Солдат удачи - Дина Лампитт

Вечером им позволили прогуляться вдвоем, вопреки строгому правилу, запрещавшему оставлять жениха и невесту наедине друг с другом. Мистер Хикс, пришедший от намечавшейся свадьбы в большой восторг, откупорил бутылку шампанского и одолжил Джону Джозефу и Горации свой самый лучший экипаж. Им было разрешено отправиться в театр, а после — пообедать, с тем условием, чтобы Горация вернулась домой до полуночи. В свете происходящего Джон Джозеф счел свое положение вполне удовлетворительным.

— Единственное, чего они боятся, — это что я превращусь в тыкву, как только пробьет полночь, — со смехом воскликнула Горация, откидываясь на плюшевую спинку сиденья карсты.

— А ты что, собираешься это проделать?

— Может быть.

В этот момент ее профиль осветился уличным фонарем, и Джон Джозеф окончательно понял всю прелесть своего нового положения.

— Ты восхитительна, Горация, — сказал он и прижал ее пальцы к губам.

В этот вечер она была в светло-зеленом платье, подчеркивавшем прелесть ее высокой груди. При каждом движении ее кожа и волосы источали мускусный аромат, который действовал на Джона Джозефа очень возбуждающе. Он обнял ее за талию, прикоснувшись на мгновение другой рукой к груди.

— Я невинна, — прошептала она в темноте, — совсем.

— Я на это надеялся.

— Не думай, что ты такой догадливый, — осадила его Горация. — Просто никто еще не просил меня об этом… впрочем, у меня не было никакой возможности. Мои братья… бедняжки… — Она замолкла на мгновение, но потом продолжала обычным тоном: — Они-то развлекались вовсю, но за нами, девочками, следили в оба, как за королевскими алмазами.

— Так и должно быть.

Джон Джозеф был ужасно горд и доволен собой, он слегка улыбнулся. Горация оттолкнула его локтем.

— Я не уверена, что мы подходим друг другу, — сказала она.

— Горри, я тебя дразню. Недотрога мне не нужна, иначе как мы сможем жить в чужой стране на службе у чужого императора? — Подумав еще немного, он добавил: — Ты говоришь по-немецки?

— Не знаю ни слова… но быстро научусь, — она помолчала и спросила: — Ты ведь не оставишь меня, когда пойдешь на фронт?

— Сейчас нет никакого фронта, нет войны. Но в гарнизоне ты будешь вместе со мной, если захочешь. Просто большинство жен военных предпочитают оставаться в Вене — там магазины, театры, Иоганн Штраус…

— Я поеду с тобой. Не вижу смысла в том, чтобы выходить за тебя замуж, если сразу же придется расстаться.

— И ты действительно этого хочешь? Что ж, тогда мы поженимся.

Горация скользнула в его объятия. Прежде они ни разу не целовались, даже в щеку, и Джон Джозеф был удивлен, почувствовав, с какой готовностью она раскрыла губы. Это была прирожденная любовница, куртизанка, распутница!

Девушка затаила дыхание, прижавшись к нему, словно испугалась, что слишком много сказала ему о себе своим поведением.

— Ты любишь меня? — спросила она. — Ты мне так и не ответил.

И снова Джон Джозеф заколебался.

— Мне кажется, что ты меня не любишь.

— Если говорить откровенно, Горация, я не знаю, что такое любовь. До недавних пор я думал, что знаю. Но теперь я понял, что не знаю ничего. Знаю лишь, что у меня в душе чего-то недостает.

— Но у тебя были любовницы.

Это был не вопрос, а утверждение. В голосе Горации не было ни тени осуждения.

— Откуда ты знаешь?

— Просто по тому, как ты меня обнимаешь. Джон Джозеф, можно задать тебе один вопрос?

— Да?

— Ты будешь хранить мне верность — с любовью или без нее?

— Да, — ответил он, — буду. Иначе какой смысл жениться?

— В таком случае, я придумаю, как научить тебя любить меня.

Джон Джозеф засмеялся.

— Не буду тебе мешать, — ответил он.

Письмо, написанное очень знакомым и в то же время странным почерком, ординарец Джекдо принес как раз в ту минуту, когда майор спешил в церковь, поэтому послание осталось лежать на серебряном подносе до следующего дня. И за завтраком Джекдо обнаружил с восторгом и изумлением, что Джон Джозеф не только женится, но и приглашает его шафером на свадьбу.

«…чудесная девушка, — читал он, — с которой я был уже несколько лет поверхностно знаком. Она — родственница Кэролайн по мужу».

Джекдо заметил, что имя невесты не названо… и ощутил первый легкий укол подозрений.

«Итак, — читал он дальше, — для меня было бы честью и огромным удовольствием, если бы ты согласился стать шафером на моей свадьбе. Из-за того, что отпуск мой слишком мал, свадьба состоится всего через три недели, в пятницу, 17 мая…»

Какой струны в его душе коснулась эта дата?

«…и мы с моей невестой… — опять нет имени! — будем в Гилдфорде с моей матерью. В часовне поместья Саттон состоится католическая церемония, а затем — англиканская в церкви св. Николая. Поэтому, если сможешь, пришли ответ по адресу: Сент-Кэтрин Хилл, Гилдфорд. Я буду тебе очень обязан».

«Ну-ну, — подумал Джекдо, — сколько времени прошло. Интересно, кто же его смог наконец оторвать от леди Дэйви».

Несмотря на свою радость за друга, Джекдо чувствовал, что что-то не в порядке. И на сей раз даже его окрепший талант ясновидения не мог — или не хотел — подсказать ему, в чем дело. Он снова взял в руки письмо.

«…великое воссоединение семейств. Я написал твоим родителям, Робу и Виолетте, и всех их пригласил. Я собираюсь устроить свадебный завтрак в Большом Зале замка Саттон. Гости разместятся на ночь в замке, так что если тебе удастся выхлопотать небольшой отпуск, это будет прекрасно. С любовью, твой друг, Джон Джозеф».

Итак, герой его детства становился семейным человеком. И Саттон, повидавший за свою долгую и необычную историю столько женихов и невест, станет свидетелем того, как единственный его наследник, последний из Уэбб Уэстонов, предпримет первый шаг, чтобы продолжить род.

Джекдо отодвинул остатки завтрака и зажег сигару — роскошь, которую он обычно позволял себе в этот час. Откинувшись на спинку стула, он принялся разгадывать загадку: что же означает дата 17 мая? И тут его осенило: одна и та же дата! День, когда дом Уэстонов и их родственников всегда настигало самое ужасное зло. Джон Джозеф сам ему рассказывал эту историю много лет назад. 17 мая 1521 года сэр Ричард Уэстон получил саттонское поместье в дар от Генриха VIII и начал строительство замка; 17 мая 1536 года его сын Фрэнсис был казнен по обвинению в измене королю — в прелюбодеянии с королевой Анной Болейн; 17 мая 1754 года в Саттон приехал внук Якова II, и для Мэлиор Мэри это стало первым шагом к безумию. Все повторялось, порочный круг замыкался.

Джекдо спросил себя, знает ли об этом его друг, и сразу же понял, что нет. Дату выбирали в спешке; скорее всего, именно в этот день священники католической и англиканской церкви были свободны для церемонии. Потом Джекдо подумал, что надо бы предупредить Джона Джозефа. И сразу же понял, насколько глупо будет звучать это предостережение. Лучше промолчать.