Крах тирана - Шапи Казиев

Не уставали призвать на священную борьбу и другие известные ученые. Среди них был молодой, но уже известный в Дагестане ученый Абу-Бакар из Аймаки, обличавший греховность деяний нечестивца Надир-шаха, который смел называть себя мусульманином.

Еще когда Надир-шах слал из Дербента ультиматумы, приказывая владетелям и главам обществ прибыть к нему для принесения покорности, его посетил Абу-Бакар. Но вместо принесения покорности он и прибывшие с ним алимы надеялись образумить Надир-шаха и предостеречь его от новой войны. Однако спесивый Надир не внял предостережениям горцев. Покидая шаха, Абу-Бакар не сдержался и трижды воскликнул: «Нажас!» – «Негодяй!». Уже тогда алимам стало ясно, что говорить с обнаглевшим захватчиком можно только на языке оружия.

Глава 80

Войска Лютф-Али-хана двигались огромной колонной. Поначалу они не встречали никакого сопротивления, находя лишь оставленные горцами аулы, уничтоженные мосты и пустые поля. Даже подножный корм для лошадей и обозной скотины был выжжен или выкошен. Только верблюды обгладывали ветви деревьев – другого корма вокруг не было. Приходилось рассылать провиантские команды, чтобы добыть еду для солдат и корм для лошадей. Но почти всегда они возвращались ни с чем.

Отряд Гайдар-бека вторгся в Табасаран, чтобы пополнить запасы и отомстить за недавнее поражение. Но его ждало сопротивление еще более упорное, чем прежде. Табасаранцы отчаянно бились за каждый аул, за каждую переправу, а когда силы их были на исходе, отходили все выше и выше в горы. Мирза Калукский, руководивший ополчением, старался нанести пришельцам возможный урон и замедлить их продвижение. Однако он думал и о будущем решающем сражении, прилагая все силы к тому, чтобы сохранить костяк своего ополчения.

Решив, что с табасаранцами покончено, Гайдар-бек ринулся в Кайтаг. Но тут его ждала крепкая оборона Кайтагского уцмия. Пока Гайдар-бек безуспешно пытался сломить кайтагцев, табасаранцы наносили ощутимые удары с тыла, ослабляя натиск каджаров. Гайдар-бек вынужден был снова бросать на них крупные силы и разворачивать артиллерию, но тогда ополченцы Калукского так же быстро укрывались в густых лесах, чтобы нанести новые удары уже в другом месте.

Озлобленный неудачами в Кайтаге, Лютф-Али-хан пускал в дело все новые отряды, но кайтагцы сражались стойко, и враг нес тяжелые потери. И все же большим силам каджаров удалось преодолеть сопротивление кайтагцев. Началось опустошение захваченных аулов и беспощадное уничтожение всех, кого удавалось захватить.

Но кайтагцев и их уцмия не сломили никакие зверства. Укрываясь в горах, они продолжали наносить удары по врагу, хотя и не в силах были его остановить.

Вступив во владения шамхала Хасбулата Тарковского, Лютф-Али-хан надеялся, что хотя бы здесь, на землях вассала Надир-шаха, ему ничто не угрожает. Но знаменитого шахского военачальника ожидало жестокое разочарование. Выезд Хасбулата со своим немногочисленным отрядом навстречу Лютф-Али-хану скорее напоминал бегство. Оказалось, большинство кумыков восстало, а слухи о зверствах, учиненных каджарами в Табасаране и Кайтаге, еще больше разожгли ненависть кумыков к захватчикам. Отвергнутый всеми, Хасбулат едва мог защитить самого себя и надеялся найти спасение под знаменами Лютф-Али-хана.

Взбешенный неожиданным препятствием, полководец приказал смести восставших с лица земли, однако сделать это было не так просто. Кумыкские беки со своими дружинами появлялись в самых неожиданных местах и наносили каджарам удар за ударом. А на пути Лютф-Али-хана вновь оказывались покинутые села, разрушенные мосты, скот был угнан в горы или в русские владения за Кизляром. По ночам кони кызылбашей пропадали целыми табунами, и бывшие всадники превращались в пеших сарбазов.

Если раньше всадник мог предъявить тавро, вырезанное из крупа павшего коня, и его хвост, чтобы получить нового скакуна, то теперь это уже было невозможно. Зато в дружинах кумыкских беков всадников прибавлялось с каждым днем.

Отряды Лютф-Али-хана несли потери, но все равно двигались вперед – слишком большим было его войско, чтобы его могли остановить дружины повстанцев. Лютф-Али-хан понимал, что затяжные бои с ними могут обернуться провалом кампании, и рвался вперед, несмотря ни на какие жертвы.

Пробившись на территорию Мехтулинского ханства, Лютф-Али-хан и здесь встретил ожесточенное сопротивление, завалы на дорогах и организованную оборону укрепленных аулов.

У Дженгутая, своей столицы, Ахмад-хан Мехтулинский дал захватчикам настоящее сражение. Его ополчение уступало регулярным частям Лютф-Али-хана, но готово было сражаться до конца. Однако Ахмад-хан ограничился тем, что остановил на несколько дней продвижение войск завоевателей. Он понимал, что Дженгутай, разрушенный артиллерией Лютф-Али-хана, долго не продержится, а посланные в обход отряды каджаров вот-вот замкнут кольцо вокруг мехтулинских ополченцев. И Ахмад-хан отступил, уводя за собой авангард каджаров. Первую задачу, о чем он заранее договорился с другими – Хунзахским ханом и соседними обществами, Ахмад-хан выполнил. И теперь ему нужно было беречь силы для решающей схватки с Лютф-Али-ханом. На рассвете того дня, когда Лютф-Али-хан изготовился к натиску всеми силами, оказалось, что отряды мехтулинских повстанцев исчезли.

Ахмад-хан уходил быстро, распуская слухи, что намерен укрыться в Хунзахе, куда вела хорошая, но делавшая большой крюк дорога через Леваши. Большому, неповоротливому войску Лютф-Али-хана с пушками и обозами за ним было не угнаться. Чтобы не дать отрядам горцев соединиться для дружного отпора и не опоздать к встрече с Надир-шахом, Лютф-Али-хану нужно было идти на Хунзах как можно быстрее и самым коротким путем. И путь этот, как подтвердил Хасбулатшамхал, лежал через Аймакинское ущелье. Точнее Хасбулат сказать не мог, а его нукеры спорили, предлагая свои пути:

– Туда надо через Апши идти!

– Где это Апши? – спрашивали лазутчики.

– Где-то там, – показывали нукеры вдаль, на гряды хребтов. – За горами.

– Нет, – говорили другие, – после Апши дорог нет, одни хребты. Лучше через Ахкент.

– А это где? – пытались понять лазутчики по своим картам.

– Тоже там, за хребтами.

– Или через Кулецму. Так ближе.

– Кулецму? – недоумевали сбитые с толку лазутчики.

– Или через Охли.

– Охли? А это еще где?

После долгих споров все сошлись на том, что идти надо по той же дороге, по которой ушел Ахмад-хан Мехтулинский, до Волчьих ворот на высоком перевале, а потом уже решать, как быть дальше.

Но не для того Лютф-Али-хан имел при себе проводника Мусу-Гаджи, чтобы плутать по горным тропам. Пусть показывает путь, если дорога ему жизнь его невесты и своя собственная.

Муса-Гаджи понимал, что наступает его час. Все, что происходило до сих пор, убедило его в том, что сопротивление было тщательно продумано и что объединенные силы горцев готовятся встретить Лютф-Али-хана в Аймакинском ущелье. Муса-Гаджи отлично знал эту ужасную теснину, способную поглотить не только отряды Лютф-Али-хана, но и всю армию Надир-шаха. И когда за ним прислали одного из нукеров Хасбулата, предположения Мусы-Гаджи подтвердились окончательно.

– Тебя требует Лютф-Али-хан, – объявил нукер.

– Повинуюсь, – ответил Муса-Гаджи, трогая своего коня.

Когда они подъезжали к шатру Лютф-Али-хана, нукер шепнул Мусе-Гаджи:

– Веди напрямую, через перевалы, пока не выдохнутся. А потом – через Аймаки.

– Кто ты? – спросил удивленный Муса-Гаджи.

– Тот, кто передает тебе салам от Фирузы и Ширали.

– Но ты служишь каджарам, – сомневался Муса-Гаджи.

– Не больше, чем ты, – усмехнулся в усы нукер. – Когда придет время скрыться, я дам тебе знать.

Глава 81

Лютф-Али-хан, не снимавший доспехи даже на отдыхе, пребывал в дурном расположении духа. Дагестан ему не нравился. То ли дело было в Индии, где все решалось быстро и просто. Мухаммад-шах, сидевший на горе сокровищ, безропотно отдал и их, и страну, а дагестанцы, сидящие на каменных вершинах, готовы умереть за эти никчемные нагромождения скал. Народ, готовый воевать до последнего не за богатства, которых у него не было, а просто за свою свободу, такой народ Лютф-Али-хан считал слишком опасным. Его нужно было уничтожить раз и навсегда, как и повелел великий падишах.

Но вместе с тем Лютф-Али-хана мучили сомнения. Непомерной ценой шах готов был заплатить за горную страну, где не захочет жить ни один житель Персии. Разве недостаточно было прибрежной полосы? Если главной целью Надира была Россия, то зачем было идти на такие жертвы только ради того, чтобы водрузить на снежных пиках Кавказа свои знамена? Не лучше ли было отгородиться от горцев крепостями и утвердить на равнине суровый порядок? А когда бы покончили с Россией, то и горцы бы, наверное, сочли за благо стать частью великой Персии. Но теперь, когда Надир-шах принес горцам столько зла и несчастий, кто поручится, что они их забудут? Останься от дагестанцев хоть один человек, даже малый ребенок, он вырастет с одной мыслью – отомстить. А это горцы умеют. И разве не ясно уже, что чем больше шах уничтожает этих горцев, тем сильнее они сопротивляются. Даже во внешне спокойном шамхальстве Хасбулата Тарковского вдруг произросло вооруженное неповиновение… Или жестокости шаха были такими непомерными, что люди просто перестали их бояться и решили, что лучше умереть со славой, чем быть угнанными в рабство, выселенными в чужие края и все равно погибнуть, но уже в позоре и унижении?