История нравов России - Виталий Поликарпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От предыдущих систем отличается динамично–энергетическая система управления обществом с господством правовых мотиваций. Здесь бюрократия не заинтересована в консервации общественного развития в каждой области и сохранении неизменного состояния общественной системы, а стремится поддерживать развитие всех сфер общественной жизни в рамках правовых норм при одновременном их контроле. «Бюрократия в этой системе, — отмечает И. Коссецкий, — будет даже планировать развитие общества во всех сферах, она будет подавлять любые незапланированные и неконтролируемые ею формы общественного развития — прежде всего негативно относиться будет к спонтанным процессам развития общества. В этой системе имеем планируемое и контролируемое бюрократией развитие науки, идеологии, права, хозяйства, медицины и искусства» (338, 347).
Вознаграждение в бюрократической структуре общества является главным позитивным стимулом, побуждающим к общественной активности, но в критериях вознаграждения значительную роль, наряду с правовыми, играет критерий профессиональной квалификации.
Примером динамично–энергетической системы управления обществом с преобладанием правовых мотиваций служат Пруссия и Германия (особенно в XVIII и XIX веках). О динамизме этой системы свидетельствует территориальный рост прусского государства, которое из небольшого ленного королевства превратилось в большое государство и в конце концов объединило под своей гегемонией всю Германию. Численность населения с 1750 г. по 1910 г. возросла с 20 млн. человек до почти 65 млн. человек, а производство стали за этот период — почти в 700 раз (339). О доминировании правовых мотиваций говорят» исследования отношений к правовым нормам, роли государства и позиций государственного аппарата в Германии (особенно в Пруссии).
Для Пруссии характерен культ государства и государственного империализма, а также пропаганда идеи навязывания гегемонии одной немецкой державы над другими. Официальная прусская доктрина ставила право над этикой и другими общественными нормами. В прусском мировоззрении добром считалось все то, что было в согласии с государственным правом, причем юридическая ответственность оказывалась важнее этики. В Пруссии возник культ государства, который можно назвать государственным мистицизмом, и целая сложная философия государства, наиболее крупным представителем которой был Г. Гегель. Известно, что этот философ видел в государстве наивысшую форму общественного устройства, оно являлось для него неизбежным земным воплощением абсолютного мирового духа. Отсюда следует и признание за государством высочайшего авторитета.
Если же речь идет об отношении к этике, то моральным, согласно гегелевскому воззрению, является все то, что согласуется с коллективной волей. Наиболее нравственным является то, что служит на пользу государству. Этот тезис прекрасно укладывался в рамки прусской авторитарной системы правления и глубоко укоренился в сознании сторонников Гегеля в Германии. Не случайно, он стал официальным философом прусской монархии. Прусское государство, а затем и Германия все свои действия регулировали четко сформулированными нормами государственного права, стараясь как можно больше сфер общественной жизни подчинить контролю государства. Экономика, наука и другие области общественного развития были подчинены потребностям государства, а чиновники и военные занимали в социальной иерархии наиболее высокое место.
О нравах немецких чиновников XVIII столетия свидетельствует судьба отца самого выдающегося из русских министров финансов графа Е. Ф.Канкрина, немца по происхождению. Его отец, Франц Людвиг Канкрин, был видным специалистом в области технологии, архитектуры, горного дела и юриспруденции. «Благодаря своим глубоким знаниям, теоретическим и практическим, он скоро выдвинулся в служебной иерархии своего отечества, Гессенского курфюршества, но резкий и суровый его нрав повредил его дальнейшей карьере. Он плохо уживался с порядками, господствовавшими при мелких германских дворах. Между одной из придворных дам, любимицей курфюрста, и женой Канкрина произошла размолвка, кончившаяся тем, что он подал немедленно в отставку и перебрался на службу к маркграфу в Ансбах…» (20, Т. 4, 414). Но и там он не смог. ужиться; в итоге, не расположенный к России, он принял приглашение русского правительства и переехал в нее, оставив своего сына в Германии.
И хотя его сын, будучи студентом, проявил блестящие способности, ему не нашлось места на родине. «Суровый нрав» отца, безусловно честного, но малосговорчивого и непокладистого чиновника, который не был способен на сделки с совестью, повредил карьере сына. Поэтому Канкрин–сын приехал к отцу в Россию и там сделал блестящую карьеру — стал министром финансов. На этом посту проявились все позитивные черты немецкого чиновника, вся его неподкупность и честность, позволившая ему привести в порядок сильно расстроенные финансы Российской империи. Не случайно Петр I использовал в работе над «Табелью о рангах» опыт функционирования германской бюрократической системы. Однако русская бюрократическая система вобрала в себя и другие традиции в области управления обществом, что привело к своеобразию отечественного чиновничества.
Раздел 21. Интеллигенция: Восток или Запад?
При рассмотрении нравов интеллигенции вне пределов императорской России следует иметь в виду, что во всем остальном мире ничего подобного русской интеллигенции не существовало, что ее эквивалентом можно считать круги интеллектуалов. Без этих кругов просто–напросто не смогла функционировать эффективно ни одна система управления обществом. Происхождение слоя интеллектуалов (или интеллигенции) связано с разделением труда на физический и умственный; уже шаманы и знахари в зародыше представляли собой представителей интеллектуального слоя общества. Уже на Древнем Востоке достигла своего расцвета идеология, носителем которой всегда выступали определенные профессиональные группы. В своей интересной книге «Идеологии Востока» отечественный исследователь М. Рейснер пишет: «И среди них выдвигается на первый план та профессиональная группа, которая завершает фикцию внеклассового общества. Это интеллигенция… Характерным ее признаком является добывание материальных средств при помощи производства идей, идеологических форм и применения их на практике. Условия хозяйства в большинстве восточных стран чрезвычайно способствовали образованию и развитию этой группы в виде специалистов как материальной, так и магической техники и науки. Выдающееся положение таких жрецов и бюрократов не вызывало особенных возражений, так как, очевидно, население без них осталось бы и без надлежащей хозяйственной помощи» (223, 28). Интеллигенция (интеллектуальный слой общества) занимает значительное место в духовном производстве, оказывающем сильное влияние на материальное производство и функционирование социума и цивилизации.
Неудивительно, что в Византии высоко ценилось знание, которое является «продуктом» духовного производства и носителем которого выступают интеллектуалы (интеллигенты). Ведь знание необходимо было и императорам, и чиновникам, и всем остальным подданным империи; его же можно было приобрести в процессе образования. В условиях православной византийской цивилизации знание рассматривалось как средство обоснования религиозных догм, достижения истины, познания божества и морального самосовершенствования христиан. Существенно было и то, что знание использовалось для разоблачения ересей и борьбы с ними, для ч выявления всего полезного у языческих авторов, чтобы поставить его на службу христианству.
Ценность знания и образования следовала из чисто практических потребностей функционирования громадной державы. «Византийская империя была централизованным государством. Во главе его стояло правительство, которое, по образному выражению, было «правительством писцов». Круг вопросов, которые находились в его ведении, был чрезвычайно широк. Оно осуществляло правосудие, распоряжалось финансами, занималось дипломатией и многими другими видами деятельности. Огромный бюрократический аппарат нуждался в хорошо обученных чиновниках, которые легко бы справлялись с возложенными на них довольно обширными и разнообразными обязанностями» (142, 375). Вполне понятна значимость интеллектуалов в функционировании византийской империи, где многие императоры, в том числе и Анна Комнина, были образованными.
Византийские интеллектуалы нередко образовывали кружки, где обсуждались в основном «ученые» вопросы. Так, известен в первые годы царствования Константина IX кружок интеллектуалов, образовавшийся вокруг весьма просвещенного и образованного «первого царского министра» Константина Лихуда. В него входили знаменитый историограф Михаил Пселл, писатель Иоанн Мавропод, будущий константинопольский патриарх Иоанн Ксилифин. «Преданность наукам и своеобразная ученая дружба возвышали этих сравнительно молодых людей над окружающим их «морем невежества», составляли предмет их гордости и создавали ощущение избранничества» (157, 201). Из них Михаил Пселл претендовал как философ на роль государственного деятеля, считая взаимообусловленными и едиными ученую и государственную деятельности. Между участниками этого кружка интеллектуалов существовала, в силу общности их литературных и научных интересов, утонченная интеллектуальная дружба. Для нравов византийских интеллектуалов характерен примат «дружбы», личные связи и обусловленные ими услуги значили гораздо больше, чем строгое исполнение долга. Михаил Пселл склонен был решать все в пользу «дружбы»: «Ты не допускай злоупотреблений, глядя на них, а просто не замечай их, ты должен смотреть, но не видеть, слушать, но не слышать» (142, 593).