Речь без повода... или Колонки редактора - Сергей Довлатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За кого будете голосовать?
Как правило, мне отвечали:
— Разумеется, за Картера!
Доводы в пользу Картера были однообразны:
«Картер благоразумен и уступчив. Картер обеспечит нам мир…
Рейган же — безрассудная личность. Он слишком воинственно настроен. И потому может начать войну…»
Но война уже идет. Просто американцы этого не знают. Вернее, не хотят этого знать. Не заложников держат иранские фанатики, а военнопленных. Военнопленных, захваченных на юридической территории США.
Их только называют заложниками. Для красоты…
Захват Эстонии называли «добровольным присоединением». Захват Афганистана называют «братской помощью». Какая разница?..
Какая разница — «лицо еврейской национальности» или «жидовская морда»?! Суть-то одна…
Советская экспансия расширяется. Демократия «миролюбиво» уступает свои позиции.
Увы, слабость и миролюбие — понятия вовсе не идентичные. Уступчивость жертвы лишь поощряет насильника.
И только мужество заставляет его сдерживаться. Только готовность к сопротивлению может его остановить.
Недаром сила — единственный аргумент, который признают большевики…
Мои американские друзья — типичные интеллигенты, благородные, начитанные, созерцательные. Им не знакома простая лагерная мудрость:
«Готовность к драке означает способность ее начать. Если к этому вынуждают обстоятельства…»
То же самое происходит и в государственных масштабах. Если имеешь дело с прирожденным агрессором, надо выбирать между силой и капитуляцией.
А капитуляция страшнее любой войны…
Мои американские друзья ошиблись. Американский народ исправил ошибку. Спасибо ему за это!..
Мы, русские эмигранты, самые богатые люди Америки. Наше достояние — опыт.
Мы приобрели драматический и неповторимый опыт тоталитаризма. Изучили его хищные повадки. Знаем его уязвимые места.
Вот почему нам импонирует Рейган.
Дай ему Бог силы, твердости и удачи!
«Новый американец», № 40, 12–18 ноября 1980 г.КР О ЧЕМ ТОЛЬКО НЕ ГОВОРЯТ…
О чем только не говорят в эмиграции! О налогах и воспитании детей. О новых книгах и старых автомобилях. О росте преступности и летающих тарелках…
Но есть в эмиграции и постоянные темы для разговора. Неизменно актуальные. Острые и злободневные — всегда.
Одна из них — как там в Союзе?! Будут выпускать или нет?
Семьдесят девятый год был весьма обнадеживающим. Из Союза выехали более пятидесяти тысяч человек. Затем наступил угрожающий спад. И, наконец, стали поступать радостные вести. Возобновился массовый отъезд. Значит, скоро приедут наши родственники и друзья. Многолетние отказники поднимутся на борт самолета. Тысячи безымянных инакомыслящих обретут свободу.
Редакция «Нового американца» присоединяется к общему ликующему хору. Ведь это наши читатели едут! Ведь это наши будущие подписчики заполняют сейчас мрачные коридоры ОВИРа!
Скептики обеспокоенно твердят:
— Надолго ли?! А если вновь затормозят оформление документов?! А если вновь потребуют соблюдения бессмысленных формальностей?! А если вновь пойдут сплошные отказы?!..
Я позволю себе высказать личное мнение. Массовая эмиграция из Союза — необратимый процесс. Хотя, как всякое советское мероприятие, он беспорядочен и плохо организован.
Массовая эмиграция продолжится. И отнюдь не потому, что советские власти гуманны. Совсем наоборот. Именно жестокостью режима объясняется массовый характер третьей эмигрантской волны.
Выпуская евреев, советское руководство преследует две главные цели. Первая — добиться от благодарного Запада уступок в торговых соглашениях. Вторая — уничтожить «пятую колонну» в государстве.
Посудите сами. В Союзе несколько миллионов потенциальных беженцев. Вряд ли эти люди будут активно строить коммунизм. Вряд ли зашагают они дружными рядами к светлому будущему человечества.
Эти люди — опасный фермент, источник брожения, неутомимые возмутители общественного спокойствия.
Что с ними делать? Вернуться к массовым репрессиям сталинского образца? К счастью, это невозможно. Откровенное варварство противоречит нынешним тенденциям Советов. Полностью компрометировать себя большевики не решаются. Мировое коммунистическое движение и так утратило стабильность.
Изменить существующие порядки? Да никогда в жизни! О самоубийстве большевики и не помышляют.
Единственный выход — отворить проржавевшие шлюзы. Торгуясь и бесчинствуя напоследок, выпустить самых активных. Ослабить таким образом внутреннее напряжение. Получив вдобавок зерно и компьютеры…
Конечно, нас радуют вести из Союза. Но мы помним и о другом. За железным кордоном все еще остаются наши братья — русские, украинцы, грузины, татары… Миллионы узников тоталитаризма. Мы верим — их час придет!
«Новый американец», № 54, 17–23 февраля 1981 г.КР НЕДАВНО Я БЕСЕДОВАЛ…
Недавно я беседовал с одним владельцем русского магазина. Расположен магазин в Бруклине. Зовут хозяина — Дима. (Фамилию просил не указывать. Родственники в Союзе и так далее.)
Этот человек рассуждал умно и нестандартно. (Орудуя попутно грандиозным кухонным тесаком.)
В частности, речь зашла об эмиграции. О том, будут ли выпускать евреев.
«Будут! — уверенно заявил мой собеседник. — Куда они денутся?! Чуть ли не каждый еврей в Союзе — инакомыслящий. И вокруг каждого — десятки сочувствующих. Десятки внимательных слушателей. Так возникает брожение, недовольство…
Можно называть это как угодно. Раковой опухолью советской власти. Бельмом на глазу победившего социализма. Вечно зудящей сыпью на теле пролетарской диктатуры…
Что делать, спрашивается? Как избавиться от этого ужасного народа?!
Загнать в лагеря три миллиона человек — невозможно. Не те времена. Кроме того, голоса из неволи еще слышнее. Вокруг каждого мученика соответствующий ореол. Круг сочувствующих расширяется…
В общем, нет спасения от евреев. Нет управы. И выход один — через Брест. Или самолетом на Вену.
Еще спасибо, что уезжают. А то как заупрямятся и ни с места. Придется агитировать…
Конечно, советская власть еще поторгуется. Попробует за каждого еврея что-нибудь урвать. Зерна или там, что дадут…
А не дадут — и так отпустят. Без контрибуции.
Поскольку выхода другого нет.
Самое опасное у еврея — голова. А головы рубить — страшно. Не все же как бараны…
Большевики ребята шустрые. Китая не боятся. Америки — тем более.
А вот собственного народа боятся. И правильно делают…
Вон она Польша — рядом. Забастовали поляки, и ничего. Пришлось идти на уступки. И танками давить поляков Брежнев не решается. Потому что война начнется. А на войне, говорят, стреляют. И могут угодить в тебя…
В Чехословакии была совсем другая картина. Там все происходило наверху. В правительстве. Под руководством товарища Дубчека. А народ был сравнительно пассивен. То есть поддерживал, конечно, разумные начинания. Но без особого энтузиазма. Не проявляя собственной инициативы. Как говорится, в силу привычки.
Польша — совсем иное дело. Там именно народное движение. Направленное против руководства…
Что будет дальше — не знаю. Что предпримут власти? Как будут выходить из положения?..
А пока евреев выпускают. Иначе получится война на три фронта. С Востоком, Западом и собственным народом…»
Дима взмахнул тесаком, и мне стало жутко!
«Новый американец», № 58, 17–23 марта 1981 г.КР СИТУАЦИЯ В ПОЛЬШЕ
Ситуация в Польше накаляется. Правительство отказывается выполнять требования народа. Народ отказывается работать.
Стране угрожает голод.
Развязка последует в течение ближайших недель.
В основе событий — рабочее движение за экономические права. Параллельно действуют крестьяне и студенчество. Интеллигенция сочувствует рабочим и крестьянам.
Все это совершается под эгидой католической церкви.
Формально «Солидарность» выдвигает экономические требования. В сущности же кризис носит политический характер.
Идея подлинного народовластия влечет за собой демократизацию общества. А значит — структурные преобразования режима.
То есть — советскому господству приходит конец…
Что будет дальше? Почему так долго бездействуют советские власти?
Советские власти, попросту говоря, не знают, что им делать. Советские власти колеблются.
В случае интервенции разразится огромный скандал. И дело не в сопротивлении поляков. Активного сопротивления не будет. Польские рабочие не вооружены. Армия в лучшем случае разойдется по домам. Все ограничится незначительными диверсионными актами.