Останкино. Зона проклятых - Артемий Ульянов

Глубоко погрузившись в сладостные мысли о своем немалом имуществе, Степа не услышал скрипа шагов, приближающихся к нему по морозному снегу. Очнулся он лишь тогда, когда чья-то незнакомая фигура показалась среди заснеженных деревьев. Испуганно вскинув голову, он тихонько ойкнул, проворно пряча сокровища в теплую темноту тулупа.

В нескольких шагах от него стояла, опираясь на посох, старенькая бабушка. Одета она была в странную просторную одежу, чем-то напоминающую монашескую рясу, но с большим глубоким капюшоном. Ласково улыбнувшись ему, она нежно сказала надтреснутым старческим голосом:

— Чудный отрок! Одно слово истинный херувимчик. Как звать тебя, дитятко?

— Степан Аркадьевич я, бабушка. Кузин будет моя фамилия.

— Так ты Аркаши Кузина сынок, — тут же догадалась старуха.

— Аркадия Васильевича, — насупленно уточнил малец. — А вы, бабушка, папку моего знаете?

— Знаю, внучек, знаю… Я всех останкинских знаю, а иных до двадцатого колена, — хитро прищурясь, ответила она.

— И деду моего знаете? — недоверчиво спросил Степа.

— И деда, Василия Степановича, тоже знаю.

— Ух ты, здорово! — восхищенно протянул мальчишка, глядя на свою таинственную собеседницу. И тут же бойко выпалил: — А вас как звать, бабуля?

— Пелагея мое имя, внучек. Слыхал обо мне что-нибудь?

Степка отрицательно помотал головой, потряхивая ободранными торчащими ушами кроличьей шапки.

— Ну, так мал ты еще. Матушка твоя, поди, обо мне знает. Ты, ангелочек мой, уважь бабульку, просьбу мою одну исполни. А я тебе за то гостинчик дам.

Степан Аркадьевич с готовностью закивал, всем сердцем ожидая продолжения Божьей милости. Поведя по воздуху костлявой рукой, торчащей из широкого рукава странной одежи, старуха протянула опешившему Степке сладкого петушка на палочке.

— Премного благодарствую, — пролепетал он, забирая угощение.

— Чудное дитя какое, хоть плачь над тобой от радости, — заулыбалась старуха, любуясь мальчонкой, который зачарованно смотрел на янтарного петуха из жженого сахара, сверкающего покатыми боками в лучах скудного зимнего солнца, будто нарочно выглянувшего из-за тяжелой свинцовой тучи, чтобы полюбоваться на Степкину радость.

— А к петушку-то надобно и Михал Потапыча, — ласково произнесла Пелагея, взмахнув другой рукой, в которой тотчас же появился леденец в форме медведя, послушно стоящего на задних лапах.

— Премного благ…одарствую, — заикнувшись от восторга, повторил младший из Кузиных, протягивая маленькую обветренную руку к липкой от сиропа палочке.

— Лакомься на доброе здоровьеце, ангел мой. Да про просьбу бабкину не забудь, — по-доброму усмехнувшись, ответила Пелагея.

— Я не забуду, честно. Ни в жисть не забуду! — серьезно заверил ее Степка, подражая своему дядьке Ивану.

— Вот и умница. Слушай меня хорошенько и запоминай, — велела ему Пелагея. — Матушке своей Оксане скажи, что через три дня придет в село да на его окраины лихо. Пусть скажет людям, чтоб сидели на дворах, какая б нужда ни стряслась. И сам, ангел мой, не вздумай из хаты выйти. А коли будет она тебя спрашивать, откуда про лихо то знаешь, сказывай, что бабка Пелагея тебе поведала, а чтоб верили слову твоему, расскажи про посох мой да гостинцы покажи, что я тебе дала. Запомнил?

— Запомнил, бабулечка, запомнил! Сей же час к мамке побегу! — вскочив, ответил Степка, сияющий от ощущения собственной значимости. — До скорого свиданьица, — убегая, попрощался он через плечо.

И помчался что было духу к себе на двор. На бегу через тулуп он одной рукой ощупывал надежно спрятанные отцовские подарки, а в другой сжимал гостинцы, доставшиеся ему от странной бабули. Бороздя новыми валенками снежный наст, Степка беспрестанно повторял, задыхаясь:

— Через три дня в село лихо придет, всем на дворах быть, так Пелагея велела, через три дня в село лихо придет, всем на дворах быть…

С этими словами и ворвался он в хату, чуть было не сбив полное ведро грязной воды, с которым матушка его мыла пол.

— Я ж тебе, сорванец… — успела сказать Оксана Кузина, замахиваясь мокрой тряпкой на неугомонного Степку. А тот, не обращая внимания на гнев родительницы, заливисто завопил:

— Через три дня в село лихо придет, всем на дворах быть, так Пелагея велела!!! — И, не дожидаясь недоуменных вопросов, продолжил верещать: — Мне про то сама Пелагея сказала, посох у нее резной с крестом на макушке, и гостинцы она дала. Вот!

Задрав руку с зажатыми в ней леденцами, он еще раз прокричал свою речовку, словно маленький звонкий набат, предупреждающий занимающийся пожар. Глянув на побледневшую мать, маленький Кузин сразу понял, что она поверила ему. И с чувством выполненного долга торжественно засунул в рот заслуженную награду — сахарного медведя на палочке. На тревожные вопросы матери, которые она задавала ему, посадив к себе на колени, Степан Аркадьевич отвечал не спеша и обстоятельно, нехотя вынимая изо рта леденец. Пересказав свою встречу с Пелагеей в деталях, он хотел было направиться к братьям Семену и Матвею Пискуновым, что жили неподалеку, чтоб похвастать паровозом, солдатом и пряником и насладиться своим триумфом. Но Оксана остановила убегающего сына, ловко ухватив его за рукав.

— Степонька, сынок… А скажи мне, родненький, во что та бабушка одета была? — спросила она его, стараясь не выдать суеверного страха.

— А у нее такой был кафтан, как ряса попова, а еще сверху на голове, как у солдата башлык, только большой, да еще рукав широкий, и тесьмой белой перепоясана, — не задумываясь ответил мальчишка.

— А тулуп какой был на ней?

— He-а, мам, только одна одежа эта, да и все. А на ногах лапотки берестяные, какие ты мне летом делала, по ягоды в лес ходить, — нетерпеливо ответил Степка. И, пулей выскочив из хаты, бросился к Пискуновым.

Вечером в доме Кузиных было людно. Бабы с окрестных дворов собрались у Оксаны, чтобы выслушать диковинную историю. Степка, выступающий в качестве свидетеля и первоисточника, был поставлен на лавку. Важно оглядев собравшихся, он вновь повторил все, что приключилось с ним сегодня на горке, не забыв упомянуть про то, что Пелагея прекрасно знает его отца и деда. Еще раз пришлось рассказать ему и о том, во что была одета старуха. В качестве вещественного доказательства Кузин гордо предъявил пока не-тронутого сахарного петуха, между делом заметив, что еще недавно был у него и медведь.

Когда матушка отправила его спать, он услышал, как толстая Клавдия, слывшая авторитетным экспертом по части гаданий, толкования снов, старинных преданий и прочего фольклора, сказала: