Величайшая в мире ложь или Никому не отдам - Теодора Игнатова

— Снова виделась с Нестеровым?

— Нет, с Лизкой! Она раскаялась за былые грехи, излила душу.

Романец грубо хватает под локоть, волокёт вон с территории. Упираюсь конечно, но куда мне с ним справиться. Оттащил за ворота, подтолкнул к машине своей, что стоит возле забора.

— Я кажется сказал потом поговорим.

— Да мне плевать, что ты сказал! Да, мне плевать, и не надо так смотреть. Всё! Нет больше Алисы умницы. Ты меня достал! Туда не ходи, сюда не звони, с тем не разговаривай, почему не отзванилась. Меня достал твой контроль! Меня ты достал! Душишь просто! Я ни разу не давала повода усомниться в своей верности, а ты меня пресовал и пресовал. Найди забитую уродину, чтоб никто даже не взглянул без слёз и живи с ней. Переживать не придётся, к ней точно никто не подкатит. Только не смей припоминать поцелуй с Нестеровым, это уже результат. Заставил чувствовать себя виноватой, а сам… Да, я совершила ошибку, поддалась воспоминаниям…

Хватает за плечи и встряхивает с силой, аж голова болтается.

— Прекрати истерику! — глаза сверкают злобой.

Никогда он так со мной не обращался, даже это не отрезвляет, несёт всё равно.

— Да какая истерика! Убери руки, мне больно, — вырываюсь, отскакиваю от него пугливо. — Может ещё затрещину отвесишь, чтоб успокоилась?!

— Совсем ненормальная? Успокойся! — рявкает.

На скулах играют желваки, грудь вздымается. Опасаюсь, но не боюсь.

— Вы с Лизкой подставили Нестерова, чтобы я его бросила. Ты спал с Лизкой и она от тебя забеременела. Ты отказался признавать ребёнка! Правда всё это?!

Холодно смотрит и молчит.

— Не будь трусом, Романец!

— Правда, — отвечает жёстко, прищурил на меня хищно глаза. — Решила бежать к Нестерову? Я знал, что ты до сих пор тайно вздыхаешь по нему.

— Знал? Зачем тогда со мной?

— Это ты со мной.

— Всё-таки трус! Не можешь признаться. Любишь, поэтому со мной! Не можешь сказать, а сам на всё готов, только бы была с тобой. Ты трус, Романец! Боишься открыть душу. А я нет, и Нестеров нет. Вот поэтому и контролируешь, боишься уйду. Именно так и сделаю, теперь точно уйду.

— К Нестерову?

— Не знаю, не буду врать, не знаю. Просто уйду. А может и к Нестерову, — смотрю ему в глаза, уже давно ставшие родными. Неприятное чувство внутри грызёт. — Ты сейчас столько хочешь сказать, но молчишь! Молчишь, потому, что трус ты, Дима. Не надо ничего говорить, сама всё знаю. Теперь уже не важно. Иди тест на отцовство делай, я тоже не до конца ей доверяю. Но, если это твой ребёнок, не оставляй ни с чем. Он не виноват, что его родители… плохие люди, — заканчиваю спокойно.

Разворачиваюсь уйти, он рванувшись хватает меня.

— Не трогай меня! — ору во всё горло. — Никогда.

Отпускает.

— Не лезь больше в мою жизнь. Это конец. Я завтра утром улетаю, а ты задержись. Не хочу пересекаться, тем более, тебе есть чем здесь заняться.

Он даже будто успокоился, смиренно отступил. Думал сейчас же побегу к Нестерову. Ошибся. Назад пути нет. У меня своя жизнь, работа, планы на будущее. Последний раз смотрю ему в глаза, у нас вместе столько хорошего было, жаль, что вот так некрасиво. Но так будет честно, чувства к этому человеку давно остыли, а хуже привычки ничего нет. С первого взгляда запал он… Вспоминаю слова Лизки. Может просто на собственность Нестерова и только поэтому так хотел со мной быть. Их война со школы, глупая и никому непонятная. Теперь уже не важно, если я решила, значит конец. Наверное в Питере теперь тоже нет для меня места, ещё один город, где тесно вдвоём. Общие знакомые, одинаково любимые места, схожие привычки. И остаться не могу, слишком многое напоминает о другом Диме. Самом первом… Тяжело вздыхаю, как давит на сердце. Это правда… Нестеров ни в чём не виноват и даже сам об этом не знает. Чудовищная ситуация.

Иду пешком, не могу успокоиться, озноб не отпускает тело. Уставшая, замученная, снова с туфлями в руках возвращаюсь домой. Родители разговаривают на кухне. Раз уж пошла напролом, иди до конца. Они имеют право знать.

Как есть, в таком виде и вхожу. Оба смотрят на меня с подозрением, понимают что-то не так. Разговор был долгий. Мама расстроилась, знает больше, понимает, что творится у меня внутри. Папа тоже конечно, Дима понравился ему. Я выложила всё как есть, историю Лизки, разговор с Романец. А кому, как не им излить душу. Они те, кто сильнее всех на свете переживают за меня.

Пол ночи смотрела в потолок, дышалось тяжело. Собрать в кучу полученную информацию не получалось. Одолевали мысли о том, как могло быть не вмешайся эти двое в наши отношения. Спасибо Лизка, на этот раз ты мне помогла. Осознание невиновности пугает. Я так долго любила и ненавидела одновременно. Теперь тяжело принять правду, поверить в неё. Слёзы стояли в глазах, но так и не пролились.

Утром нагрянула в квартиру Романец, он даже не ночевал. Собрала вещи и перевезла в родительский дом. Через два часа самолёт. Обещала отпуск провести на родной земле, да не получилось. Срочно хочу исчезнуть и подумать. Как жить дальше, как быть с невиновностью Нестерова, со своими чувствами, которые до сих пор живы. Дима должен знать, только думаю теперь это уже ничего не изменит, наш последний разговор стоит комом в горле до сих пор. Нужно время, пусть эмоции поулягутся, тогда и решу, что делать.

Дни летели, проводила много времени на работе, если есть возможность сделать что-то наперёд, почему бы и не воспользоваться. Новая коллекция месяц как закуплена, съёмка в разгаре. В продажу поступит только через тридцать дней, зато раньше отснимем, и я буду свободна. Удивила конечно всех, когда припёрлась во время отпуска, да ещё и без кольца на пальце. Конечно многие заметили, шепчутся за спиной, открыто не спрашивают.

В первый же день по прилёту собрала вещи и выехала с квартиры Димы. Знакомая, вместе работаем, с парнем снимают трёшку. Занимают только две комнаты, пустой пока воспользуюсь я. В небольшом помещении получился рынок, мои многочисленные пожитки заняли большую часть, плевать. Глубокой ночью, даже не раздевшись упала спать, настолько устала.

Романец ни разу не звонил, я набрала сама и сообщила, где ключи оставила. Курица секретарша, радуется наверное, теперь с ещё большим упорством примется окучивать шефа. Ну и пусть, мне всё равно.

Как