Генерал Алексеев - Василий Цветков

В декабре 1916 г., в отсутствии Алексеева, в первоначальные планы Ставки были внесены коррективы. Как отмечал в письме товарищу министра иностранных дел А.А. Нератову директор Дипломатической канцелярии Ставки камергер Н.А. Базили: «В соответствии с постановлением военной конференции в Шантильи задачей нашей в ближайшую кампанию признано наступление в направлении Болгарии». В этом был убежден Государь, в этом его поддерживал Гурко. Принятое решение предполагало усиленную переброску войск на Румынский фронт со всех других фронтов. Для этого на бессарабском направлении строились дополнительные железнодорожные линии. Подобное решение, по мнению Базили, было вполне оправдано ввиду «наличия значительного численного превосходства наших сил» на всех фронтах (на 200 батальонов больше, чем у противостоящих армий Центральных держав). Планировалось остановить продвижение войск противника и перейти в контрнаступление, при поддержке Черноморского флота, на Добруджу, освобождая нижнее течение Дуная и выходя на границу с Болгарией вдоль побережья Черного моря.

Но Алексеев отказался от приоритета удара на Балканы и в конце концов убедил Николая II в том, что после потери большей части Румынии «нельзя говорить о разгроме Болгарии… При данной стратегической обстановке эта операция падет всей тяжестью, главным образом, на нас и потребует исключительных напряжений за счет всех фронтов… Благоприятная обстановка для разгрома нашим союзом Болгарии упущена безвозвратно». Аналогичные соображения излагались Наштаверхом в письме к командующему Черноморским флотом: «Решение судьбы настоящей войны будет зависеть, главным образом, от положения дел на Европейском театре. Наш растянутый фронт, невыясненное положение Румынии, значительность и качества противника создают столь сложную и ответственную обстановку, что мы не имеем права разбрасывать войска на выполнение хотя и важной, но второстепенной задачи на удаленном участке»{47}.

Схожую позицию наштаверх готов был принять и в отношении десанта на Босфор, хотя окончательного мнения здесь Михаил Васильевич так и не высказал. Контр-адмирал Бубнов, весьма заинтересованный, в отличие от Алексеева, в скорейшем проведении Босфорской операции, так оценивал ее перспективы в конце 1916 г.: «Так как Государь был горячим сторонником Босфорской операции, а министр иностранных дел Сазонов на ней настаивал, генерал Алексеев не отвергал ее категорически, но ставил для своего на нее согласия такие, по мнению нас, моряков, необоснованные требования, кои были невыполнимы. Так, он считал, что для исполнения Босфорской операции необходима целая десантная армия силой в три с половиной — четыре корпуса, между тем транспортная флотилия была не в состоянии перевезти в должный срок столь многочисленную армию и обеспечить после высадки ее снабжение».

С точки зрения Наштаверха, завершение боевых операций на суше способствовало бы и успеху боевых действий на море. «При определении численности десанта, — вспоминал Бубнов, — генерал Алексеев исходил из следующих соображений: ближайшее не занятое противником удобное место для высадки войск — устье реки Сакарьи — отстояло к востоку от Босфора на расстоянии четырех-пяти армейских переходов (при полном бездорожье). Так как противник за это время успел бы предпринять меры для усиления своих войск, наша десантная армия должна была бы, по мнению генерала Алексеева, быть достаточно сильной, чтобы иметь возможность успешно вести наступательную операцию в чрезвычайно трудных условиях бездорожья, с далекого расстояния от Босфора». «Лобовую атаку» на Босфор, с десантом в непосредственной близости к Стамбулу, Алексеев полагал весьма опасной. Турецкая береговая оборона представлялась сильной, требующей значительного количества сил и средств для ее ликвидации.

С позицией Алексеева, весьма сдержанно относившегося к возможности проведения десанта на Босфор, не соглашались представители морского командования. Бубнов отмечал, что, основываясь на «неопровержимых и тщательно проверенных данных обстановки, мы, моряки, считали, что для завладения Босфором нет никакой необходимости предпринимать методическую наступательную операцию многочисленной десантной армии с дальнего от нее расстояния, как того хотел бы генерал Алексеев. Босфор можно легко занять внезапной высадкой в непосредственной его близости десантного отряда, не превышающего по своему численному составу подъемной способности Черноморской транспортной флотилии… В связи с этим Морской штаб Верховного Главнокомандующего совместно со штабом Черноморского флота разработали подробный план операции внезапного нападения на Босфор… По плану Морского штаба Верховного Главнокомандующего и Черноморского командования для внезапного завладения Босфором было бы достаточно всего пяти дивизий, т.е. в два раза меньше, чем требовалось по оперативным предложениям генерала Алексеева».

Бубнов настаивал на внезапности высадки десанта и на быстроте его действий. По его мнению, цель овладения Константинополем, «освобождения столицы Византийской Империи», оправдывала даже самые серьезные риски. Но именно эта излишняя самоуверенность, как казалось Алексееву, не была оправдана.

Существо разногласий между Алексеевым и «моряками» прослеживалось в различном подходе к тактике проведения операции. Бубнов очень хорошо заметил эту черту стратегического «стиля» Наштаверха, ярко проявившуюся в отношении к «захвату проливов»: «Генерал Алексеев всем нашим доводам противопоставлял возражение о рискованности предстоящей операции и упорно настаивал на необходимости наступательной операции с участием в ней не менее десяти дивизий… Главной Причиной отрицательного отношения генерала Алексеева к Босфорской операции было не столько недоверие к нашим доводам, сколько именно догматическая точка зрения в вопросе применения принципа сосредоточения максимальных сил на главном театре военных действий…»

Очевидно, что для опытного генштабиста, каковым был Михаил Васильевич, любая операция (а такая сложная, как высадка десанта, в особенности) должна была основываться на тщательно разработанном плане действий при исключении излишних рисков. Ведь десанту предстояло действовать не только в условиях оторванности от «родных берегов», но и преодолевая ожесточенное сопротивление фанатично настроенных турецких гарнизонов и, вероятно, местного населения, не стремившегося к тому, чтобы Стамбул снова стал Константинополем. К тому же в Ставке слишком памятной была прошлогодняя Дарданелльская операция, проигранная союзниками. Успех, по мнению Алексеева, был гарантирован не только за счет численного превосходства наступающих войск десанта, но и благодаря несомненной вере в победу, в правоту выполняемого дела солдатами и офицерами. «Сила духа» у русских моряков и десантников — «освободителей Константинополя» — должна была быть многократно выше, чем у турецких защитников Стамбула.