни одного религиозного диспута, к которому Мешади Рагим не готовил бы свои вопросы. Ахунд Агасеидали сразу узнал его голос и согбенную фигуру. Мешади Рагим всегда елозил перед ним на коленях. На лице Ахунда появилась ласковая улыбка:

- Пожалуйста, Мешади, пожалуйста... Кажется, последний вопрос - твой.

Мешади Рагим облизнул пересохшие губы:

- Ага, да перейдут на меня твои горести и невзгоды... Так вот. Вода в мой двор попадает по арыку, идущему через сад Махмуда-аги. А там садовник господина Махмуда-аги посадил урусские красные баклажаны. Вода проходит мимо корней урусских красных баклажанов, а потом попадает в мой сад... Теперь я хочу знать, урожай на моем огороде можно считать праведным или неправедным?

Между Сеидом Азимом и Ахундом Агасеидали сидело множество людей, но при последнем вопросе глупого Мешади Рагима оба сеида посмотрели прямо друг другу в глаза, словно пики вонзились. Тотчас Ахунд прикрыл глаза, словно хотел скрыть от Сеида Азима свои мысли. С чувством острой жалости Ахунд Агасеидали слушал Мешади Рагима. Что делать?.. В нем боролись два ответа, первый рвался с языка: "Земля в воле аллаха, вода тоже принадлежит аллаху, растение, посаженное и выращенное, тоже аллаха, и солнце, которое заставляет круглые зеленые плоды становиться красными, подвластно воле аллаха. Что с того, что новый, ранее неведомый в этих местах овощ назвали русским баклажаном? Эй, сын покойного, не будь дураком, конечно же плоды твоего сада праведные..." Но другой голос подсказывал: "Нет, нет, не говори так! Этот вопрос потянет за собой ниточку других, на которые так просто не ответишь..." В этой борьбе одержал голос третий...

Ахунд будто очнулся от раздумья и медленно произнес:

- Это реши сам, Мешади Рагим, на твое усмотрение оставляю решение этого вопроса...

И он сам, и все присутствующие знали, что раз Ахунд не сказал своего решающего слова, то осторожный Мешади Рагим перестанет поливать свой сад водой, которую с этой минуты будет считать "полуправедной, как заячье мясо". Ему предстоят заботы, связанные с проведением нового арыка из другого родника, а в первое время бедняга будет покупать воду у водоносов.

Ахунд в сопровождении служителей мечети и его канцелярии покинул святое место молитвы. Сеид Азим сопровождал его чуть позади. Когда Ахунд краешком глаза удостоверился, что Сеид следует за ним, он остановился:

- Господа, извините меня, я должен расстаться с вами. Меня ожидает беседа с моим двоюродным братом. Простите, расстанемся. - Он поднял в молитве тонкие белые руки до уровня висков, воздел их к небу и распрощался со всеми.

Приветливая, ласковая улыбка на устах Ахунда Агасеидали угасла с последним прощанием:

- До свидания, да благословит вас аллах!

Сопровождающие остановились и в почтительном молчании ждали, пока духовный пастырь не удалится на значительное расстояние.

Ахунд снова и снова взвешивал свои ответы во время религиозного диспута. Он понимал, что правдивый и мужественный поэт, исключительный талант которого он высоко ценил, вправе требовать от духовного пастыря справедливости. Теперь он предстал перед проницательным взором Сеида Азима.

- Ахунд-ага, почему вы дали Мешади Рагиму такой неопределенный ответ?

- Если бы ты был на моем месте, как бы ты ответил?

- На вашем месте - вы, Ахунд-ага! Моего ответа они не ждали...

- Но если бы власть была в твоих руках, что бы ты сказал?

- Власть - в руках счастливца, Ахунд-ага... Я бы сказал так: "Земля аллаха, вода аллаха, плоды аллаха, сын покойного. Облака, ветер, луна и солнце по воле аллаха ждут, чтобы ты вырастил и съел свой хлеб... Появившееся у нас новое плодоносящее растение "русским" называют невежды, которые отрицают все, что им неведомо".

Они остановились. Ахунд с трудом дышал по мере того, как дорога поднималась вверх, а сейчас он просто задыхался. Он устремил внимательный, печальный взгляд на собеседника. В его глазах поэт увидел глубокую тоску. "О благородный старик! Разве ты не видишь, что твоя безграничная вера в догматы религии наносит вред делам любимого тобою народа?" - подумал он, а вслух добавил:

- Или по поводу того вопроса, который задал вам Мешади Магеррам... Извините меня, Ахунд-ага! Я не буду обсуждать ваше действительное мнение о русских школах, я не говорю, что ваш совет будет использован для надругательств над невинным мальчишкой... Вы еще больше укрепили фанатичного отца в его неистовстве... Я только хочу знать, из чего вы исходили? Ведь вы прекрасно понимаете, что великий творец, создавший на земле все живое, создал и русских, и армян, и грузин. И если бы он счел, что эти народы-нечестивцы оскверняют землю, для него бы не составило труда послать ангела смерти Азраила, убрать их с земли сокрушающим ураганом, землетрясением, наводнением. Или наполнил бы клюв горной ласточки каплей расплавленного огненного камня из ада, способной убить все живое, и излил бы на их головы...

Поэт почтительно взял старика за локоть и повел его вверх к Минахору.

- Зная все это не хуже меня, вы способствуете невежеству этих несчастных, противоборствуя даже тем ничтожным крохам знания, которые проникают к ним, - продолжал Сеид Азим.

- Ты думаешь, что я не хочу, чтобы выучились и вышли в свет дети моего народа? Что я не желаю ему счастья?

Изучая богословские науки, Агасеидали мог с убежденностью утверждать, что всевышний един. И коран, и талмуд, и евангелие - это святые книги, посланные аллахом. А Моисей, Иисус и Мухаммед - пророки великого творца. Все эти религии, по его убеждению, призывали людей к добрым делам, к праведному пути. Старик не мог не признать, что новые люди из иноверцев выводят людей на дорогу знаний. Ну что ж, пусть открывают школы вместо медресе, пусть обучают детей мирским наукам. Однако его пугало и беспокоило другое: как бы молодые, вступив на этот путь новизны, не удалились от мусульманской веры, от аллахом завещанных законов шариата. Как тогда собрать всех мусульман воедино, когда и сейчас разгораются бои между суннитами и шиитами, бабидами, мултанийцами.

- Представители всех религий ведут борьбу за число своих приверженцев, почему я - пастырь мусульман - должен отказаться от борьбы? Аллах един, но пути достижения истины разнятся. Мы не можем свернуть с нашего пути, предначертанного нам с тобой великим пророком.

- Но почему, Ахунд-ага? Новое проникает в наш народ посредством иноверцев, так как среди них больше ученых. Каким было положение нашего народа в прошлом веке при хане? Была ли хоть одна школа? Законы религии укрепились, а дело просвещения стояло на месте. А в это время соседние народы овладевали светскими науками. Только немногие из наших соотечественников, уехавшие в другие страны или в Россию, познали исторические и естественные науки.

- Но некоторые из них изменили своей религии, отошли от веры отцов и приняли христианство, избави аллах! Стали нечестивцами, хуже рожденных в иноверии.

- Их толкнули на перемену убеждений те, кто противостоит просвещенности нашего народа, кто в светских науках видит только угрозу религии. Пока каждый отец, взяв за руку своего ребенка, не поведет его в школу, где можно получить лучшие знания, независимо от того, какая это школа: русская, армянская или татарская, прогресса не будет. Школа должна определять будущее ребенка, будет ли он образованным человеком или научится только отличать мусульманина от немусульманина. Духовные пастыри народа ставят перед народом националистические преграды.

- Ты не можешь упрекнуть меня в том, что я пристрастен в решении споров между мусульманами, молоканами или армянами. Для меня важна прежде всего истина!