Всегда вместе Часть І "Как молоды мы были" - Александр Ройко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самойлов прекрасно изучил уютный Республиканский стадион, который был расположен в центре города, на склонах Черепановой горы. Строительство стадиона было начато ещё до войны, а его открытие было намечено на 22‑го июня 1941‑го. По понятным причинам открытие стадиона тогда не состоялось, но оно состоялось уже 22‑го июня 1946‑го года. При этом интересным был такой факт: пропуск на стадион осуществлялся по проданным билетам. Но по билетам не только отпечатанным в июне этого года, но и по билетам 1941‑го года. Это была дань фронтовикам, патриотам своего города, которые не только прошли всю войну, но и сумели ещё сберечь билеты на открытие нового стадиона. Какая же могучая вера была у этих людей в нашу Победу! Вместительность нового стадиона составляла 50.000 зрительских мест. Виктору очень нравился этот уютный, красивый стадион. Летом его трибуны, расположенные под Черепановой горой всегда утопали в зелени деревьев. Но вот на протяжении 1966–1968‑го годов (годы учёбы Самойлова) в связи с популяризацией футбола была проведена масштабная реконструкция стадиона — был достроен 2‑й ярус трибун, и стадион отныне стал вмещать 100.000 зрителей. Да, стадион обновился, расширился, стал, вроде бы и красивее, но свою уютность после реконструкции он, всё же, потерял. Виктор запомнил этот старенький стадион не только по матчам футбольных команд, но ещё и по легкоатлетическому матчу СССР — США, который 31 июля‑1 августа 1965‑го года проходил в Киеве.
Но всё это было уже в прошлом. В последнее время Самойлов на футбол ещё похаживал, а вот в театры и на концерты попадал не так часто. Как правило, на такой отдых его вытягивала непоседа Оксана. Виктор на третьем (а затем и на четвёртом курсе) продолжал с ней встречаться. И это был для него очень приятный вид проведения досуга. Одно дело изучать Киев самостоятельно, что Виктор делал в первый год своего пребывания в красавце городе, и совсем другое дело бродить по его паркам, тихим улочкам вдвоём или сидеть вместе в уютных залах. Но в этих его встречах с Оксаной была одна грустная нотка — когда девушка начинала смеяться, Виктор слышал смех Любы. Это становилось для него порой просто невыносимым. В такие минуты его сердце до боли сжималось, а сам он как бы раздваивался, и иногда совсем невпопад поддерживал разговор своей новой подруги. Но это происходило не так уж часто, а вот просто улыбающаяся Оксана Самойлову очень нравилась, у неё была весьма приятная улыбка.
Осенью и весной, а частично и летом (когда было свободное время), прогуливаясь по улицам и проходя мимо лотков с мороженым, они останавливались, и Виктор покупал им обоим мороженое. Чаще это был либо «Пломбир» в вафельном стаканчике, который продавался по 19 копеек, либо шоколадное «Эскимо», которое стоило 22 копейки. Бывал ещё тот же «Пломбир», но в брикетиках с вафельными пластинками по его широким сторонам. На тех же лотках или в киосках продавили и такие виды мороженого как «Молочное» (9 коп.), «Фруктовое» (7 коп.), «Сливочное» в вафельном стаканчике с кремовой розочкой (28 коп.) и другие. «Фруктовое» же, но в картонном стаканчике с деревянной палочкой–ложечкой (и большего веса) стоило 9 копеек. Такое же, но молочное — 11 копеек. Стограммовая пачка сливочного мороженого в вафельном стаканчике на палочке или в брикете стоила 13 копеек. За то же мороженое, но с наполнителем нужно было выложить 15 копеек. Позже ещё появилось фирменное киевское мороженое «Каштан» — пломбир в шоколадной глазури с добавлением жаренного дроблёного арахиса или других орешков. Пачка весом ~ 80 г. стоила уже 28 копеек. Как и «Эскимо», «Каштан» продавался в плотных (но тонких) цветных бумажных упаковках. Кроме того, продавалось ещё мороженое на развес. В специальных тумбочках с верхней крышкой стояли большие алюминиевые, покрытые инеем цилиндры с мороженым, которое накладывалось в вафельные стаканчики и потом взвешивалось на весах.
На первый взгляд, мороженое было относительно недорогим лакомством — что такое 10–20 копеек при заработной плате 110–130 рублей (а у квалифицированных рабочих и 150–170 рублей)? Но всё познаётся в сравнении — например, за самое вкусное мороженое «Каштан» нужно было заплатить как за 9 поездок в трамвае или 7 — в троллейбусе, более 5 раз на эти деньги можно было съездить в метро — вход в него стоил 5 копеек. Если сравнивать то же мороженое с наиболее необходимыми продуктами питания, то, например, булка хлеба стоила 13–28 копеек, молоко (0,5 л) — 16–25 копеек, картошка (1 кг) — 10 коп, мясо (1 кг) — от 1 рубля 80 копеек (говядина) до 2‑х рублей 20 копеек (свинина), рыба (1 кг) — от 50 копеек до 1‑го рубля.
Также больший выбор мороженого предлагался в специализированных кафе, где мороженое продавалось на развес — специальной ложечкой наполняли вазочку шариками (полушариками) размером ~ 3 см и поливали сверху разными фруктовыми сиропами или посыпали дроблёным шоколадом, орешками. Самое известное и популярное кафе «Мороженое» было расположено на Крещатике перед входом в Пассаж. Два двухъярусных помещения кафе работали с весны до осени.
Нельзя сказать, что за встречами с Оксаной Самойлов полностью забыл о Любе. Нет, он её периодически вспоминал, и вспоминал по–доброму. Попросив у неё прощение на встрече у Панасенко, он понял, что Люба за всё проведенное ими вместе время не причинила ему ничего плохого, ему просто не за что её корить. Да, они в первое время после ссоры повели себя по–глупому, но в этом как раз больше виноват он сам. Он даже сейчас думал о том, что не так уж виновата Люба в том, что не смогла дождаться его на свидании 10‑го мая. Ведь он, действительно, опоздал на очень значительное время. Люба первой могла подумать о том, что именно он не хочет идти на свидание. Да, они расстались, но это мало изменило, а точнее, сейчас возобновило его чувства к Великановой. Он пока ещё не осознавал, что Оксана пришлась ему по душе скорее потому, что она напоминала ему близкую для него одноклассницу. Но он над этим не задумывался, он просто считал, что всё у них с Любой порвано, как бы верёвочку не связывали, узлы видны будут, да и будет это уже не прежняя прочная верёвка. Но раз уж так произошло, то пусть у Великановой всё в жизни сложится удачно, она заслуживает на обыкновенное человеческое счастье. Все эти помысли Виктора были абсолютно искренними, они шли от самой души, от самого сердца, хотя оно порой неприятно (больно) щемило при воспоминаниях о последних двух годах пребывания в школе Великановой и Самойлова.
* * *
Интересно, что Великановой на третьем году учёбы тоже больше запомнился не период учёбы, а гораздо меньшие во времени периоды отдыха. Она с подругами, а иногда и с ребятами так же посещала различные концерты и театральные постановки. Да, она начала встречаться с ребятами (по совету Лены, да и сама, понимая, что дальше такого отчуждения быть не должно). Правда, она никому не отдавала предпочтения, ребята же, видимо понимая Любу (да и хорошо зная её характер по первому курсу) тоже не стремились постоянно навязывать ей своё общество. Так, от случая к случаю, и это было, как говорила Лена, просто приятное времяпрепровождение. А вот на футболе или на хоккее Люба ни разу так и не бывала, хотя пару раз парни предлагали сходить вместе на хоккей — это, мол, не стадион, во Дворце спорта всегда тепло и уютно, и хоккейные соревнования по их рассказам посещают немало женщин. Но её не прельщал такой вид отдыха, хотя она с удовольствием ходила, например, на футбол в родном городе. Но там многие игроки были ей знакомы, а в Киеве фамилии даже самых известных хоккеистов или футболистов Любе ни о чём не говорили. Что касается выступлений спортсменов на льду, то ей очень нравилось фигурное катание, которое стало пользоваться особой популярностью у любителей спорта после того, как советские фигуристы Людмила Белоусова и Олег Протопопов в год получения Любой школьного аттестата завоевали в Инсбруке звание чемпионов Олимпийских игр. Но во Дворце спорта соревнований такого уровня не происходило, а смотреть катание слабо квалифицированных фигуристов ей не очень–то хотелось. На концерте Аиды Ведищевой Люба, правда, не была, как не был Самойлов на одном из концертов, присутствовать на котором довелось Великановой.
Однажды, в конце ноября, Люба с Надеждой, прогуливаясь по центру Киева, увидели афиши, которые сообщали, что вскоре во Дворце Спорта пройдут концерты японской эстрады.
— Интересно, — протянула Надя, — найдутся ли желающие пойти на подобный концерт?
— А почему бы и нет? — удивилась Люба.
— Но что там можно будет разобрать? Ты когда–нибудь слышала японскую речь?
— Напрямую, конечно, нет. В фильмах разве что.
— В каких фильмах? У нас же все подобные фильмы идут дублированными.
— И всё же я слышала японский язык. Тогда, наверное, из телепередач, где показывались встречи наших представителей с японскими.
— Да, и я, скорее всего, тоже там же слышала. Ну, да ладно. Но ты скажи, понравилась тебе их речь?