История германского фашизма - Конрад Гейден

Брюнинг решил вывести интригу на чистую воду. Он хотел обратиться непосредственно к президенту с вопросом, пользуется ли он еще его доверием, и рассчитывал, что у Гинденбурга не хватит духа ответить «нет». Но он не знал седого фельдмаршала так же хорошо, как знал его генерал Гренер, который собственными глазами видел, как фельдмаршал с невозмутимостью бревна расставался с Людендорфом, с Вильгельмом II, со своими избирателями 1925 г. и с Германом Мюллером. «На что вы, безусловно, можете положиться, — сказал Гренер, — это на неверность старого господина».

Когда Гинденбург вернулся из Нейдека, Брюнинг поставил вопрос о доверии. Это произошло во время их двухдневных переговоров. Они продолжались в первый раз один час, во второй раз четверть часа, ибо престарелый господин не в состоянии был долго разговаривать. На записочках большими буквами он записал свои вопросы, которые затем зачитал. «У вас в кабинете, как передают, министры носятся с большевистскими планами?» — был один из вопросов. Брюнинг попытался объясниться, но старого господина трудно было отвлечь от его записочек. На другой день он дал понять, что Брюнингу лучше отказаться от канцлерского поста и остаться в кабинете, подобно Штреземану, министром иностранных тел. Брюнинг однако отклонил это предложение. Со словами «и у меня есть свое доброе имя и своя честь» от оставил комнату. 30 мая 1932 г. после двухлетнего пребывания на своем посту пал этот «лучший со времени Бисмарка» канцлер под напором национал-социализма, недовольства генерала фон Шлейхера и происков ост-эльбских юнкеров.

Глава третья

В качестве нового канцлера генерал фон Шлейхер избрал политического деятеля партии центра Франца фон Папена, которого Гинденбург пригласил на свое совещание. Папен происходил из вестфальской католической дворянской семьи, был прежде офицером, а затем во время Первой мировой воины военным атташе германского посольства в Вашингтоне. Там он не только себя скомпрометировал, но и стал посмешищем в глазах людей благодаря участию в политических заговорах против Соединенных Штатов, вступления которых в войну с полным основанием опасалось германское правительство. Ибо политические интриги, которые становятся известны всему свету из выкраденных папок, вызывают скорее смех, чем возмущение.

Благодаря женитьбе он стал крупным промышленником Саарской области. Под знаком угля и железной руды, а также под знаком ключа апостола Петра этот националист проводил политику немецко-французского соглашения, которое должно было обеспечить хотя и основанный на расчете, но устойчивый мир в Европе. Его сердце было доступно довольно варварскому национализму и весьма культивированному господскому католическому универсализму. При этом он не был достаточно глубок, чтобы осознать эти противоречия или даже сделать выбор между ними. За свои политические ошибки в меньшей степени несет ответственность он сам, чем те, кто насильно после многих лет политического ничтожества извлек его из мрака неизвестности. Много лет подряд «Францхен» пытался добиться разрыва своей партии с левыми и направить ее на путь консервативной католической политики; он терпел при этом исключительно неудачи, вызывая скорее презрительное, чем возмущенное эхо. Напрасно пытался он снова поступить на дипломатическую службу, хотя бы на пост посланника в Люксембурге. Папен — страстный любитель, а не счастливый любовник политики. Когда он говорит, испытываешь чувство, будто человек небольшого роста становится на цыпочки.

Шлейхер извлек Папена из политической неизвестности и рекомендовал его президенту. С помощью Папена он надеялся либо перетянуть на свою сторону, либо расколоть центр. Привлечение центра на свою сторону сразу же оказалось несбыточной мечтой, ибо оскорбленный центр немедленно перешел в оппозицию к бывшему члену партии, который позволил использовать себя для свержения достопочтенного Брюнинга. Не произошло также и раскола, наоборот, центр в борьбе против Франца Папена собрал большее количество голосов.

В данный момент гораздо важнее было перемирие на другом участке фронта. Гитлер обещал как генералу фон Шлейхеру, так и советнику Гинденбурга статс-секретарю Мейснеру толерировать кабинет Папена. В виде ответной услуги Папен отменил запрет штурмовых отрядов. Они тотчас же снова появились на улицах, сохраняя при этом выправку, которая свидетельствовала, что они не прекращали своего существования и во время запрета. Их обмундирование за это время несколько изменилось и приблизилось к военному покрою.

Второй уступкой со стороны Папена явился роспуск рейхстага, чтобы дать возможность Гитлеру удвоить число мандатов в соответствии с возросшим числом его сторонников. Обе уступки способствовали усилению позиций национал-социалистского вождя, и поэтому он сохранял доброжелательный нейтралитет в отношении правительства, которое вскоре проявило себя как консервативное, чуждое народу и реакционное. Быть может, случайностью являлся тот факт, что все министры, за исключением двоих, были дворянами. Тем не менее эта случайность была теснейшим образом связана с миром идей и кругом знакомых господина фон Папена. Часть этих министров, как и сам канцлер, принадлежала к Клубу господ, консервативной политической организации, название которой раздражающе действовало в эту демократическую эпоху, хотя ее политическое значение и переоценивалось. Папен начал свое правление весьма неудачным заявлением, разработанным, очевидно, в холодной тиши кабинета. В нем он, между прочим, упрекал все прежние германские правительства в том, что они пытались превратить государство в благотворительное учреждение и этим ослабили моральные силы народа. Трудно было придумать нечто более бестактное в момент, когда шесть миллионов людей не по своей вине были лишены работы и выброшены на улицу.

Тем не менее Гитлер продолжал толерировать «правительство баронов», несмотря на сопротивление таких людей, как Штрассер и Геббельс. Наступил поворот в германской внутренней политике: впервые национал-социализм не был вполне враждебен правительству. Подобные явления не имели места с тех пор, как в декабре 1924 г. Гитлер предложил тайный союз баварскому премьеру Гельду. Теперь наконец он снова вступал на путь, на который его всегда влекло тактическое благоразумие: на путь союзов и дружбы с государственной властью, которая таким путем постепенно размягчалась. Троянский конь переступил одной ногой через стену.[127]

Гитлеру приходилось бояться последствий этого союза для исхода избирательной кампании. Настроения в Германии были таковы, что свержение любого правительства ослабляло авторитет государства и усиливало авторитет Гитлера, независимо от того, были ли свергаемые правительства правыми или левыми. Это был один из тех фактов, которых не замечали правящие круги. Замена Брюнинга Папеном, как и замена Мюллера Брюнингом в 1930 г., оказалась на пользу национал-социализму.

Папену сразу же удалось добиться большого внешнеполитического успеха. В данном случае он явился лишь наследником Брюнинга. В Лозанне было достигнуто окончательное урегулирование репарационных платежей, причем Германия обязалась уплатить лишь 3 млрд. марок. Однако Папену не удалось добиться далеко идущего соглашения с Францией. Это соглашение было одним из излюбленных планов Папена, по поводу которого он поддерживал контакт со своими католическими и промышленными друзьями во Франции. Это была политика, которая добивалась солидарности христианской Европы против антихристианских Советов.

Самостоятельнее и оригинальнее по своему замыслу были внутриполитические мероприятия Папена: насильственное устранение социал-демократического правительства Брауна — Зеверинга в Пруссии. Несмотря на толерирование правительства со стороны Гитлера, новый канцлер никак не мог отказаться от попытки помешать дальнейшему росту национал-социализма. Для этой цели он сам должен был повести энергичную борьбу против марксизма в обоих его видах. Нападение на коммунизм и социал-демократию можно было даже под разными предлогами объединить. Папен упрекал правительство Брауна — Зеверинга, на которое коммунисты нападали как на своего смертельного врага, что оно якобы недостаточно энергично борется с коммунистами. Главным свидетелем в подтверждение этих обвинений был привлечен один из чиновников Зеверинга, оберрегирунгсрат Диль, который позднее, при Геринге, был назначен в Пруссии начальником тайной полиции. Целью этих обвинений было придать по возможности популярный характер походу против Пруссии. Более серьезным политическим основанием служил аргумент, что Пруссией управляет кабинет, не пользующийся авторитетом в парламенте, формально смещенный, кабинет, против которого парламентское большинство вело яростную борьбу. Правда, база самого Папена была еще уже, тем не менее рейхсканцлер, казалось, чувствовал себя прекрасно и проводил в жизнь обширные политические проекты.