Серенгети не должен умереть - Бернгард Гржимек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Куадью показал мне фотографии двух своих взрослых сыновей от первого брака. Оба они учатся в Париже — один получает юридическое образование, другой — медицинское. Африканцы, успешно сдавшие экзамены в местной школе, пояснил он мне, имеют возможность за счет правительства получать высшее образование во Франции.
После обеда мы сидим под сенью раскидистой кроны огромного дерева, стоящего посреди деревни, и пьем банги. Это что-то вроде деревенских «посиделок». Банги — пальмовое вино, прозрачное и пенистое, чем-то напоминающее пиво, впрочем, очень приятное на вкус, особенно когда его только что достали из холодильника. А поскольку европеец в Африке непрерывно потеет, то пьешь гораздо больше обычного. Так и с этим банги: пьется оно легко, и не замечаешь, как пьянеешь. Добывается это вино из определенного вида пальм. Ствол их надрезается, а сок по длинным деревянным трубкам, привязанным к стволу, стекает в подставленные сосуды. За несколько дней пальма «истекает кровью» и погибает. А качество банги меняется в зависимости от дня, в который оно было собрано. Добыча пальмового сока вообще-то запрещена, однако повсюду нам встречались эти высокие высохшие стволы пальм, без листьев, снизу тонкие и раздутые посередине, с все еще привязанными к ним деревянными трубками… Этому виду пальм в местностях, расположенных вблизи африканских деревень, по-видимому, скоро суждено вымереть.
Вместе с нами под деревом сидят братья и родственники Куадью; поверх их обнаженных черных тел накинуты лишь красочные накидки из домотканой материи, белые в синюю полосу, и по кругу ходит так называемый калебас — чаша из высушенной оболочки плода, напоминающего тыкву. Я поинтересовался, почему у одного из родственников хозяина забинтованы обе ноги.
— А у него лепра, проказа, — пояснили мне самым безмятежным тоном, и наша беседа потекла дальше как ни в чем не бывало.
Неподалеку от нас топчется в нерешительности молодая женщина. Я заметил, что ей явно хочется поговорить с кантональным вождем, но она не решается, видимо, стесняется нас. Мне пояснили, что это жена, которая хочет развестись со своим мужем, потому что он ее бьет. Послезавтра должно состояться судебное разбирательство, но она уже заранее пришла сюда из своей деревни, чтобы поговорить с кем нужно и склонить общественное мнение в свою пользу.
Женщина здесь совсем не обязана покоряться мужниному произволу. Она имеет право уйти от своего супруга, если в течение двух лет женитьбы не забеременеет и не родит ребенка. Может она его покинуть и в том случае, если он не считается с ее «тотемным животным» и ест в присутствии жены блюдо, изготовленное из какого-либо животного, считавшегося в доме ее родителей священным и неприкосновенным. От такого нечестивца тоже разрешается уйти. Разумеется, родителям в подобных случаях приходится возвращать незадачливому зятю выкуп, который он уплатил за их дочь. Но это в свою очередь далеко не всем родителям по душе. Поэтому чаще всего они заинтересованы в том, чтобы сохранить брачные узы дочери и не допустить развода, даже если зять слишком стар или не в меру груб. В прежние времена, даже еще не так давно, браки закреплялись старейшинами рода. При этом половина выкупа за невесту вносилась из общинного фонда, а другую половину должна была вносить ближайшая родня жениха из собственных средств. С тех пор как покончено с междоусобными войнами и отпала необходимость держаться скученно, своим кланом, отдельные семьи стали дальше разъезжаться друг от друга и обрабатывать уже индивидуальные участки. А прежде вся деревенская община обрабатывала одно поле, принадлежащее всем. Урожай предводитель общины делил затем между отдельными семьями по своему усмотрению. В наше время молодые люди имеют возможность уходить на заработки, на плантации и, накопив денег, покупать себе жен по собственному вкусу, не считаясь с родней. При этом они видят в кино, что браки заключаются по любви. Однако нельзя сказать, чтобы браки от этого стали счастливее. Сплошь и рядом узнаешь здесь о трагических любовных историях, разыгрывающихся между негритянскими Ромео и Джульеттами, ничем не уступающих нашим знаменитым европейским драмам…
Так, мой гостеприимный хозяин Абрахам рассказал мне историю, как однажды к нему на грузовик попросилась компания из восьми или десяти разгневанных родственников, которые как раз изловили такую убежавшую из дома молодую жену и, вырвав ее из объятий любовника, увозили назад к ненавистному мужу. В операции принимали участие и жадные родители беглянки. Несчастную девчонку связали веревками, она орала во всю мочь, рыдала и ругалась, но была абсолютно беспомощна. Господину Абрахаму от души было жаль несчастную. И вот, когда милые родственнички попросили остановить машину, чтобы удалиться по нужде в кусты, он незаметно перерезал ножом веревки, стягивавшие руки и ноги беглянки. С быстротой лани та соскочила с машины и кинулась бежать к лесу, а родственники, вопя и чертыхаясь, бросились ее догонять. Что же касается Абрахама, то он побыстрее дал газ и оставил эту теплую компанию в лесу, тем более что деньги за дорогу ему были уплачены вперед…
Я не знаю, развел ли мой друг Куадью тогда ту молодую женщину из Беуми с ее супругом. Но мне кажется, что эти африканские деревенские суды судят, как правило, вполне справедливо и разумно. Хотя бы уж потому, что действуют не торопясь, во всех подробностях разбираясь в каждом отдельном случае и предоставляя возможность высказаться каждому желающему выступить по данному делу. Это не то что в наших судах, где за одно утреннее заседание рассматривается до полудюжины гражданских дел…
В каждой деревне существует два выходных дня: один — настоящий, как у нас воскресенье, и один — «день суда», когда тоже не работают. В такие дни с утра до вечера идут судебные разбирательства, выслушиваются прения сторон; часто это происходит в просторном здании, построенном специально для этих целей. Суд у кантонального вождя — это вторая инстанция. Разбор более сложных случаев, вроде убийств и покушений, остается привилегией правительственных судов, если только место преступления не находится слишком далеко, в «глубинке», и улаживается самими аборигенами меж собой. Поэтому на долю деревенских и районных (кантональных) судов перепадают обычно такие гражданские дела, как супружеские измены, разводы, оспаривание границ между соседями. В соответствии с нормами африканского обычного права
