Преобладающая страсть. том 1 - Джудит Майкл

Наступило молчание. Чед уткнулся лицом Нику под мышку.

– Она меня не любит.

Ник приподнял голову, слушая.

– Она меня не любит!

Слезы выступили у него из глаз и заструились по щекам. Чед пытался сдержать рыдания, но не сумел и, плача, привалился к Нику, сжимая кулачками его рубашку и тяжело давя телом ему на грудь.

– Она меня не любит!

«Да будь ты проклята!» – молча послал Сибилле Ник, закрывая глаза, чтобы отступили невольные слезы, и прижимая к себе крепче Чеда.

– Послушай, – твердо произнес он. – Ты слышишь меня? Она любит тебя, но по-своему. Она не может так показать этого, как я, но она много думает о тебе. Ты же сам знаешь, сколько ты получаешь от нее подарков, что же ты думаешь – их покупает для тебя мэр Нью-Йорка?

Чед как-то странно хрюкнул сквозь рыдания.

– И потом она звонит, и мы ей звоним, очень часто, и она приедет повидать нас через месяц… или нет, знаешь что? Почему бы нам не удивить ее и не отправиться в Вашингтон?

Чед вскочил с расширившимися глазами, с блестящими от слез щеками.

– А разве можно? – потом он покачал головой. – Да нет, она не захочет.

– Ну вот еще, разумеется, захочет! Она очень занята и даже не догадывается ни о чем, но мы позвоним ей завтра утром и скажем о своем приезде. Вы вдвоем сможете вместе пообедать, может, даже сходить в зоопарк, – ты же не был в Вашингтонском зоопарке? – и вы прекрасно проведете время. Это будет словно продолжением дня рождения… Послушай меня, Чед.

Чед осторожно взмахнул ресницами:

– Что?

– Твоя мама не похожа на других мам, как бы нам ни хотелось другого. Мы ли переедем в Вашингтон, или она переберется сюда – она все равно не изменится. Иногда ей хочется пожить по-другому, но, как мне кажется, она это просто не умеет, и мы не можем попросить ее и ждать, что она станет другой. Нужно принимать ее такой, какая она есть, и любить ее, если…

– Но ты не любишь ее!

– Это не совсем так, но ведь ты – это другое дело. Люби ее, как тебе вздумается, безо всякого смущения и без дурацких мыслей, что здесь что-то не так. И скажи своим приятелям в «школе», что мы живем по-своему, и что для нас это и есть самый правильный образ жизни. И можешь сказать им, что у тебя очень большая семья – это и твои мама с папой, и Елена с Мануэлем, и Тэд, и еще куча людей, которые заботятся о тебе и думают, что ты лучше всех, даже если они и не живут с тобой в одном доме. Я знаю, это тяжело, конечно, что у тебя только отец…

Чед обвил его шею руками и прижался лицом к его щеке.

– Я люблю тебя, это не тяжело, я тебя люблю…

Ник не мог дотянуться до кармана, чтобы достать носовой платок, и вытер лицо Чеда краем простыни.

– И я люблю тебя, дружок, – нежно произнес он, и голос его предательски дрогнул. Он поцеловал Чеда и обнял его крепко-крепко, так что малыш утонул в его объятиях, как в коконе, словно Ник мог уберечь сына от любых опасностей.

– Дорогой мой Чед! Мой дорогой сынишка, мой дружок, мой приятель, чемпион по поеданию именинных пирогов, с рукой, которая выделывает то, о чем ее хозяин и не догадывается…

И опять Чед смешно хрюкнул. Теперь они сидели тихо, и Ник чувствовал, что он сжимает в руках всю свою жизнь, ее смысл и цель, ее радость и красоту. И он понял, что любит сына с той страстью, какую, как он раньше думал, могла вызвать только женщина. Ошеломленный собственным открытием, он был убежден, что Чед – это все, что ему нужно. Эта новая, решающая страсть казалась ему достаточной, чтобы не искать чего-то еще, и он готов был сделать все, что в его силах, чтобы Чед забыл о той боли, которую ему уже причинили, чтобы вновь вернулся тот восторг, который сиял у него на лице во время представления фокусника, и чтобы он уже не покидал Чеда. Если бы Ник мог, он бы сделал так, чтобы его сын не знал страданий, чтобы он всегда знал, какой он любимый, желанный и нужный. И уж Ник бы сумел сделать так, чтобы Чед вырос человеком, способным на любовь, на дружбу, на сострадание.

– Папочка, – сказал Чед, и глаза его внезапно расширились. – А вдруг ты когда-нибудь женишься на тете, которой я не понравлюсь?

У Ника кольнуло сердце. Поистине, детство не знает конца страхам!

– Ни за что, – безапелляционно возразил он. – Я никогда не женюсь на той, с кем вы не станете друзьями.

– А теперь мы можем почитать одну из моих новых книжек?

Ник засмеялся.

– Только самую маленькую главу, а то уже слишком поздно. Хочешь, выбери книжку сам!

Чед вытащил книжку из-под подушки и снова облокотился Нику на грудь, уютно устроившись, как щенок, прячущийся в густой траве. Он держал книжку за один конец, а его отец – за другой. Чед сосредоточенно рассматривал картинки и слушал звук отцовского голоса, то поднимающегося, то падавшего, когда тот читал описания или изображал в лицах разговоры героев, и через некоторое время голос отца стал похож на рокот моря, ровный и плавный, а отец уплывал по этому морю все дальше и дальше и вскоре совсем исчез; Чед уснул.

Сообщение пришло, когда Сибиллы не было, его приняла секретарша, и уже вечером, просматривая полученную корреспонденцию, Сибилла узнала, что Ник с Чедом приезжают в Вашингтон.

– Нет, – невольно произнесла она вслух. Он что, нарочно делает это всегда, когда она так страшно занята? Ей нужно овладеть кабельной связью. Ей нужно было обдумать, как лучше превратить в одну две купленные ими смежные квартиры. У нее была бездна дел: она собиралась покупать билеты на симфонический бал, на бал в опере, на балы ХОУП и Коркорана; это позволит ей увидеться с нужными людьми. Она внесла взнос в сто тысяч долларов в Комитет пожертвований Центра Кеннеди и десятитысячный – в трастовый сенаторский комитет. Это тоже должны были заметить нужные люди. Она овладевала необходимыми знаниями – где следует обедать, где пить чай, а где совершать покупки. Теперь ей нужно было найти кого-то, кто введет ее в клуб «Ф Стрит». Ей слишком много нужно было сделать, не было у нее времени на гостей!

Я им позвоню, – решила она, – и пусть Ник изменит свои планы.

И тут она увидела записку секретарши: «Звонила Валери Шорхэм с Гаваев». «Что за черт, – подумала Сибилла, – они звонят один за другим, будто сговорились!»

– Какая у нас разница во времени с Гаваями? – спросила она Эндербая.

– Шесть часов, – не отрываясь от газеты, ответил он. – А к чему относилось твое «нет»?

– Нику захотелось привезти в Вашингтон Чеда, – она взглянула на часы. – Шесть часов. Значит, там сейчас полдень.

Она сняла трубку и набрала номер. Когда послышался голос Валери, было такое ощущение, как будто она здесь, в городе.

– Сибилла, как я рада, что ты меня застала, я как раз шла купаться. Ну, как ты? Когда я позвонила, твоя секретарша дала мне твой вашингтонский номер. Ты в Вашингтоне? Давно?