Сапфо, или Песни Розового берега - Ольга Клюкина

— Ну что с тобой, Фаон? — спросила мягко Сапфо. — Неужели ты до сих пор никак не можешь победить свой гнев? Ведь ты же у нас сильный.

— Я — влюбился, — вдруг объявил Фаон, и все вокруг невольно улыбнулись, глядя на торжественный вид, с которым юноша произнес это признание. — Я полюбил так, как никого и никогда в жизни, и молился здесь всем богам, чтобы они помогли мне найти мою любимую. А на тебя, Эпифокл, я уже не сержусь — ты старый человек и ни в чем не умеешь сдерживать себя.

— Да? Хм, хм, — недовольно захмыкал Эпифокл. — И кто же счастливица, на которую положил глаз наш молодой красавчик? Не понятно, почему ее, Фаон, нет сейчас рядом с тобой? Помнится, в свое время я не был таким скромником. Или ты хочешь убедить меня в невозможном: в том, что молодости сопутствует лишь сдержанность?

— Но… я не знаю, кто она такая, — потупился Фаон. — Было слишком темно, и потом везде звуки и краски праздника… Но она — та, кому покровительствует Селена и все ночные богини. Да, скорее всего, она должна быть смуглая, как ночь, и такая же нежная и желанная.

— Хм, хм, любопытная история, — заметил Эпифокл, который был большим охотником для всевозможных рассказов интимного характера. — Значит, женщина тебе отдалась, но ты не догадался, кто она? Хм, хм, очень занимательно, ничего не скажешь. Наверное, это очень смелая и горячая женщина, не так ли?

— О! Я не могу передать, какая она! — воскликнул Фаон, поднимая на слушателей черные, горящие неземным огнем глаза. Сапфо показалось, что в этот момент юноша чем-то неуловимо сделался похож на Сандру во время ее пророческих видений. — Она… она… я понял, что снова желаю ее больше жизни! И она обещала всегда принадлежать только мне одному. Я не знал, никогда даже не думал, что такое бывает с людьми. Клянусь, Эпифокл, я теперь нигде не могу найти себе места и весь горю, словно в огне! Я несколько раз нарочно даже искупался в ледяном ручье, но этот жар не проходит, а становится словно еще сильнее!

Сапфо теперь боялась поднять на Фаона глаза и с необычайным вниманием рассматривала в своей руке веточку ивы, которую сорвала по дороге, чтобы отмахиваться от мух — они к осени становились особенно назойливыми, беспокойными.

У ивы были узкие, тонкие листья — с одной стороны еще зеленые, глянцевые, но уже тронутые осенними холодами с другой — обратной стороны.

Или деревья накануне неизбежной зимы тоже покрываются сединой и потом в отчаянии разматывают по ветру свои длинные белые космы?

— Да, мой мальчик, — ответил за всех Эпифокл. — Наверное, ты действительно узнал, что такое любовь. Ведь любовь не заешь, не запьешь и не смоешь в холодном ручье, как ты пытался это сейчас сделать…

— Но… может быть, ты знаешь какое-нибудь лекарство? — растерянно прошептал Фаон. — Ведь ты же такой умный, Эпифокл! А то я совсем не могу так теперь жить.

— Лекарство только одно, — улыбнувшись, кивнул Эпифокл. — Целовать свою любимую и все время лежать рядом, сливаясь нагими телами. Хм, хм, я помню, как же, хорошо помню, как тоже когда-то люто терзался и душой, и телом — то, как избитый, стонал, то, как мертвый, молчал, то, словно палимый огнем, в реки кидался…

Даже сдержанная Клеида, вспыхнув, посмотрела на Гермия, и он с пониманием улыбнулся ей в ответ, подтверждая взглядом, что скоро они в полной мере отведают лекарство, рекомендованное философом всем влюбленным.

Фаон тоже посмотрел на Клеиду, задерживаясь взглядом на незнакомой, смуглой девушке и особенно почему-то уставившись на ее браслет.

Затем быстро вскочил на ноги и нетерпеливо схватил Клеиду за руку, ощупывая браслет, который вчера ночью был на руке Сапфо.

Надо же, обычно Сапфо всегда снимала на ночь с себя украшения, или, по крайней мере, не надевала на следующий день одни и те же побрякушки, придерживаясь мнения, что и одежда, и украшения должны сменяться на людях так же неизменно, как меняются погода, настроение, произнесенные вслух слова.

Но вчера после праздника она заснула в полном изнеможении, забыв обо всем на свете, а утром вскочила с кровати, внезапно разбуженная неожиданным известием о приезде дочери.

Неужели Фаон узнал браслет на ощупь?

Или успел разглядеть его необычный узор при лунном свете?

— Я узнал тебя! Это ты! Ты! — вскричал Фаон, принимаясь осыпать плечи Клеиды поцелуями. — Но только скажи, как тебя звать, чтобы я больше тебя не потерял. Я никогда не видел тебя прежде? Кто ты, моя смуглая, ночная незнакомка?

— Опомнись, безумный, — вскричал Гермий, отталкивая Фаона. — Ты ошибся! Это моя невеста, Клеида, дочь Сапфо. Мы все прибыли сюда только сегодня утром! Тебе нужно еще разок окунуться в холодную воду, а то ты, кажется, совсем обезумел, словно тебя кто-то укусил.

— Дочь? Это твоя дочь, Сапфо? — спросил Фаон, на которого сейчас было жалко смотреть. — Как? И ее не было вчера с нами на празднике?

— Нет, Фаон, — покачала головой Сапфо, нервно обмахивавшая лицо ивовой веткой, словно надеясь каким-то образом спрятаться от всех за тоненькими листочками. — Она приехала из города только сегодня.

Сапфо с ужасом подумала, что сейчас Фаон заговорит про браслет, и тогда мгновенно выяснится, на чьей руке он только что был, и тогда…

Но Фаон был вовсе не в таком состоянии, чтобы хотя бы попытаться в чем-либо разобраться.

Издав непонятный вздох, больше похожий на всхлип, он действительно, словно ужаленный оводом, бросился прочь в сторону ручья — его постоянно тянуло к тому месту, где произошла памятная, ночная встреча с незнакомкой.

— Но… что все это значит, Сапфо? — спросил Гермий, провожая глазами стремительно удаляющуюся фигуру прекрасного, но не менее странного юноши, который, похоже, снова бежал сейчас от людей гораздо быстрее любого, самого прославленного бегуна на Олимпийских играх. — Что с ним такое?

— Не знаю, — тихо произнесла Сапфо.

Она действительно ничего, ничего не знала о том, что же ей надо делать дальше.

Кстати, Сапфо не могла еще знать и того, что в сильном недоумении по поводу стремительного побега Фаона находились также кухарка Вифиния и колбасник Кипсел, которые давно уже примостились на высоком холме, откуда как на ладони были видны и жертвенная поляна, и группа гуляющих.

У Вифинии с любовником имелась давнишняя договоренность, что два раза в неделю они в одно и то же время приходили на поляну приносить богам жертвы, а потом украдкой поднимались в условленное место.

Для любовных утех они облюбовали себе на редкость удобную ложбинку, заросшую кустарником, открытую лишь с отвесной, неприступной стороны холма, откуда удобно было наблюдать и за дорогой, и за поляной.