Илион. Город и страна троянцев. Том 2 - Генрих Шлиман

Поразило меня и другое обстоятельство. Незадолго до этого я посетил госпитали Бухареста и видел там большое количество пациентов с лихорадкой. Доктор Глюк указал мне на множество случаев, в результате которых возникал асцит с хроническим гепатитом (цирроз), и уверял меня, что это часто бывает в подверженных лихорадке областях Румынии. В Троаде ни одного такого случая я не видел. Нечасто встречается и анасарка (общий отек).

Во всяком случае, можно было ожидать, что малярия окажет значительное влияние на внешний вид людей. Если это никоим образом не всегда так, то причина не в том, что количество подверженных лихорадке местностей невелико. Правда то, что почти все деревни построены на высотах, чтобы избежать лихорадки. В самой долине есть только три небольших поселения: маленький город Кум-Кале у устья Скамандра и две деревни, Кум-Кей и Калифатли. Но даже деревни, расположенные фактически всегда на высотах третичных или вулканических скал, не свободны от лихорадки. Очевидно, малярию приносят туда ветры. Тот факт, что обитатели тем не менее выглядят здоровыми, я склонен приписывать тому, что большую часть своей жизни они проводят на открытом воздухе. Многие из них ходят за своими стадами и редко бывают дома. Почти все занимаются земледелием на больших площадях и женщины также принимают участие в работе в открытом поле.

Этот образ жизни, конечно, делает их подверженными другим заболеваниям, особенно простудам, и они были насущной проблемой как раз тогда, когда я был в Троаде, – в течение всего апреля месяца. Хотя дни по большей части были теплые и иногда даже жаркие, температура ночью часто падала до 10 °C и ниже; быстрая перемена происходит на закате. В то же самое время преобладает сильный ветер, и в особенности холодный морской бриз. При таких обстоятельствах нечего дивиться катарам и пневмониям. Самый серьезный случай пневмонии, который мне пришлось видеть, был у мужчины, который провел в поле ночь без укрытия. Однако ни один из этих случаев не закончился летальным исходом. Вполне возможно, что некоторые случаи чахотки (ко мне попало несколько очень тяжелых пациентов) должны быть приписаны той же причине. Мой организм не смог выработать иммунитета против чахотки.

Заслуживает особого внимания то, что я не встретил случаев острой экзантемы, если только к ним не причислять рожистые воспаления. Я не видел ни оспы, ни скарлатины, ни кори. Возможно, не слишком частое общение с внешним миром препятствует распространению этих заразных болезней. Тем не менее замечательно, что на континенте встречаются такие свободные от них места. Что касается рожи, то я видел очень тяжелые случаи: самый тяжелый был у пожилого мужчины, у которого одновременно на лице была рожа и на обеих руках и предплечьях большие розеолярные опухоли при высокой температуре. Он также выздоровел.

Другие заразные болезни, кроме кожных, тоже редко встречаются. Я видел только один случай сифилиса (третичный сифилис) у иностранного рабочего. Иногда я видел чесотку; опоясывающий лишай встречается у детей, но в легких формах.

Очень большое число больных искали лечения от хронических заболеваний, которые уже отступили, но были вылечены не полностью; особенно это касается хронических глазных и ушных болезней. Я удалил ушной полип; но что касается остального, я мало что мог сделать, кроме того, что по поводу глазных болезней я списался с доктором Мюлигом, врачом из великолепного немецкого госпиталя в Константинополе, с просьбой принять этих больных. Случаев хирургии было мало; но, с другой стороны, было достаточно много хронических нервных болезней, особенно спазмов и параличей. Среди наиболее частых кожных болезней я могу упомянуть замечательный случай ichthyosis cornea palmaris.

Наконец, особенно интересен для меня был случай с маленьким мальчиком, страдавшим геофагией. Это был ребенок лет семи, с несколько опухшим толстым лицом. Брюшная полость была довольно выпуклой, хотя я не мог почувствовать в ней никакой опухоли, и слизистая оболочка рта была совершенно анемической. В сосудах шеи был громкий анемический шум. Хотя он был сыном пастуха, который каждое утро привозил нам великолепное свежее овечье молоко, и у него была возможность побаловать себя такими же деликатесами, он тем не менее «с тех пор, как начал ходить» предпочитал есть землю, то есть самую обычную землю, состоящую из известковой глины, которая образует почву пастбища. Раньше он, как говорили, выглядел здоровым, но теперь он мал и слаб для своего возраста. Его родители заявили, что тщетно пытались отучить его от этой склонности. Вылечил ли его порошок железа, который я дал им, не знаю.

В общем и целом я не могу пожаловаться на результаты моей медицинской кампании. Больные были послушны; и, даже когда я шел совершенно вопреки их привычкам, они готовы были согласиться со мной. Шлиман с энтузиазмом пишет мне из Илиона (10 мая): «Все Ваши больные в Калифатли полностью выздоровели, и, благословляя Вас, они восклицают:

Гектор, которого Трои сыны величали, как бога!»[416*]

В то же самое время он рассказывает следующую историю, которая характерна для Востока и показывает, как возникают мифы. Для геологических изысканий почвы Троянской долины я приказал выкопать яму в окрестностях Калифатли в древнем русле реки. Поскольку времени у меня было мало, я отправил туда двух рабочих и велел им копать, пока они не доберутся до воды. Тем временем я съездил со своим заптиехом (жандармом) к Ужек и Бесика-Тепе, но там меня так задержали, что я вернулся на место только после заката. Поскольку для меня это было важное дело, я велел слугам зажечь спички, внимательно осмотрел яму и взял немного выкопанной земли. В последующие дни я возвращался туда несколько раз и исследовал состояние земли. Это, очевидно, вызвало любопытство местных жителей, которые не понимали, зачем все это делается. Под датой 4 июня Шлиман пишет мне из Трои: «Ваши раскопки в русле Калифатли деревенские жители с почтением обвели каменной стеной; великая чудодейственная сила приписывается источнику, который Вы там отрыли: его называют το πηγάδι του ιατρού (источник Доктора), и все крестьяне берут оттуда воду».

Вот так до сего дня и возникают на Востоке местные легенды. Хотя на острове Кос я и не мог найти древнего платана, под которым, как говорят, отец медицины Гиппократ принимал своих пациентов, тем не менее передо мною открылась живая картина того, как обстояли дела в древности. Эти люди все еще во многих отношениях таковы, какими они были еще тысячи лет назад; особенно в том, что касается личной благодарности. Шлиман, который раньше с большим успехом лечил людей в Троаде, и поэтому я дал ему прозвище Махаон, долгое время сомневался, чувствуют ли они какую-нибудь благодарность[417]. У меня самого были те же сомнения; но, когда люди узнали, что я ежедневно собираю цветы, не было ни одного утра, когда наш стол не был бы завален ароматными букетами; и, когда на обратном пути в Дарданеллы я проезжал через Рен-Кей, мне вручили столько букетов левкоев и базилика (его выращивают в цветочных горшках на балконах и террасах домов), что мне действительно было очень трудно найти в своем багаже место, куда положить их.

Приложение VI

Каталог растений, известных до настоящего времени в Троаде,

составленный по коллекциям профессора Рудольфа Вирхова и доктора Юлиуса Шмидта и по литературным

источникам профессором Паулем Ашерсоном[418*] из Берлина, профессором Теодором фон Хельдрайхом[419*] из Афин и доктором Ф. Курцем из Берлина

С ботанической точки зрения Троада[420] принадлежит к наименее известным областям Малой Азии. Хотя многие из самых известных путешественников-ботаников (таких, как Форскол в 1761 году и Дюмон-Дюрвиль в 1819 году, который просто посетил остров Тенедос, Оливье в 1794 и 1798 годах, Сибторп в 1794 году (?), Баркер Уэбб и Паролини в 1819 году, Оше-Элуа и Гюстав Кокебер де Монбре (1833), исследовавшие собственно Троаду) посещали эту страну или проезжали по ней, тем не менее эти исследования не привели к появлению детальных сообщений по поводу растений регионов, увиденных этими путешественниками, поскольку некоторые из указанных выше исследователей проезжали по Троаде в неблагоприятное время года – в середине лета или осенью, в то время как другие не публиковали ничего из своих коллекций, из которых только время от времени становились известны некоторые отдельные виды. Итак, по крайней мере столько же, если не больше, чем профессиональным ботаникам, мы обязаны нашим знанием троянской флоры путешественникам, которые помимо своих основных археологических, геологических или географических предметов для изучения также обращали внимание и на всегда привлекательных детей богини Флоры; таковы были Кларк (1801), Чихачев (1849), Юлиус Шмидт (1864) и Рудольф Вирхов (1879); дополнительная информация также была получена от Фрэнка Калверта (1879 и 1880). Коллекции трех последних исследователей по большей части приведены здесь впервые (коллекция Ю. Шмидта – по сообщению Т. фон Хельдрайха). Из них и по отдельным сообщениям в ботанической литературе, касающимся коллекций прежних путешественников, мы можем заключить, что (включая культурные растения) известно едва ли 500 видов растений, принадлежащих Троаде: это составляет самое большое четверть или треть существующих здесь растений. Однако, несомненно, в стране, которая предлагает столь благоприятные условия для растений, и в стране, которая – от песчаного и скалистого морского побережья и болотистой долины до высоких вершин гор, изобилующих лесами и ручьями и только в течение нескольких месяцев свободных от снега, – содержит такое множество различных климатических и геологических зон, все еще есть место для будущих блестящих ботанических открытий.