Тирмен - Генри Олди

— Чего от вас хотел Зинченко? — вел далее вице-мэр, не подозревая о размышлениях гостя. — В киллеры звал? В душегубцы, так сказать? Между прочим, у нас есть сведения о трех случаях вербовки тирменов...

Это ты уже совсем зря, дружок, подумал старик. Не произноси всуе, не одни мы тут. Мы с тобой нигде не одни.

... В строгом черном платье под горло, словно на похороны собралась. Стоит, на весь этот цирк поглядывает.

«Я слышу, тирмен, тирмен... »

— В единственном случае вербовка была удачной. Отчасти удачной... Но мои друзья — не злодеи, Петр Леонидович. Исключительно добрая воля! У нас, видите ли, выборы: честные, демократические...

Встать и уйти? Выслушивать до конца ни к чему, все равно никому не расскажешь. Даниилу рановато в эти заботы вникать, а до остальных не достучишься. Тактика ячеек, сам предложил!

— Одолжите молодняк, Петр Леонидович! — Вице-мэр словно почуял слабину. Вскочил, потер крепкие ладошки. — Желторотиков! Пионеры юные, головы чугунные... Сплошной энтуазизм — и никаких рефлексий. Они же, если верить пустым — подчеркиваю: пустым и безосновательным! — слухам, по чему попало лупят! Первый этап — гнусные чужие рожи, враг на враге. Правильно?

— Да-с! — неожиданно для себя ответил Кондратьев. — Враг на враге, первый этап.

Уходить расхотелось. Ты славно роешь землю, юный крот. Славно!.. Вот и дорылся. Пацанов тебе, значит, подавай, педофил!

... Педофил?

Петр Леонидович задумчиво огладил усы.

— Именно! — Обрадованный пониманием, Александр Семенович резво описал круг по залу. — Пусть мальчики отстрелят факторы удачи одной такой... чужой гнусной роже. Дня за два до первого тура. А для верности — контрольный выстрел. За день до второго, если понадобится. Знаю, знаю, Петр Леонидович! Выбор целей у детишек случайный, согласно личным антипатиям. Но подсказать, направить отеческой рукой, а? Мальчишку легко убедить, распалить воображение, так сказать. Чужая гнусная рожа. Омерзительная, гадкая...

«Которая из двух?» — хотел уточнить старик, но вместо этого вновь поглядел на потолок. С мадам Кали хватило люстры. Любовь Васильевна — дама конкретная, без воображения. Тут же случай иной. Но вполне решаемый.

Тирмен Кондратьев подкрутил кончики усов, улыбнулся и запел:

— Я сижу за решеткой,Слезы взор мой туманят,Пред людьми я виновен,Перед богом я чист...

Пел Петр Леонидович, в отличие от Андрея Канари, не очень, хоть и с душой. Вовику-амбалу, к примеру, нравилось. Покойному Карамышеву — не слишком. С лейтенантом они эту немудреную балладу исполняли на два голоса. После Смоленска дуэт сымпровизировали — когда поняли, что живы. Закрылись в землянке, откупорили чудом заначенную бутылку «Московской», лейтенант вынул из вещмешка банку лосося...

— Предо мною иконаИ запретная зона,А на вышке маячитОдноглазый чекист.

А чтобы пелось лучше, Петр Леонидович даже глаза от удовольствия зажмурил. Нет, не оба, только один глаз — левый.

— Дождик капал на рылаИ на дуло «Нагана».Вохра нас окружила,«Руки в гору!» — рычат...

Резко замолчав, Кондратьев открыл глаз и подмигнул вице-мэру-пионеру. Оценил, щекастый? Кажется, оценил. Пришлось обождать, пока у Александра Семеновича разинутый рот вернется в штатное положение.

— Дернешься — посажу, — ласково сообщил ему Петр Леонидович. — И знаешь, за что? За растление несовершеннолетних. Чтоб к пацанам нашим не приставал. «Вчинення розпусних дiй щодо особи, яка не досягла шiстнадцятрiчного вжу... » УК независимой и суверенной Украины, статья 156 через один: «... караються арештом на строк до шести мiсяцiв або обмеженням волi на строк до трьох рокiв». Условно не выйдет, по полной получишь.

Начальственная челюсть вновь начала отвисать. Старик подался вперед, сел поудобнее, оперся на локти.

— Три года — не беда. Беда, что на зоне извращенцев не любят. Для начала тебе передние зубы выбьют, чтоб не мешали. Сунут в рот доминошную кость — и клац! Для чего, потом поймешь. Прочувствуешь!..

По тому, как щелкнули Сашины челюсти, Петр Леонидович догадался, что тот знает — и про доминошную кость, и про возможности скромных рыцарей «тулки» и «Марголина».

И про то, зачем тирмены левый глаз закрывают.

А щеки уже не пунцовые! Больше на мыло желтое смахивают.

— Н-ну зачем? — с трудом выдавил вице-мэр. — Зачем нам с вами ссориться, Петр Леонидович? Я же не от своего лица... Мои друзья...

С легким скрипом открылась дверь. Не иначе петли смазать забыли.

— Александр Семенович, извините...

В голосе длинноногой референтки — растерянность. А если прислушаться, и похуже нотки отыщутся.

— ... К вам... эти... Ну, вы в курсе! Очень срочно, говорят.

Длинноножка закусила ярко накрашенную губу и добавила совсем по-детски:

— Сердитые!

Старик еле удержался, чтобы не хмыкнуть. Он-то думал лишь пугануть начальничка. И глаз жмурил для вида, блефовал. Надо же! Не любит Великая Дама, когда пристают к ее кадетам! Или совпадение?

— Простите...

К двери Александр Семенович брел, переваливаясь с ноги на ногу. Утка уткой!

— Это первый звонок, Саша! — кинул старик в ватную спину. — Пустячок. Мелкое недоразумение.

Спина дернулась, словно от заряда утиной дроби.

— А вот если не одумаешься — и если твои друзья не поумнеют...

— Понял. Забудем.

Куда бодрость пионерская девалась? Не боец ты, Александр Семенович, каша манная! Или в самом деле грешен? То-то молодишься не по возрасту!

Оставшись в одиночестве, Петр Леонидович разыскал свою рюмку, не спеша налил коньяку. Вздохнул — с облегчением, но и не без стыда. Мнительным стал, тирмен? Тебе не один год, системе — не один век. Рассчитано, обкатано, проверено на прочность. Эффект от внешнего воздействия не нулевой, а сугубо отрицательный. Небось при Торквемаде-инквизиторе тоже хватало любопытных и бдительных. И при Малюте Скуратове, и при Токугаве Иэясу. И во времена не столь давние, памятные.