Том 4. Травой не порастет… ; Защищая жизнь… - Евгений Носов

— Небось, на вышке натренировался…— весело предположил Алексей.— Это верно, туда тугоухих не поставят.

— Мели, Емеля! — огрызнулся Авдей Егорыч.— Ну и трепло ж ты, паразит! Что ни слово — все с вывертом, все врастопырку. Ты и про себя все напрочь врешь… Тут с нами посторонний человек сидит. Расскажи, расскажи давай, как ты будто бы один-разъединственный целую роту немцев разогнал… Вот давай свою брехеньку, а человек пусть послушает и скажет…

— Ну, было такое…— кивком подтвердил Алексей, жмурясь, закрывая глаза от солнца.— Ну, может, и не рота, а довольно их было.

— И как три танка захватил?

— Немцы сами их бросили…

— Хе-х! Как же это так — бросили?! Увидели тебя — и драпанули?

— Все верно…— лукаво кивнул Алексей.

— Ну, умори-ил! Во дает! — Авдей Егорыч откинулся так, что сронил с лысины шапку, зареготал язвительным хохотом.— Почище Васи Тёркина. Тот этак-то не брехал, край знал, докуда можно. А ты безо всякого края. Да за такие дела тебе Героя с ходу надо бы давать {74}. А у тебя и худой медали нету. Чего ж командование-то не оценило?

— А его там не было…

— А кто же был? Кто-нибудь да видел?

— Никто и никого…

— Один ты, что ли?

— Один я…

— Ну, елкой твою мать! — развел руки Авдей Егорыч.— Ну, что ты с ним будешь делать?! Врет, а ты терпи, слушай.

— Ладно, коршуна! — вмешался я.— Давайте на костер плеснем. А то искры больно летят…

С этим действом все были согласны, после чего, улучив благодушную минуту, я попросил Алексея все ж таки рассказать толком, как на самом деле было.

— Это где же, на каком фронте?

— Да какие там фронта! — поморщился Алексей.— Только начали выгружать наше пополнение — вот тебе «юнкера». Ну, и началось!.. Остались мы без жратвы, без боеприпасов да так и подрапали налегке… Только прикажут окопаться — немец уже эвон где: то справа, то слева обошел… И опять — дай бог ноги…

— Где хоть это было-то, ну, места какие?

— А леший его знает! В каком-то поселке, кажись, опосля Бобруйска. Я ить и не помню, где мы там блукали. Отходили всё больше ночами. Глядишь, там горит, там полыхает, а какие города, какие поселки — кто знает? Карта солдату не положена, ее и у командиров не было. Разве где школьную подберет. А днем от самолетов по кустам ховались, лесами и пёхали…

— Ну, и как же все получилось?

— А что получилось? — не понял Алексей.

— Ну… насчет того поселка?

— А-а…— поскучнел Алексей.— Да то был и не поселок вовсе. Так, пеньковый заводишко, кострикой заваленный {75}. Ну, а получилось как? Шли мы на переправу, совсем в другом месте от этого заводика. Где-то севернее немец завис над нашими тылами, было велено отойти за реку, чтобы не потерять последние пушки и все колесное. А на переправе — пробка на полторы версты: грузовики, трактора, упряжная артиллерия, телеги, беженцы с тачками, скот, пешей солдатни полно. Крик, ругань, бабы галдят, коровы мыкают… Небритый комендант нагана из рук не выпускает. Слава богу, хоть дождь моросил, самолеты не летали… Ротный побежал выяснять, а мы на всякий случай свернули в обочные сосенки.

Сидим, передыхаем, покуриваем, переобуваемся, портянки сушим…

Смотрим, ротный обратно бежит, планшетка по бедру хлопает. С ним какая-то бабенка в шинелке, между полами белый халат промелькивает. Ротный еще издали кричит нашему помкомвзводу: «Агапов! Бери десять-двенадцать человек, поедешь вот с ней… с этим товарищем».

«Товарищ» оказалась в годах, под береткой седые волосы, худая, опавшая, нос, как у вороны. Глаза, вижу, зареванные, небось, с комендантом ругалась, а может, и еще по какой причине… Стало как-то нехорошо, тревожно на душе: куда? что? А ротный наставляет: «Управитесь — догоняйте! Я коменданту записку оставлю, где нас искать. А про остальное — вот она все скажет. Вы теперь в ее подчинении. По званию она капитан, так что давайте…»А чего давать-то? И та ничего не говорит, а только торопит: «Товарищи, побыстрей обувайтесь, пожалуйста!» А сама долгие пальцы, сведенные стропильцами, всё к серым губам подносит…

Ну, мы, двенадцать человек, обулись, закинули за плечи вещмешки, Агапов прихватил «дегтяря» с двумя запасными дисками, потопали. Невдалеке санитарная газушка стоит с красным крестом на боку. У шофера голова забинтованная, сукровица на виске проступила, из-под бинтов опасливо в небо косится, видать, не нравится это людное место, машину не выключает. Спрашиваем его: «Куда хоть едем?» — «Да тут,— говорит,— недалеко. Мост надо поправить». Ну, мы повеселели: работать — не стрелять, дело подходящее.

Поехали. Вскоре затрясло, закачало, шофер запереключал скоростями на ухабах. В заднем оконце замелькали сосны. Ясное дело, какой-то глухой дорогой едем. Потом дерева перестали мелькать, стало опять видно одно небо, в оконце посветлело, наволочь поднялась и дождем больше не дробило по крыше. Машина прибавила ходу, должно, выехали на открытое, на колевую дорогу.

Слышим, стук кулаком из кабины, шофер орет благим матом: «Мессера! Все из машины!»

Мы посыпались из железной будки, разбежались кто куда, попадали в траву. И правда, два «мессера» друг за другом над самой землей ,и сразу: «Тра-та-та-та! Ба-бах!» Мелькнули белые кресты, обдало бензиновой гарью, забарабанили комья взорванной земли. Еще два самолета промчались чуть стороной. В один миг немцы исчезли за лесом и где-то там опять: «Шара-ах! Шара-ах!» А потом еще: «Бах — бабах! Тра-та-та-та!..» Должно, лупили уже по переправе.

Отряхнулись мы, залезли в кузов, а там три светлые дырки в потолке…

Алексей потянулся за сушняком, бросил несколько коряжин на тлеющие угли и помахал шапкой, добиваясь огня.

— Ну, приехали мы на этот пеньковый завод, вышли из машины. Не поселок, а так — поселишко. Налево — сам завод — долгое кирпичное строение с веселой купецкой лепотой, позади — склады, всякие службы. Направо — улица из нескольких домишек. А между ними — вроде как площадь с бюстом Ленина и Доской почета. На Доске еще целы портреты стахановцев. А внизу — речка и тот самый мост раскуроченный.

Глядим, «мессера» и тут побывали: дымился, догорал один из складов, по всему двору курились ошметки извергнутой огнем пеньки, сам двор воронками исклеван, а на задах две женщины в белом что-то копают лопатами… Наша капитанша как остановилась, так и осталась стоять, обхватимши руками беретку. Увидели ее те две женщины, бросили копать, прибежали с криками: «Ой, Анна Константиновна! Что тут было! Что было без вас! Вот видите, что наделали, сволочи?! Иванькова насмерть убило! Помните, что без двух ног? Вот копаем… Остальные, слава богу, целы, в другой склад перенесли».

— Это что же — госпиталь был? — догадался я.

— Ну да! — кивнул Алексей.— Полевой санбат какой-то дивизии. А где сама дивизия — никто не знал. Связи с ней не было никакой.

Собрались было медики эвакуироваться своими силами, вот тебе немецкий самолет. Покрутился, выглядел тамошний мост, снизился и саданул фугаской. Бомба вырвала под тем берегом метров двенадцать, раскидала настил, повалила опоры. Сами раненые кое-как перекинули над провалом две латвины. Там, за рекой, верстах в десяти, была какая-то станция. Туда они и потопали, кто как мог: кто на костылях, кто в обнимку. С ними ушли провожатыми два санитара и несколько семей из поселка. Добрались они до станции или нет, никто не знал: санитары назад не вернулись. В поселке остались одни тяжелые, человек сорок. Лежали они в заводских складах, прямо на пеньковых тюках. Пенькой их и перевязывали вместо ваты. Провизия тоже кончилась, кормились с брошенных огородов пустыми капустными щицами, мятой картошкой да подсоленным отваром из-под нее… И у нас с собой ничего…

— Да! Положеньице! — посочувствовал я.

— Потому начмед, та самая Анна Константиновна, и решила починить мост, чтобы за несколько рейсов вывезти всех тяжелых на своей санитарной машине. Хотя бы до той самой станции. Тут было ближе и безопасней, чем колесить в объезд, через войсковую переправу.

Ну, оглядели мы этот мост. Бомба раскурочила его основательно, главное, повалила опоры. С правой стороны все сваи как бритвой срезало. Видать, центнера на два жахнула чуха. Двенадцать метров прогона — дело не шутейное. Надо было бить новые сваи або подводить козлы. А сперва — материал припасти — напилить сырья или же разобрать подходящее строение. Чем попало мост не залатаешь. Да все это снести на берег, обмерить, опилить, затесать стыки — легко сказать! Возни порядочно. На все ушло бы дня два-три, а то и поболе. А время-то тикает, душу щемит: немец ждать не будет, пока мы управимся. Разведка его шныряет, нюхает, где слабинки да пустоты в нашей обороне. Так что каждую минуту в тревоге. Все, бывало, прислушиваемся, не стреляют ли где… А каково тем, бедолагам, что на пыльной пеньке в темном сарае обездвиженные лежат? Им и вовсе мир с овчинку, жизнь на волоске. Зайдешь туда, аж муторно становится: затхлые сумерки, гнойным телом разит. И сразу: «Ну что там? Где они?..»