Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России - Геннадий Невельской

18 мая, в 2½ часа пополудни, флотилия вступила в воды Амура. Все встали на лодках, сняли шапки и осенились крестным знамением. Генерал-губернатор, зачерпнув в стакан амурской воды, поздравил всех с открытием плавания по реке; раздалось восторженное «ура!», и суда понеслись по гладкой поверхности Амура. Таким образом, после двухвекового промежутка времени, патриотическими усилиями и настойчивостью Н. Н. Муравьева снова появилась флотилия на водах амурских.

Вместе с разрешением сплава по реке Амуру из С.-Петербурга, 4 февраля 1854 года, был послан лист Пекинскому трибуналу внешних сношений, в котором излагалось, что отныне по всем делам о разграничении земель генерал-губернатору разрешено установить непосредственные сношения с китайским правительством.

Река Шилка в 45 верстах выше Усть-Стрелки

Рисунок художника Мейера (Альбом рисунков к путешествию на Амур, совершенному от Сибирского отдела Русского географического общества [Путешествие в Приамурье в 1855–1856 гг. экспедиции Р. К. Маака])

Подробная карта лимана реки Амур, подготовленная при участии Г. И. Невельского

Вследствие этого, для предупреждения китайского правительства о нашем сплаве по Амуру, генерал-губернатор 14 апреля послал первый лист свой в Пекин с полковником Заборинским; но последнего не пропустили, и этот лист тогда был отправлен через Кяхту обыкновенным путем. В нем излагалось следующее.

Вследствие полученных генерал-губернатором повелений, он с надлежащим числом войск плывет на судах по реке Амуру для подкрепления наших постов в низовьях реки и в наших приморских владениях и спрашивает, к какому времени и куда именно будут высланы уполномоченные от китайского правительства для определения границ».

Эти факты также весьма знаменательны в истории Приамурского и Приуссурийского краев. Они составляют второй краеугольный камень, положенный Амурской экспедицией в основание к признанию края за Россией, — ибо:

а) разрешение плавания и самое плавание по реке Амуру генерал-губернатора никак не могло бы последовать, если бы исследованиями, произведенными на транспорте «Байкал» в 1849 году, а вслед затем Амурской экспедицией, не был открыт путь из Татарского пролива через пролив Невельского в реку Амур и Охотское море; то есть если бы этими исследованиями не были рассеяны вековые заблуждения, принимавшиеся за непреложную истину и не было фактически указано, что река Амур составляет действительно артерию, связывающую Восточную Сибирь с океанами;

б) разрешение на плавание и самое плавание по реке Амуру, осуществленное генерал-губернатором, никак не могло бы состояться, если бы Амурской экспедиции, в противность ничтожной цели, с которой она была снаряжена в 1850 году, не было дано государственного направления и если бы, несмотря на ничтожность имевшихся в ее распоряжении средств, неимоверные трудности, опасности и лишения, экспедиция эта не решилась, с поднятием российского военного флага в устье реки Амур, занять его и торжественно объявить всем иностранным судам, подходившим к берегам этого края, что Амурский бассейн и прибрежья Татарского пролива составляют российские владения. И, наконец,

в) разрешение на плавания и самое плавание по Амуру, осуществленное генерал-губернатором, никак не могло бы состояться, если бы Амурская экспедиция, при несоответствии данных ей повелений, не открыла бы и не заняла бы военными постами главные пункты Приамурского бассейна, к которым затем и смог генерал-губернатор направиться со своей флотилией вниз по Амуру; пункты, из которых только и оказалось возможным заблаговременно послать подкрепления в Петропавловск; наконец, пункты, в которых только и оказалось возможным приютить и спасти Японскую экспедицию, команды, имущество и суда Петропавловского порта от преследования в несколько крат сильнейшего неприятеля, — притом в минуту, самую для нас критическую.

В то время, когда генерал-губернатора с его спутниками с восторгом провожали из Забайкалья и они с полным комфортом и всевозможными средствами для безопасного плавания спускались по Амуру, я, с неимоверными усилиями, через горы, по снегам и воде, верхом на оленях, а большей частью пешком, пробирался из Петровского в Николаевск. Оттуда на байдарке с двумя казаками я проследовал в Мариинский пост, из которого 16 мая, на той же байдарке и туземной лодке, вместе с Разградским отправился вверх по Амуру для личного ознакомления с рекой, по которой должна была следовать с генерал-губернатором наша флотилия. Кроме того, я хотел ознакомиться с устьем реки Хунгари, близ которого следовало поставить наш пост, и встретить генерал-губернатора, чтобы лично объяснить ему главную цель занятия нашими постами устьев рек Хунгари и Уссури.

24 мая я с Разградским прибыл к устью Хунгари. Там о спуске нашей флотилии ничего слышно не было. Осмотрев устье этой реки и самую реку на пространстве около 20 верст и назначив место, где должен быть поставлен наш пост,

27 мая я отправился далее вверх по Амуру, заготовляя на пути по селениям лоцманов из местного населения для обеспечения безопасных условий плавания спускавшихся с генерал-губернатором судов. 4 июня мы достигли селения Оуля Куру, приблизительно в 500 верстах от Мариинского поста. От этого пункта плавание вниз по реке без проводников делается весьма затруднительным, а поэтому, а также для того, чтобы не слишком удаляться от Мариинского поста, куда ожидалось прибытие из Петропавловска наших судов, и наконец, чтобы дать отдых людям, я здесь остановился, чтобы ожидать генерал-губернатора; по означенному им времени прибытия в Мариинский пост он давно уже должен был быть здесь. Вечером 5 июня приплыл ко мне на туземной лодке нарочный из Мариинского поста с уведомлением, что в залив Де-Кастри пришли два транспорта из Петропавловска и винтовая шхуна «Восток» из Императорской Гавани, от адмирала Е. В. Путятина, по поручению которого командир шхуны «Восток», капитан-лейтенант Воин Андреевич Римский-Корсаков уведомлял меня о разрыве с западными державами и о том, что у него имеются важные бумаги от адмирала, которые он должен передать лично мне. Вследствие этого я приказал Разградскому ожидать здесь генерал-губернатора. Я оставил Разградскому письмо, в котором убедительно просил Н. Н. Муравьева оставить посты в устьях рек Уссури и Хунгари. Я писал Николаю Николаевичу, что при наступивших военных обстоятельствах такие посты делаются уже крайне необходимыми для обеспечения сообщения как с Забайкальем, так и с Маньчжурией — местностями, откуда мы при военных обстоятельствах только и можем продовольствовать наших людей, могущих собраться в низовьях Амура.

Сделав эти распоряжения, утром б июня я на байдарке отправился обратно в Мариинский пост и оттуда 11 июня прибыл в залив Де-Кастри. Здесь находились транспорты «Иртыш», «Двина» и шхуна «Восток», посланные адмиралом Путятиным из Императорской Гавани, и транспорт «Байкал», прибывший сюда, согласно сделанному мной в 1853 году распоряжению, с казенным провиантом для Амурской экспедиции из Петропавловска. Командир шхуны Римский-Корса-ков передал мне требования Е. В. Путятина о снабжении его экспедиции продовольствием и теплой одеждой и донесения Е. В. Путятина генерал-губернатору. В заключение он сообщил мне, что Е. В. Путятин в Японии получил высочайшее повеление отправиться с судами своей эскадры к берегам Амура. Получив его, адмирал весной 1854 года послал из своего отряда корвет «Оливуца» для подкрепления Петропавловского порта, приказал корвету зайти сначала в Императорскую Гавань и дать знать о разрыве с западными державами. Корвет «Оливуца» около 20 апреля пришел в Императорскую Гавань и нашел экипажи зимовавших там судов «Иртыш» и «Николай» в самом слабом состоянии после болезни. «Оливуца» и зашедший туда же в исходе апреля корабль Российско-Американской компании «Князь Меньшиков» снабдили Константиновский пост недостающими запасами и улучшили, таким образом, положение команды поста; после этого «Оливуца» направился по назначению. Транспорт же «Иртыш» и корабль «Князь Меньшиков», с состоящим при адмирале Е. В. Путятине капитаном 2-го ранга Константином Николаевичем Посьетом {100}, я послал в залив Анива на остров Сахалин, в Муравьевский пост, где они и соединились с зашедшим туда же по моему распоряжению транспортом «Байкал» (на пути следования из Петропавловска в залив Де-Кастри). Начальник Муравьевского поста Н. В. Буссе, по предложению адмирала Е. В. Путятина, в котором между прочим было сказано: если оно не противоречит особым распоряжениям вашего начальства (то есть моим), снял Муравьевский пост, и К. Н. Посьет, разместив команду и имущество поста на упомянутых судах, отправился из залива Анива в Императорскую Гавань. Адмирал Путятин на пути из Японии в Императорскую Гавань на фрегате «Паллада» заходил в Корею и на южном побережье Приуссурийского края, близ корейской границы, открыл обширную, закрытую от всех ветров бухту, названную им бухтой Капитана Посьета, а далее к северу — бухту Св. Ольги. Таким образом, сведения, полученные нами от населения реки Уссури, оправдались. 20 мая фрегат пришел в Императорскую Гавань, в которой и сосредоточились: фрегат «Паллада», транспорт «Иртыш», шхуна «Восток» и корабли Российско-Американской компании: «Николай» и «Князь Меньшиков». Кроме того, там собрались все команды, снятые с Сахалина из Муравьевского поста. Адмирал Путятин, находя Константиновскую бухту Императорской Гавани весьма удобной для защиты против ожидавшихся превосходных сил неприятеля, немедленно приступил к укреплению этой позиции.