Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя) - Бувэй Люй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ясно, что народные массы не имеют права судить о законе, а власть предержащие не должны охранять закон даже под угрозой смерти. Те, кто изменяет закон в соответствии с велением времени, — мудрые властители. В Поднебесной был семьдесят один мудрец, и законы у каждого были свои — это происходило не оттого, что они умышленно противоречили друг другу, а оттого, что времена, в которые они жили, были различны. Поэтому и говорится: «Если хочешь найти добрый меч, смотри, как он рубит, а не смотри, чтобы он непременно звался Мосе; ищешь доброго скакуна, смотри, как он пробежит тысячу ли, а не зовется ли он Цзи или Ао». Все, что вело к успеху и славе, и считалось у древних царей добрым скакуном. Некий чусец переправлялся через Янцзы, когда меч его упал с лодки в воду. Он тогда быстро сделал зарубку на своей лодке, говоря при этом: «Вот отсюда свалился в воду мой меч!» Лодку остановили, и он с того места, где была зарубка, прыгнул в воду, чтобы найти меч. Однако лодка уже продвинулась вперед, а меч продолжал лежать на дне. Если искать меч таким образом, произойдет сплошное недоразумение. Но когда древние законы так же точно пытаются применить в своем государстве, получается то же самое. Время уже ушло, а закон ходить не может. Не слишком ли трудно навести порядок таким образом?
Некий прохожий шел берегом реки Янцзы и увидел, как некто тащит мальчишку, намереваясь бросить его прямо в реку. Мальчишка голосил, и прохожий поинтересовался отчего. Ему сказали: «Его отец был отличным пловцом!» Но если отец был отличным пловцом, то неужели и сын в один момент станет столь же искусен? Так подходить к вещам крайне недальновидно. Между тем в царстве Чу в порядке правления есть нечто напоминающее этот случай.
КНИГА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Предвидение / Сянь ши-лань
Во всяком государстве, которому грозит гибель, наблюдается, что владеющие дао покидают его раньше, чем гибель наступит. Так было в старину, так же обстоят дела и ныне. Страны находят опору в укрепленных городах, города свою опору — в гражданах, граждане — в мудрых.
Поэтому мудрые властители старались заполучить мудрых и тем самым заполучали граждан. Заполучив граждан, заполучали и населяемые ими укрепленные города. Заполучив города, приобретали всю страну. Тому же, кто владел страной, уже не нужно было самому заниматься всеми делами: его мудрецы заботились вместо него о народе, так что ему оставалось заниматься только самым главным.
Хронист дома Ся по имени Чжун Гу вытащил свои записи и графики-схемы [законов] и заплакал, держа их в руках, однако глава <дома> Ся — Цзе был уже в полном ослеплении, насилия и смуты при нем достигли предела. Тогда хронист Чжун Гу покинул страну и уехал ко двору династии Шан. Тан очень обрадовался этому и передал всем чжухоу следующее: «Царь из дома Ся утратил дао. Он насильничает над народом и мучает его, уничтожает своих родственников [отцов и старших братьев] и позорит своих верных слуг. Он пренебрегает [советами] своих мудрых и благонамеренных подданных, удаляет справедливых и слушает льстецов. Весь народ опечален таким ходом дел, придворные, которым поручено наблюдать за соблюдением законов, сами бегут в Шан».
Тайный секретарь нэйши дома Инь по имени Сян Цзи, видя, как правитель Чжоу впадает во все большее ослепление и творит все большие бесчинства, погрузил свои схемы и кодексы на повозку и бежал с ними к Чжоу[352]. У-ван очень обрадовался и, обращаясь к чжухоу, сказал: «Царь Шан впал в великую смуту! Он сдался перед силой вина, он удалил Цзи-цзы и окружил себя девчонками и мальчишками. Государственными делами ведает у него Да Цзи, награды и наказания выдаются бессистемно, без соблюдения законов и обычаев. Он казнил троих ни в чем не повинных, народ во многих случаях отказывается повиноваться, верные закону подданные бегут к нам в страну Чжоу». Главный хронист царства Цзинь по имени Ту Шу, видя, в какую смуту погружается Цзинь, увидев, как занесся, забыв о добродетели и долге, цзиньский правитель, со своими таблицами и кодексами бежал в Чжоу. Чжоуский Вэй-гун принял его и задал вопрос: «Какое из царств Поднебесной погибнет первым?» Тот ответил: «Первым погибнет Цзинь». Вэй-гун спросил, почему он так думает. Тот ответил: «Когда я был там, в Цзинь, я не мог прямо говорить, так что пришлось указать цзиньскому гуну на дурные предзнаменования небес, поскольку в движении солнца, луны и звезд наблюдалось много аномалий. Но он сказал: «Ну и чем это может мне повредить?» Я также указывал ему на то, что в поведении людей стало проявляться заметное отсутствие справедливости, так что простой народ начал роптать. Но он на это сказал: «Ну и как это может на мне сказаться?» Я также указал ему, что соседние государства проявляют строптивость, а мудрые и благонамеренные не одобряют правительственных мер. Но он на это сказал: «Ну и как это может меня подорвать?» Кто так говорит, тот даже не понимает, откуда грозит гибель. Поэтому я, ваш слуга, и говорю — первым погибнет Цзинь!»
Он не прожил в Чжоу и трех лет, как Цзинь погибло. Вэй-гун тогда вновь встретился с Ту Шу и спросил: «Кто следующий?» Тот сказал: «Следующим будет Чжуншань». Вэй-гун спросил, почему он так думает, и он ответил: «Небо рождает человека и наделяет его стыдливостью. Стыдливость — это долг человека. Этим он отличается от птиц и зверей, лосей и оленей. Этим устанавливается порядок, при котором существуют правители и подданные, высшие и низшие. В обычай же Чжуншань вошло превращать день в ночь, а ночью продлять предыдущий день. Мужчины и женщины там сходятся и ласкаются беспрерывно. От этого люди там изнеженные, чувствительные и легко льют слезы. А правитель не видит в этом ничего дурного.
