Из собрания детективов «Радуги». Том 2 - Вилли Корсари

Он положил книги и ушел — одни детективы да комиксы. Ничего, найдет «Божественную комедию» у другого букиниста… Да, с вашего позволения, милый Массимо, у меня немало забот. И прежде всего — работа, она вовсе не такая легкая. А в свободное время тоже есть чем заняться. Тебя, может, эти вещи и не интересуют, а меня очень. Так что чао.

Он еще три раза пересек улочку, обошел все лавки, но «Божественной комедии» без комментариев не было. А издание с комментариями Скартаццини, которое ему предложили сразу два букиниста, ему не понравилось, едва он раскрыл книгу.

«Сельва» — в личном аллегорическом смысле это означает, что… в универсальном аллегорическом смысле, однако… Приевшаяся банальщина, которая убивает поэзию наповал. Все старинные комментаторы убеждены, что «Сельва» — воплощение жалкого состояния Данте, который в изгнании лишился всех дорогих его сердцу вещей (смотри Маркетти). Иные же видят в «Сельве» символ морального и политического упадка Италии. Да, да, лучше уж тогда купить книгу с современными комментариями. Скажем, того же Маркетти. Вот после полудня он и поищет этого Маркетти и вечером его почитает. А если Массимо позвонит…

Отойдя от прилавка, он резко обернулся — ему показалось, что кто-то его позвал. Нет, не голосом, а жестом, легким прикосновением. Как будто… Он вдруг понял, что это уже не первый раз за сегодняшнее утро. Несколько минут назад, когда он собирался перейти на другую сторону, и еще раньше на пьяццетта у него возникло такое же точно ощущение — словно кто-то, скрывавшийся в толпе, робким жестом… Манит его?… Нет, скорее, наоборот, словно бы… Рино!

Он совершенно забыл о нем. Когда он вошел в «Кафе-вина», то решил, что тот сидит за столом и пьет вино, но сразу понял, что ошибся. Успокоился и больше о Рино не вспоминал. Между тем Рино ждал его на улице. И когда Рино увидел, что он вскоре вышел из погребка, мрачный, унылый, то с окрепшей надеждой возобновил преследование.

Самая настоящая гиена, с отвращением и страхом подумал Лелло и ускорил шаг.

Подойти к нему у бедного, преданного Рино мужества не хватало; стоило ему обернуться, как Рино прятался в толпе. Но Рино знает, что скоро наступит счастливый для него момент. Потому что он тоже все понял.

Что понял? Все. И я поздновато, но понял.

Теперь Лелло почти бежал, и на глаза невольно наворачивались слезы.

И не так уж поздно он все понял; он понял сразу, как только Массимо заговорил о крохотной вилле. А может, у Массимо и нет никакой виллы. Одни выдумки, удобный предлог, чтобы не ехать вместе в Грецию. Да и вчера он, конечно же, ездил не на виллу в Монферрато. Кто знает, где Массимо был вчера и с кем. С Рино? Да нет же.

Сама мысль об этом показалась Лелло до того абсурдной, что он даже улыбнулся. Это все его частное расследование убийства Гарроне — всякая бредовина лезет в голову. Повсюду он видит интриги и за истину принимает самые нелепые подозрения.

Однако все совпадает, с тоской подумал он.

Сейчас он шел уже совсем не так быстро, а когда добрался до второго перекрестка, откуда начинался переулок, ведущий к пьяцца Коттоленго, то и вовсе остановился. От усталости ноги подгибались, и он не смог даже перейти на другую сторону. Массимо уехал вчера вечером, а Рино тоже начал преследовать его со вчерашнего дня, сразу пополудни. И если вчера вечером он осмелился подняться и постучать в дверь, то только потому, что уже знал — Массимо больше не вернется и дорога ему открыта. А сегодня утром Рино вообще незачем было подниматься и вынимать из двери записку, чтобы узнать, где он назначил Массимо свидание.

Массимо сам ему об этом рассказал.

И наверняка посоветовал Рино поехать за мной в «Балун» — утешить. Неплохой способ от меня избавиться придумал синьор Кампи.

— О боже, — прошептал Лелло.

И в ту же секунду ощутил, что к нему приближается Рино. Вот он протягивает руку! Лелло не в силах был пошевелиться. Лишь когда рука легла ему на плечо, он дернулся от страха и отвращения.

— Что с тобой? Я тебя напугал? — раздался голос Массимо.

— Когда Массимо ушел, между молодым человеком и молодой дамой воцарилось напряженное молчание, — сказал Федерико, когда Массимо ушел.

Анна Карла растерянно смотрела на плащ, висевший на стуле напротив.

— Нет-нет, — встрепенулась она, — молодая дама вовсе не собирается сидеть и молчать. Во всяком случае, сегодня.

— Значит, я еще могу надеяться?

— Да, можешь угостить меня стаканом минеральной воды. Но только не газированной, хорошо бы с долькой лимона… Это твой плащ?

— Какой? А, нет, должно быть, его забыл Массимо.

— Вот как, — сказала Анна Карла и снова впала в задумчивость.

Федерико направился к стойке, у которой толпились люди.

Кажется, Массимо не слишком обрадовался, когда она сказала, что Лелло ждет его на пьяццетта, подумала Анна Карла. Он, похоже, надеялся, что Лелло по каким-то непредвиденным обстоятельствам вообще не сможет прийти. Ну к примеру, он получил телеграмму: «Тетушка Амалия тяжело больна, срочно приезжай», или же по дороге у него вдруг сломалась машина. По тому, с каким понурым видом Массимо отправился на пьяццетта, такое предположение вполне правдоподобно. Бедняги, подумала она. Такие сложные, запутанные отношения — и такой банальный и грустный эпилог, надо же!

Вернулся Федерико.

— Спасибо, — сказала она и взяла стакан. — А ты что, решил подкрепиться?

Федерико держал в руке бутылку пива и бутерброд с ветчиной.

— М-м, я проголодался, — ответил он с набитым ртом. — Уже почти половина первого. Знаешь, у меня есть одна идея…

— Какая же?

— Я сдаюсь, оставляю поле битвы.

Он с аппетитом съел кусок ветчины.

— Хотя до победы остается два шага, — добавил он, не переставая жевать, — я отказываюсь от счастья обладать тобой и Навеки быть вместе. Но ты за это… — Он прервался, чтобы запить ветчину глотком пива. — Увы, я утешаюсь, как могу, — извинился он за резкость. — Но ты за это, когда Шейла вернется с Бонетто, скажешь ей, что меня вызвали по телефону из Ивреа и…

— Позвонили прямо в кафе?

— Нет, конечно, я сам позвонил в Ивреа, и мне велели немедленно туда вернуться.

— В субботу?

— Для руководителя «Оливетти» не существует субботы. И потом, Шейла не огорчится, вот увидишь!

— Как?! Разве ты мне сам не говорил, что она женщина требовательная, привязчивая?

— Все верно, — засмеялся Федерико. — Но привязалась она не ко мне, а к Бонетто.

— Не может быть?!

— Очень даже может. Неслыханная удача. Так договорились?

Анна Карла пожала плечами:

— Вообще-то я надеялась, что мне уже не придется обедать вместе с ними на холме.

— Но тебе и не придется! Шейла и Феличе ни о чем так не мечтают, как остаться вдвоем.

— Будем надеяться, — сказала она, мрачно взглянув на плащ Массимо.

Федерико перехватил ее взгляд и усмехнулся.

— Вот именно!

— Что «вот именно»?

— Массимо явно забыл его намеренно, чтобы под этим предлогом вернуться сюда. Мне показалось, что он не жаждет остаться наедине со своим другом.

— Перестань! Ты что-нибудь знаешь?

— Я? Ровным счетом ничего. А вон и они.

Он помахал рукой Массимо, который как раз входил в кафе вместе с Лелло, и сразу поднялся.

— Значит, договорились? — переспросил он, стряхивая крошки с брюк. — И если хочешь сделать доброе дело, то отвези их на холм.

Почти все покупатели уже разошлись, и в толпе образовались зияющие пустоты, словно в нее угодили снаряды. На площади здесь и там валялись всевозможные вещи, что делало ее похожей на поле боя, в панике покинутое побежденными.

Но те, кто купили громоздкие вещи, возвращались, чтобы погрузить их на машины. Поэтому в переулках, прилегающих к площади, пешеходам стало передвигаться еще труднее, идти можно было только гуськом. Лелло оказался рядом с Бонетто, Анна Карла шла впереди, о чем-то оживленно болтая с Шейлой, а Массимо плелся сзади.

Лелло было приятно идти рядом с таким крупным ученым. С ним надо говорить о чем-нибудь очень серьезном, думал про себя Лелло, подыскивая достойную для уважаемого собеседника тему.

— Хочу поблагодарить вас за вчерашнюю лекцию, — начал Лелло. — Для меня, человека, который занимается совсем иными вещами, это было подлинным открытием. Я никогда не думал, что рыбная ловля… я хотел сказать, общечеловеческое значение рыбной ловли…

Американист Бонетто взглянул на него с недоумением.

— В каком смысле? — спросил он.

— Именно в том, который вы ей придаете. Конечно, не в буквальном. Как я уже говорил, я занимаюсь совсем иными проблемами, но мне кажется… Ну, хотя бы в символическом смысле? Как вы считаете?

— Возможно.

— Но я говорю о символике в ее современной трактовке. Я имею в виду не устаревшие частные или всеобщие аллегории. Вы не читали комментарий Маркетти к «Божественной комедии» Данте?