Тень ее высочества - Лана Ежова

Риэлы торговались вяло. Распорядитель тянул до последнего, но цену не повышали, и артефакт продали, по моему мнению, за бесценок.

Участники оживились, когда распорядитель выставил на торги амулеты переноса. Потом продавали какой-то эликсир бодрости, сосуд на целых пять литров. Грэм объяснил, что данный напиток – запрещенный в мирное время наркотик. Однако когда наступал час очередного продвижения Грани и сквозь прорехи в Стене лезли полчища тварей, его употребляли и охотники на нечисть и маги. Незаконное изготовление эликсира в Северной империи каралось десятью годами каторги на хианитовых рудниках, за хранение и перевозку наказывали пятью, а за использование – двумя годами.

«Обычно охотники отделываются штрафом и предупреждением, – усмехнулся Грэм. – В последние годы Братство само не справляется с зачисткой территорий, вот и получают истребители нечисти подобные послабления».

«Тогда зачем вообще запрещать?»

«Тот, кто пьет эликсир долго и часто, сходит с ума. Представляешь, что может натворить буйный маг или охотник?»

Пока мы с сатурийцем общались, распорядитель продал партию магически чистых драгоценных камней, служивших болванками для нанесения чар и сотворения амулетов. Вызвали немалый ажиотаж книги, украденные из личной библиотеки наместника одной из провинций Северной империи. Потом трое покупателей азартно торговались из-за пояса танцовщицы. Красивая вещичка заставляла женщину танцевать до упаду или пока хозяин опасного артефакта не позволял остановиться.

«Приобретший украшение за баснословную цену мужик, видимо, собрался сделать подарок надоевшей жене, – предположил Грэм, помолчал и задумчиво добавил: – Или любимой теще».

Все-таки злой у меня телохранитель…

Вскоре выставленный на торги Блокиратор Мульхема всколыхнул воспоминания о Зооре. Из-за этого артефакта, временно лишающего магии, мы с принцем чуть не стали добычей бандитов. Но, несмотря на пережитые страшные моменты, нашу последнюю совместную прогулку по ночному Семиграду я не хочу забывать.

Следующий лот – несколько килограммов семян черного мха – вызвал приятные ассоциации. И не потому, что мне понравилось его курить, наоборот, то якобы «будущее», что привиделось, до сих пор вызывает дрожь омерзения. Они приятны, потому что напомнили о Зооре, принце Лулианского королевства.

«Черный мох невозможно вырастить в искусственных условиях, – заметил Грэм, специально игнорируя упоминание о Зооре. – Но даже за тщетные попытки незадачливому садоводу грозит крупный штраф. Вряд ли кто-то возьмет».

Сатуриец ошибся. Семена все-таки кому-то понадобились.

Слушая усиленный заклинанием голос распорядителя, я начала дремать – сказывалась бессонная ночь. И когда хозяин Призрачных торгов представлял покупателям яд, не оставляющий следов, я уснула. Не знаю, сколько мне удалось поспать, но очнулась я на продаже очередного артефакта, созданного Мульхемом, – ноже, раны после удара которым не заживают, сколько бы усилий ни приложил целитель. Интересно, а на хэмеллов он действует так же? Нож оказался последним неодушевленным предметом продаж.

Настал черед живого товара. Распорядитель именно так и выразился, пообещав, что в конце торгов порадует экзотикой. Это на кого он намекает, а?

«На того, кто сидит в клетке, ты ведь у нас самая обыкновенная», – хмыкнул Грэм.

Кстати, об этом таинственном персонаже. Задремав, я успела увидеть смутное сновидение, в котором подхожу к клетке, сдергиваю покрывало… и вижу Солара.

«Эва, не вздумай проверять, это лишнее. Хэмелла продали некроманту».

«Грэм, не волнуйся, я давно перестала верить в чудеса».

Мое сердце тревожно екнуло, когда помощники распорядителя пришли за нами. Но нет, меня пока оставили, забрав девушек.

Если слушать, как продавали запрещенные артефакты и прочие незаконные вещи, было даже весело, то сейчас стало мерзко. Это ведь люди! Как могут разумные существа продавать других мыслящих созданий? Лишать свободы, превращать в бесправных, униженных, забитых невольников? Куда смотрят боги?! Не понимаю…

Я слишком углубилась в невеселые мысли и не сразу заметила, как уснули охранники. И наши и чужие – все.

– Я собираюсь выбраться отсюда, – с довольной улыбкой произнес Юлиан. – Составишь мне компанию?

Каким-то образом следопыт, избавившись от ошейника, заклинанием усыпил стражей. И, пока я ошалело хлопала ресницами, освободил и меня.

– Давай шевелись, Эва, у нас мало времени.

Мой попутчик проворно снимал со спящих воинов оружие, а я, растирая шею, огляделась по сторонам. И поняла: оставить несчастных не смогу. С меня хватит проявлений эгоизма – брошенные на погибель люди в трактире «Перекресток ветров» до сих пор являлись мне в кошмарах. Об освобождении никто не просил, но глаза! В глазах светилась зыбкая надежда, не оправдать которую значило бы уподобиться работорговцам.

– Снимай ошейники со всех.

– Мало времени, – процедил сквозь зубы маг, но, встретив мой взгляд, пожал плечами. – Хорошо, я только снимаю с них ограничители магии, а дальше каждый сам за себя.

Старая песня… ты уже говорил, что каждый сам за себя, но все-таки помогаешь мне, Юлиан. Не такой уж ты и черствый, беглый жрец.

Быстро посовещавшись, решили освободить и ламчерионов-предателей, тем более что Валэри пообещала унести всех на своей спине. Как она это сделает без специальной упряжи и корзин, на тот момент я не подумала.

Помощники распорядителя появились как раз в тот момент, когда Юлиан снимал ошейник с мальчишки. Короткая стычка между обвешанными амулетами-накопителями охранниками и изможденными пленниками закончилась не в нашу пользу. Юлиана и сухопарого мужчину, оказавшегося огненным магом, избивали без сожалений и опасения убить. Расправу остановили явившиеся на шум работорговцы и распорядитель.

– Такого еще не было на торгах! – брызгал слюной агграссец. – Мало того что рабы чуть не сбежали, так их еще лишили товарного вида! Я недоволен!

– Я тоже! – вторил хозяин огневика.

– Заткнитесь! – рявкнул распорядитель и добавил: – Если их никто не купит, я выплачу вам компенсацию.

Недовольные притихли.

Вскоре Фрейм, требуя от Юлиана признаться, каким образом он снимал ошейники, сам чуть не прибил упрямого мага. Остановил его хозяин Призрачных торгов.

– Хватит, – приказал распорядитель, – если он будет похож на кусок полуживого мяса, его никто не купит. Хоть его умение снимать лишающие силы ошейники и вызывает интерес, никому не нужен полутруп. Торги продолжаются, риэлы!

А я едва не плакала, глядя на избитого, окровавленного жреца. Дура, все из-за меня!

«Идиотка», – поддакнул Грэм.

Если бы не я, следопыт бы спасся. Боюсь, он теперь меня ненавидит. Да я сама себя ненавижу!

«Эва, если бы можно было повернуть время вспять, ты бы сбежала с Юлианом, не заставив его освободить остальных пленников?»

Нет. Я бы не смогла уйти. Потухшие глаза ребенка, оставленного в неволе, снились бы мне по ночам. Нет, я бы повторила свою просьбу, но что-нибудь да придумала, чтобы уйти от охранников.

– Многоликая, скоро твоя очередь. – Старый агграссец буравил меня темными от злости глазами. – Если ты не покажешь свою сущность хэмелла или сделаешь это не так, как мы договаривались, я убью его. – И он пнул ногой скорчившегося у стены Юлиана. – Тебе ясно?

Я кивнула. Молча надела темный плащ с капюшоном, который подал мне работорговец и поплелась вслед за ним. Попав из полутемного помещения на яркий свет, зажмурилась. Некромант дернул за руку, и я пошла вперед, практически ничего не видя.

– Уважаемые риэлы! Разрешите представить вам главную ценность нашего аукциона. – От торжественного голоса, зазвучавшего рядом, справа, меня передернуло. – Она молода, красива, строптива, магически одарена. Но главное, она уникальна!

Плащ сполз с меня, как живой, – для пущего эффекта распорядитель воспользовался магией, а не руками. При виде меня, красивой, а мой последний облик, бесспорно, великолепен, никто не издал ни единого вздоха восхищения.

И тогда распорядитель выдал главный свой козырь:

– Пред вами девушка-хэмелл, риэлы!

И снова никакой реакции. Мне стало смешно. Кажется, агграссец повезет меня домой, как нераспроданный товар.

– Фрейм, сними ошейник, – невозмутимо произнес распорядитель.

Старик послушно выполнил его приказ, а затем подтолкнул меня вперед. Почти у самого края небольшого возвышения, на котором мы находились втроем, стояла белая тканевая ширма, которую установили специально для меня.

Пока шла к ней, попыталась лучше осмотреться. Напрасные усилия. Лампы установили так, чтобы свет бил в лицо, не позволяя рассмотреть находящихся в тени покупателей.

Зайдя за ширму, закрыла глаза. Как учил Солар, отстранилась от всего мира, концентрируясь на дыхании, слушая биение своего сердца. Глубокий вдох, медленный выдох. Есть только я и мое сердце. Оно и поведет мое превращение. Вдох-выдох…