Великий магистр - Октавиан Стампас

— Где Комбефиз?! — крикнул Людвиг фон Зегенгейм, подъезжая к де Пейну. Тот только покачал головой, оглушенный сражением и не слышавший вопроса. Раненых рыцарей перетаскивали в тяжело осевшие лодки, за весла садились еще сохранившие силы воины. Гуго дал знак отправлять лодки. Надо было продержаться еще немного, до подхода подкрепления. И оно появилось!

Когда Ималь-паша уже готов был праздновать победу, со стороны пролома появились первые рыцари барона Филиппа де Комбефиза, закованные в латы, с обнаженными мечами и копьями наперевес, мчащиеся им на подмогу, и впереди них — могучий и сверкающий доспехами знаменитый воитель. Радостный крик раздался в полуопустошенном стане Гуго де Пейна, с удвоенной силой его рыцари вступили в сражение, потрясая окровавленным оружием. Чувствуя их несгибаемую волю и неистощимую энергию, турки дрогнули. А когда передние ряды отряда Комбефиза достигли места сражения, устремясь в образованный расступившимися рыцарями коридор, неприятель начал медленно отступать. Ималь-паша понял, что в этот день переменить исход столкновения в свою пользу будет уже невозможно: обрызганное кровью солнце клонилось к заходу…

Наступила ночь. Но в лагере Гуго де Пейна понимали, что еще более страшное сражение предстоит утром. Даже несмотря на подошедшие вовремя две сотни рыцарей Филиппа де Комбефиза, турки все равно численно намного превосходили их, и сдержать врага будет необычайно сложно. Единственная надежда оставалась на Агуциора, который должен был привести войска графа Танкреда. Раненые рыцари были уже отправлены морем в лагерь, а мертвые — почти шесть десятков — преданы земле. Но тамплиеры, несмотря на полученные ими ранения, оставались вместе с Гуго де Пейном. Они все собрались в уцелевшей казарме, где присутствовали также Комбефиз и его командиры.

— Что будем делать? — спросил де Пейн, обводя рыцарей тяжелым, усталым взглядом. Кожа около его виска была рассечена, а кровь на ране запеклась багровым сгустком.

— Держаться, пока не подойдет Танкред, — произнес Комбефиз, выражая мнение всех присутствующих, которые лишь кивнули головой. Все были смертельно усталые.

— Так тому и быть, — согласился де Пейн, вглядываясь в лица своих друзей. Он чувствовал, что завтра, возможно, с кем-нибудь из них придется проститься навсегда.

— Тогда давайте, спать, что ли? — проворчал Бизоль, укладываясь прямо на пол, положив рядом свой меч. — Коли перекусить нечем.

Понемногу и остальные расположились кто где. Комбефиз отправился к своим рыцарям, а де Пейн и Зегенгейм вышли из казармы вместе с ним, намереваясь еще обойти выставленные караулы.

— Сегодня вы спасли нам жизнь, — произнес Гуго де Пейн, коснувшись руки барона Комбефиза. — Этой услуги я вам не забуду.

— Полно, — отозвался воитель. — Надеюсь, когда-нибудь мы будем квиты.

И, попрощавшись, рыцари разошлись в разные стороны. Желтый свет луны лился на поле недавнего боя. Откуда-то из темноты доносились окрики выставленных часовых — своих, и неприятельских, смешиваясь с молитвенной песней сельджуков. Около берега плескались невидимые волны. «Куда ушла скопившаяся на этом небольшом пятачке земли людская злость, ненависть, боль, смертная мука? — подумал Гуго де Пейн. — В песок, в морские бездны? Чтобы вырваться потом в ином месте — ураганом, смерчем, штормом, топя корабли, вырывая с корнем деревья, ломая дома, мстя людям за их же кровавые поступки?» Людвиг фон Зегенгейм молча шел рядом, думая о своем. Эти два человека, встретившись всего чуть более года назад, уже успели сблизиться, понять многое в судьбе каждого, оценить самобытность и неповторимость друг друга. Теперь даже трудно было бы представить, что их дороги могли бы никогда не пересечься. Нет, они двигались по лабиринту жизни, но каждый знал, чувствовал выход из него, и потому они обязаны были сойтись.

— Что вас тяготит? — спросил де Пейн, взглянув в лицо Людвига. Тот ответил не сразу.

— Если я скажу, что — несовершенство жизни, — произнес он, — то это прозвучит неопределенно. Скорее — бесконечная череда прощаний, через которые суждено пройти, пока не загорится твой свет.

— В конце концов, граф, мертвые хоронят живых, а не наоборот. Нам же лишь остается ждать своего часа.

— Для встречи с теми, кто вовремя покинул нас…

Рассвет застал оба неприятельских стана готовыми к бою. Но ночная мгла не торопилась расступаться перед поднимающимся светилом, словно желая продлить тишину и покой перед новой битвой. Последние минуты тянулись медленно, бесконечно долго. Но вот — затрубили рожки, закричали командиры, всхрапнули под седоками готовые рвануться вперед кони, залязгало оружие. Две людские массы, как густое, утыканное остриями и разделенное надвое желе, двинулись навстречу друг другу. И вновь вспыхнула сотрясающая землю битва!

Она длилась без перерыва шесть часов, до самого полудня. Переменчивый успех склонялся то на сторону турок, то уходил к рыцарям де Пейна и Комбефиза, которые дрались бок о бок. Но постепенно инициатива переходила все больше и больше к Ималь-паше.

— Скоро подойдет Танкред! — уверял всех Филипп де Комбефиз. — Он не может не прислать войско!

— Где Танкред? — громовым голосом орал на своем фланге Бизоль де Сент-Омер, орудуя огромной палицей, напоминающей ствол дуба. — Где этот сукин сын?!

— Друг мой, — произнес Гуго де Пейн, перемазанный грязью и кровью, когда наступила короткая передышка. Вы зря рассчитываете на подмогу. Граф Танкред не придет. Нас оставили одних.

— Этого не может быть! — взревел барон Комбефиз.

— В нашем жестоком мире может быть все, — спокойно сказал де Пейн. — И видно нам придется готовиться либо к смерти, либо … Но плен, конечно же, исключен.

— Жаль, — проговорил Комбефиз, думая о своем. — Как жаль, что я не успел свершить то, что задумал.

— Мы все оставляем какие-то долги. Иначе и быть не может.

— Так хоть отправим на тот свет еще с десяток турок — за Спасителя нашего Христа, за Гроб Господень! — вскричал Комбефиз, рванув своего коня вперед. А перед глазами Гуго де Пейна — вдалеке, над дымом и пылью сражения, в блещущем синевой небе — предстало прекрасное, просвечивающее лучами солнца лицо византийской принцессы, чуть изумленное, грустное, с печалью глядящее на него и на весь этот творящейся на земле ужас.

Гуго де Пейн поднял свой меч, словно прощально приветствуя ее, и ринулся в самую гущу боя. И тут все они, — и измотанные сражением турки, и обессиленные рыцари, услыхали призывный клич, доносящийся со стороны крепостной стены. В проломе появлялись всадники в византийских латах, спешащие на подмогу! Их становилось все больше и больше, вскоре они заполнили всю насыпь, торопя своих коней и размахивая мечами. Это были трапезиты Гайка, решившего собственноручно прийти на помощь оказавшимся в беде рыцарям! С громким свистом и гиканьем они неслись вниз на турок. А сражавшиеся словно бы застыли на месте с поднятыми мечами и копьями; одни — в немом изумлении и испуге, другие — потрясенные неожиданным спасением. И через несколько мгновений — кровавая сеча возобновилась под ликующие возгласы рыцарей, которые с удесятеренной энергией бросились на врага. Скрежеща зубами, Ималь-паша дал знак трубить сигнал к отступлению.

Глава IX. СМЕРТЕЛЬНАЯ ВСТРЕЧА

И тот, кто верит в человечий род,

Пыль боронит и пашет воду тот.

Что ж остается? Только лишь скорбеть

Что рождены — и надо умереть…

Иерусалимский историограф Фуше Шартрский, теребя медную бороду, записал в своих бесценных тетрадях: «Осада крепости Тир провалилась… К концу 1112 года всем стало окончательно ясно, что корабли императора Генриха V, которые так долго ждал граф Танкред, не предпринимая никаких наступательных операций против Ималь-паши, из Мессины так и не вышли. Пустое! — ждать у моря погоды… Турки также особо не тревожили графа, ежели не считать разгромленного в самом начале кампании князя Антиохии Рожера. Случались у Христова воинства и благодатные дни, кои вселяли надежду на скорый и решительный штурм поганой крепости. К примеру, смелый прорыв в крепостной стене во вражеский стан шампанского рыцаря Гуго де Пейна и присоединившегося к нему позднее барона де Комбефиза. Во время оного прорыва было положено до полутысячи сарацин и потоп в пучине морской ихний военачальник Четин-огуз. Но, поддержанный лишь византийской конницей, де Пейн вскоре вынужден был оставить захваченную территорию. В декабре осада Тира была снята. Общие же потери составили…»

Гуго де Пейн с рыцарями вернулись в Тампль. Сильнее всех в сражении с турками пострадал граф Грей Норфолк: его благородный высокий лоб был рассечен вражеским ятаганом и теперь длинный зарубцевавшийся шрам «украшал» его левую височную часть, придавая флегматичному лицу рыцаря несколько устрашающее выражение. Страдал от гноящейся раны в спине Роже де Мондидье. Прихрамывал некоторое время маркиз де Сетина, вынужденный прибегнуть к помощи выточенной из ясеня трости. Остальные тамплиеры отделались более легкими травмами. Андре де Монбар продолжал заниматься изысканиями «греческого огня», пропадая целыми днями в подвальной лаборатории, откуда доносилось пугающее шипение и распространялся едкий запах адской смеси. Виченцо Тропези с Алессандрой отправились на отдых к Галилейскому морю, чтобы побыть наедине — вдали от городского шума. Бизоль де Сент-Омер уехал в Триполи, продолжая контролировать продвижение паломников, поток которых в этот период межсезонья превратился в маленький ручеек; но тем и нужнее была их охрана на опасных дорогах Палестины. Сербский же князь Милан Гораджич выполнял специальное, рискованное поручение Гуго де Пейна. Дело в том, что в начале 1113 года безумный Старец Горы Хасан ибн Саббах вновь выпустил свои страшные когти: почти одновременно его ассасинами были убиты эдесский князь Раймунд, прямо в своей опочивальне, и египетский султан Юсуф аль-Фатим, зарезанный на прогулке в дворцовом парке. К власти в Египте пришел наследник султана, молодой и вспыльчивый Исхак Насир, политические замыслы которого были плохо известны Бодуэну I. Активизация сарацинской гвардии на границах с Палестиной тревожила иерусалимского монарха. Что было на уме у вступившего на трон мусульманского правителя? Каково настроение у его подданных, поддерживает ли его знать? Не ведет ли он переговоры с врагами Бодуэна о совместном выступлении против него? Все эти оперативные сведения необходимо было добыть, как можно скорее. Пока что на все вопросы, касающиеся политической ситуации в Египте, барон Глобшток отвечал как всегда преувеличенно бодро и успокаивающе. Но Бодуэн давно знал цену и ему самому, и его заверениям. Если он говорил о мире — готовься к войне. Из тюрьмы Мон-Плеси был срочно затребован Рихард Агуциор, считающийся лучшим специалистом по Египту, проживший там не один месяц и исходивший всю страну под видом кочевника-бедуина. По согласованию с Гуго де Пейном, в помощь ему был придан и сербский князь Милан Гораджич, также хорошо знавший нравы и обычаи мусульманского мира, неоднократно бывавший и в Каире, и в Александрии. Оба рыцаря в середине февраля выехали в направлении к южным границам Палестины.