Великий магистр (Тамплиеры - 2) - Октавиан Стампас

- Это решено.

- Ты останешься дома.

- Нет, нет, нет и нет! - решительно отозвалась она, наступив ему каблучком на ногу, а Виченцо, посмотрев в ее вспыхнувшие голубым пламенем глаза, понял, что спорить с супругой бесполезно.

- Ну, хорошо, - согласился он. - Но ты будешь слушаться каждого моего слова. Я не знаю что за люди там собираются и насколько они опасны.

Радостная Алессандра повисла на его шее, лукаво прошептав:

- У кого из женщин есть такой милый, смелый и непреклонный супруг?..

Они решили перебраться через забор, когда минует полночь, самое лучшее время для грабителей, заговорщиков и влюбленных.

Мучаясь тревогой и опасениями за судьбу Виченцо и Алессандры, Бизоль де Сент-Омер решил не дожидаться возвращения своего оруженосца Дижона, а самому отправиться в Иерусалим, разыскать там Чекко Кавальканти и вызвать на поединок. Но перед своим отъездом из Тортозы, он надумал отправить с группой возвращавшихся в Европу паломников короткую весточку своей жене в Шампань. Усевшись за обеденный стол, он задумался над первой фразой. И через полчаса корявым почерком вывел: "Любимая любовь моя, Луиза!" Потом решил сделать небольшую передышку и велел слугам подавать жаркое. Покончив с легким завтраком, Бизоль продолжил: "Мой гнедой жеребец подвернул ногу и две недели хромал..." Остановившись, Бизоль с сожалением подумал, что жеребца пришлось продать, но писать о том не стал, чтобы не расстраивать супругу. А о чем же тогда? "Я, кажется, похудел, потому что готовят здесь всякую дрянь. Мы, кстати, уже добрались до Иерусалима. Приеду и все расскажу", - вывел он и задремал. Проснувшись, Бизоль с неохотой продолжил: "Что еще? Все. Пусть Жанетта ждет нашего одноглазого циклопа. Скоро мы все вернемся. Прощай, дорогая Луиза! Береги наших девочек". При воспоминании о дочках, глаза Бизоля увлажнились, и он смахнул с ресниц появившуюся слезу. "Старею, подумал он. - Но не век же мне торчать в этой Палестине?"

Отправив с паломниками письмо, Сент-Омер выехал из Тортозы, оставив несколько своих людей обеспечивать охрану паломников от разбойничьих шаек. В Акре он разыскал вернувшегося туда Роже де Мондидье, который в таверне играл в кости с тремя рыцарями.

- Как успехи? - полюбопытствовал Бизоль, наклонившись над плечом будущего родственника.

- Отстань! - отмахнулся Роже. - Не мешай.

Его единственный глаз горел таким азартом, что, казалось, деревянные стены и вся мебель в таверне должны неминуемо вспыхнуть.

- Едем в Иерусалим, - предложил Бизоль, нисколько не обидевшись. - По слухам, Гуго выезжает с отрядом в Керак, осажденный сельджуками. И Чекко появился...

- Погоди. Мне еще нужно выиграть сбрую к лошади.

Метнув в последний раз кости, и полностью экипировавшись за счет незадачливых партнеров, Роже поднялся из-за стола.

- Вот теперь я свободен, - произнес он, обнимая Бизоля. - Кстати, не встречал ли ты где рыцаря по имени Этьен Лабе?

- Нет.

- Если встретишь, схвати его покрепче и не выпускай, пока не позовешь меня.

- Он что, обыграл тебя в кости?

- Такой человек еще не родился. Просто у меня должок к этому Лабе.

- Тогда я ему не завидую...

Добравшись до Цезарии, друзья выяснили, что маркиз Хуан де Сетина смертельно болен и лежит в доме наместника города графа Франсуа Шартье. Воспалительный процесс, начавшийся у маркиза в сырых подвалах, где он разбирался в архивах, достиг своей высшей стадии, перекинулся на мозг. Надежд на выздоровление почти не было - об этом говорили лучшие доктора Цезарии. Бизоль и Роже тотчас же поспешили к своему старшему другу. Они увидели гнетущую картину: мертвенно-бледный маркиз, обложенный подушками, был без сознания; лицо его исхудало, высохло, походило на голый череп, обтянутый кожей. С губ бредящего маркиза срывались отдельные непонятные слова, фразы. Он не узнавал присутствующих. В ногах его кровати беззвучно плакал, не стыдясь своих слез, всегда такой высокомерный идальго Корденаль. Увидев вошедших в комнату рыцарей, он бросился им навстречу, пытаясь что-то сказать, но слова давились в горле.

- Он не щадил себя, - произнес Шартье-Гримаса, шедший следом, и морщившийся по привычке, словно уже чуял запах покойника. - К сожалению, вашему другу осталось жить считанные часы.

- О, ужас! - прошептал Роже, вглядываясь в лицо маркиза.

- Ну зачем ему понадобилось заживо хоронить себя в подвалах? - так же тихо ответил Бизоль и вздрогнул: ему показалось, что веки маркиза слабо шевельнулись, а неподвижные зрачки направлены в его сторону. Он подошел к кровати и склонился над изголовьем.

- Вы узнаете меня, Хуан? - негромко и ласково произнес Бизоль. - Это я - Сент-Омер, ваш друг.

Зрачки маркиза расширились, и он прошептал слабым голосом: Передайте... де Пейну... сокровища... Грааль... в Храме... вскрыть фундамент... по старой окружности... на пересечении...

Ему было тяжело говорить, и он замолчал, закрыв глаза.

- Бредит, - уверенно сказал Шартье, прислушивавшийся к словам больного. Бизоль отодвинул его тяжелой рукой и снова нагнулся к де Сетина.

- Все это вы сообщите де Пейну сами, дорогой Хуан, - решительно произнес он. - Ну кто вам позволит умирать, подумайте? Все доктора коновалы, они способны только залечить вполне здорового человека.

- Точно! - подтвердил Роже. - Корденаль, выбросьте все микстуры и пузырьки с лекарствами в окно! Отодвиньте шторы, впустите свежий воздух! Приготовьте крепкий куриный бульон и принесите самое лучшее, бьющее в голову вино. Мы поставим маркиза на ноги!

- Но позвольте... - возразил Шартье-Гримаса. - Доктора уверяли...

- Засуньте этих докторов в чью-нибудь задницу, - посоветовал Бизоль. Лучше всего - в свою. Вы чуть не уморили нашего друга.

Вспыхнувший от негодования Шартье, выскочил из комнаты, роняя на ходу туфли. А Роже и Бизоль начали борьбу за жизнь маркиза де Сетина. Они действовали своими, проверенными методами. Болезнь прячется в самих докторах, считал Бизоль. А также в темноте, сырости и слишком деликатной пище. Поэтому он выписал маркизу свой рецепт: холодные ванны, яркий солнечный свет, мясные отвары с острой приправой и крепкое вино. Воспрявший духом Корденаль, охотно помогал совершать над своим хозяином эти экзекуции. Три дня бились друзья за жизнь маркиза, не выходя из дома Шартье и не подпуская ни его, ни докторов к постели больного, отсылая обратно приготовленные домашним поваром кушанья и вышвыривая в окно лекарства. Три дня они не спускали глаз, не давая угасать невидимой свече в теле Хуана де Сетина. И - о, чудо! - на четвертые сутки маркиз начал приходить в сознание... Взгляд его стал проясняться, он узнал Роже, Бизоля и Корденаля, на губах появилась слабая улыбка.