История татар Пензенского края. Том 1 - Ряшид Ханяфиевич Алюшев

переходит к одному лицу – самому младшему члену семьи, который оставался жить с родителями и ухаживать за ними. Эта форма наследования особенно характерна в сельской местности, но в современных условиях он часто нарушается. При заключении брака обязательно обращали внимание и на родословную будущего семейного партнера, на наличие или отсутствие у близких родственников хронических заболеваний: «Жена должна была иметь чистое, хорошее происхождение – не была бы незаконнорожденной и дурного поведения; чтобы исполняла обряды мусульманской веры, девственность; если вдова и не разведенная жена, чтобы была в состоянии иметь детей».

Существуют у мусульман запреты на брак с женщинами, состоящих в близкородственных отношениях с мужчиной (махрам). Брак с замужней женщиной запрещен до истечения с ее стороны определенного срока (идда). Сожительство с женщиной без заключения брака по шариату также запрещено (харам). Из семьи родственника по мужской линии разрешалось брать жену лишь после «седьмого колена» (жиде ят), в то время как браки между сыном сестры и дочерью брата или сыном брата и дочерью сестры считались возможными. По утверждению самих татар-мишарей такие браки не являются родственными. Таким образом, фамильно-родовая экзогамия распространялась лишь на лиц, находящихся в родстве по отцовской линии. В этой связи жениться за пределами родного села всячески поощрялось, в том числе, мусульманским духовенством, поскольку степень родственности в селах была относительно высокой.

Все имущественные и наследственные права до Октябрьской революции находились в руках мужа – шариат лишал жену в правах на наследование, право развода принадлежало практически одному лишь мужу, хотя разводам татарские семьи подвергались крайне редко. В обязанности жены входило подчинение мужу всегда и во всем, выполнять все его указания и хранить верность. Муж обязан покупать жене одежду и другие необходимые вещи, т. е. полностью ее содержать, так же обращаться с ней согласно требованиям обычаев.

К наиболее древним религиозным нормам взаимоотношений членов семьи, которые отражали патриархальное неравенство внутри семьи, следует отнести обычай избегания, игравший значительную роль в семейном быту татар-мишарей. Так, женщина не имела права называть своего мужа, свекра и всех старших родственников мужа по имени не только при обращении к ним, но и в их отсутствие. Женщине запрещалось с ними разговаривать, сидеть за одним столом, даже находится в одном помещение. Так, прежде чем войти в избу, свекор обычно кашлял, чтобы предупредить невесток, и дать им возможность скрыться или хотя бы привести себя в надлежащий вид. Избегание распространялось и на более дальних родственников мужа мужского пола. Таким образом, женщина очень долго должна была соблюдать по отношению к родственникам мужа многочисленные запреты (кан’тоту).

Положение татарских крестьян мало чем отличалось от других соседних нерусских народностей. Но татарская феодальная верхушка своевременно переселилась в сельскую местность после ограничительных постановлений властей, сохранив тем самым свои права на эксплуатацию масс, и по этой причине она была более сильной, чем у других народов. Женщина в зажиточных семьях была замкнута в круг домашних работ и находилась в полной экономической зависимости от мужа. В бедняцких семьях женщина наравне с мужем была занята в производственном труде, и ее положение было не столь зависимым. Юноши и девушки встречались во время уборки урожая, на сенокосе, или на речке и у родника, когда девушки ходили за водой или простирать белье. Свободное общение молодежи во время посиделок, гуляний, хороводов, праздничных вечеров, различных помочей было ограничено нормами шариата, предписывавшего сегрегацию полов. В крестьянской же среде эти нормы эти предписания соблюдались часто лишь внешне.

Развод по мусульманскому праву проводился очень легко по инициативе мужчины (талак), но женщина практически была лишена возможности развестись с мужем. Более того, хотя муж при разводе должен был отдать жене все ее приданое, но фактически мог выгнать ее из дому без всяких средств на существование, оставив еще у себя и детей. Но и это лишь полбеды: несчастная жена, оставшаяся без средств, осуждалась всем обществом, а родная семья не всегда принимала разведенную дочь назад в дом.

Надо учитывать, что дореволюционная Россия была страной массовой неграмотности, особенно среди женщин. Население прозябало в темноте и невежестве, опутанное религиозными нормами и предрассудками, узаконивающие место и роль женщины в обществе и, по сути, подвергающие откровенной дискриминации женщины в правовом отношении. Согласно своду законов Российской империи «жена обязана повиноваться мужу своему, как главе семейства, пребывать к нему в любви и, почтении и неограниченном послушании, оказывать ему всякое угождение и привязанность». Таким образом, права женщины были ничтожны не только в мусульманских семьях.

Положение женщины и так называемый «женский вопрос» был всегда дискуссионным и обнажил окончательно острые грани в начале XX в., когда в основу обсуждения была положена резолюция женского съезда в Казани о предоставлении женщинам равных с мужчинами политических и гражданских прав. Состоявшийся Первый Всероссийский мусульманский съезд (1–11 мая 1917 г.) в Москве не избежал вопросов о запрет многоженства, осуждения практики ранних браков, прав и свободы женщины, притеснения и насилия, рабства и прискорбного непонимания самими женщинами своего положения. Доклад делегата съезда Ф. Кулахметовой, выступавшей от блока женщин, гласил: «У женщины нет права освободиться от этого злостного быта и от этих горестных социальных условий, не отравить свою милую и драгоценную судьбу, держать свою судьбу в собственных руках или расстаться с ней, не слышать брани других жен, не дать себя ограбить, не дать разрушить и растоптать горячую страсть и святые чувства».

Но эта злободневная проблематика «уравнения женщин в правах с мужчинами в соответствии с шариатом» и пр.), априори, была обречена на провал. Сама постановка вопроса и чрезмерный либерализм решений был расценен большой группой делегатов съезда, как «нарушение принципов шариата и посягательство на религиозные основы «существования мусульманской нации». Эти несовместимые и противоречащие в своей основе решения московского съезда вызвали массовое недовольство и гневный протест большинства делегатов. Петиция была подписана более чем 190 участниками съезда, среди которых, понятно, преобладали имамы-кадимиты или консервативно-ортодоксальное духовенство, которые якобы и по-своему защищали патриархальные устои семьи. Масло в огонь подлило крайне неудачное выступление Мусы Бигеева в поддержку женской секции съезда. Уже после принятия резолюции по «женскому вопросу» более 200 мулл подписали протест против эмансипации и тех пунктов, которые противоречили Корану. Сохранились в протоколах съезда реплики мулл, других духовных лиц и противников эмансипации: «Где ваша свобода? Вы хотите у меня моих собственных жен отнять!», «Разве это свобода? Это насилие».

Компромиссное решение на съезде так и не было найдено. Но уже с первых дней установления советской власти были опубликованы декреты,