Заказные преступления: убийства, кражи, грабежи - Алексей Иванов

Буквально через два часа после гибели жены Олег Дзюба позвонил своей матери и сообщил, что «Олечку убили», а он задержан милицией. Приехавшая домой к сыну мать (Олег Дзюба жил отдельно) застала его в окружении милиции пьяным и невменяемым. Тут же присутствовал начальник ГУВД Кириченко. Олег, достав бутылку водки, предложил выпить. Мать отговаривала: «Давай, сынок, Олечку похороним». Рванув на себе рубаху, Дзюба почти рыдал: «Что мне делать? Дочь убили, жену убили!» После этого в комнату вошли следователи, потихонечку оттеснили начальника ГУВД от Дзюбы, и Кириченко ушел.

А через пару часов, выпрыгнув из окна во двор, Олег Дзюба сбежал из милиции.

Дальнейшее можно изложить вкратце: по сведениям правоохранительных органов, Дзюба на машине, которую ему доставили друзья из гаража матери, колесил по городу. Им был обстрелян бар «Калинка», принадлежащий «Башмакам», – Дзюба, вероятно, считал их виновными в гибели жены. Повредив машину, он приехал к дому бывших своих соратников, позднее перешедших к «Башмакам» – братьям Ба-чевским. Убил их собаку и потребовал заменить машину.

Олег Дзюба находился в гараже, когда там прогремел взрыв. Прибывшая к месту происшествия милиция обнаружила полностью обгоревший труп. Хозяева гаража – братья Бачевские сбежали. Как выяснилось потом, в гараже хранился целый арсенал взрывчатых веществ и оружие. По мнению правоохранительных органов, взрыв произошел либо от неосторожного обращения с гранатой, которую видели в руках у Дзюбы, либо в результате самоубийства.

Мать Дзюбы считает, что сын покончить с собой не мог. Она также не видела трупа – не захотела смотреть. И хотя труп был идентифицирован, впоследствии прошел слух – в гараже погиб вовсе не Дзю-ба. Но по прошествии времени даже мать поверила, что ее сын погиб. Живой – он как-то дал бы о себе знать…

Как считает начальник отдела Главного управления внутренних дел МВД Украины по Крыму Александр Коллонтай, основа организованной преступности в Крыму прежде всего социальная. С одной стороны, существует молодежь, которая может получить высокооплачиваемую работу лишь в коммерческих структурах, находящихся, в свою очередь, под «крышей» криминальных. Кое-кто уходит прямо в телохранители членов различных особо опасных группировок. Там же находят работу высокого уровня юристы, адвокаты, сотрудники правоохранительных органов и прокуратуры. Парламентское лобби Украины до сих пор не приняло закона об отмене статуса депутатской неприкосновенности, что позволяет членам различных ООГ спокойно существовать в статусе депутата.

(Т. Турчина. // Детективная газета. – 1996. – №3/15)

Убийство С.М. Кирова

1 декабря 1934 года молодой коммунист Леонид Николаев вошел в здание Смольного и выстрелом из револьвера убил наповал члена Политбюро Сергея Мироновича Кирова, главу ленинградской партийной организации. Убийцу схватили на месте преступления. Из Москвы немедленно выехала в Ленинград специальная комиссия, возглавляемая Сталиным, чтобы расследовать обстоятельства убийства.

Подробности этого преступления остались неопубликованными. Кто был этот Николаев? Как он ухитрился пробраться в строго охраняемый Смольный? Как ему удалось приблизиться вплотную к Кирову? Какие причины толкнули его на этот отчаянный шаг – политические или личные? Все обстоятельства преступления оказались окутаны покровом глубокой тайны.

В первом правительственном заявлении утверждалось, что убийца Кирова – один из белогвардейских террористов, которые якобы проникают в Советский Союз из Финляндии, Латвии и Польши. Несколькими днями позже советские газеты сообщили, что органами НКВД поймано и расстреляно 104 террориста-белогвардейца. Газетами была начата бурная кампания против «окопавшихся на Западе» белогвардейских организаций (в первую очередь Российского общевоинского союза), которые, дескать, «уже не впервые посылают своих эмиссаров в Советский Союз с целью совершения террористических актов».

Столь определенные заявления, особенно казнь 104 белогвардейских террористов, заставляли думать, что участие русских эмигрантских организа– ций в убийстве Кирова полностью установлено следственными органами. Однако на шестнадцатый день после убийства (как по мановению волшебной палочки) картина полностью изменилась. Новая версия, появившаяся в советских газетах, возлагала ответственность за убийство Кирова теперь уже на троц-кистско-зиновьевскую оппозицию. В один и тот же день, словно по команде, газеты открыли ожесточенную кампанию против лидеров этой уже отошедшей в прошлое оппозиции. Зиновьев, Каменев и многие другие бывшие оппозиционеры были арестованы. Близкий в те дни к Сталину журналист Карл Радек писал в «Известиях»: «Каждый коммунист знает, что теперь партия раздавит железной рукой остатки этой банды… Они будут разгромлены, уничтожены и стерты с лица земли!»

Ненависть Сталина к бывшим лидерам оппозиции была хорошо известна. Поэтому в социалистических кругах за рубежом начали выражать опасение, как бы он не использовал смерть Кирова в качестве предлога для расправы с Зиновьевым и Каменевым. Некоторые иностранные газеты пустили слух, что Зиновьев и Каменев уже тайно казнены. Советские власти сочли необходимым опровергнуть эти слухи, а 22 декабря последовало сообщение ТАСС о том, что «ввиду недостатка улик» дело Зиновьева и Каменева будет рассматриваться не судом, а «Особым совещанием при НКВД СССР».

Итак, на протяжении немногим более двух недель Советское правительство опубликовало две прямо противоположные версии убийства Кирова – сначала обвинив в этом белогвардейцев, проникших из-за рубежа, а затем бывших вожаков оппозиции. Естественно, советские граждане с нетерпением ожидали судебного процесса, надеясь услышать, что скажет на суде сам Николаев.

Однако им не суждено было этого узнать. 28 декабря было официально опубликовано обвинительное заключение, где утверждалось, что Николаев и тринадцать других лиц являлись участниками заговора, а уже на следующий день газеты сообщили, что все четырнадцать были приговорены к смертной казни на закрытом судебном заседании, и приговор приведен в исполнение. Ни в обвинительном заключении, ни в тексте приговора ни словом не упоминалось ни о какой причастности Зиновьева и Каменева к убийству Кирова.

То обстоятельство, что Николаева судил тайный трибунал, еще более усиливало всеобщее недоверие к официальной версии событий, возникшее из-за противоречивых правительственных заявлений. Вставал вопрос: что помешало погасить бродившие в народе слухи, поставив Николаева перед публичным судом? Никто не сомневался, что Кирова убил именно этот человек, схваченный на месте преступления.

К чему же вся эта секретность? Что в этом деле такого, что Сталин не мог вынести на открытый судебный процесс?

В эти дни меня не было в Советском Союзе, и я мог судить обо всем этом только по официальным сообщениям, появлявшимся в московских газетах. Но с самого начала я был уверен, что дело нечисто: не заслуживали доверия ни первая («белогвардейская») версия Кремля, ни версия о виновности Зиновьева и Каменева.

Первую версию я не мог принять всерьез потому, что она содержала басню о ста четырех казненных белогвардейских террористах. Как бывший начальник погранохраны Закавказских республик, я прекрасно знал, что через строго охраняемые границы СССР террористы просто не могли нагрянуть в таком количестве. Кроме того, в условиях жесткой советской паспортной системы и всеохватывающего полицейского надзора сто четыре террориста никак не могли одновременно скрываться в Ленинграде. Все это выглядело тем более подозрительно, что, вопреки обыкновению, газеты, сообщая об их казни, не упомянули даже их имен.

Другая версия – об участии Зиновьева и Каменева в убийстве Кирова – была не менее абсурдной. Из истории партии я отлично знал, что большевики всегда были против индивидуального террора и не прибегали к террористическим актам даже в борьбе против царя и его министров. Они считали подобные методы неэффективными и порочащими революционное движение. А кроме того, Зиновьев и Каменев не могли не отдавать себе отчета в том, что убийство Кирова было бы на руку именно Сталину, который не преминет воспользоваться им для уничтожения бывших вожаков оппозиции. Так и случилось.

23 января 1935 года, почти через месяц после расстрела Николаева, в газетах было объявлено, что начальник ленинградского управления НКВД Филипп Медведь, его заместитель Запорожец и десять других энкаведистов на закрытом заседании Верховного суда приговорены к лишению свободы по обвинению в том, что, «получив сведения о готовящемся покушении на С. М. Кирова… не приняли необходимых мер для предотвращения убийства».

Приговор поразил меня своей необычной мягкостью. Только один из подсудимых получил десятилетний срок заключения; все же остальные, включая самого Медведя и его заместителя Запорожца, получили от двух до трех лет. Все это выглядело тем более странным, что убийство Кирова должно было рассматриваться Сталиным как угроза не только его политике, но и ему лично: если сегодня НКВД прохлопал Кирова, завтра в такой же опасности может оказаться он сам. Каждый, кто знал Сталина, не сомневался, что он наверняка прикажет расстрелять народного комиссара внутренних дел Ягоду и потребует казни всех, кто нес ответственность за безопасность Кирова. Он должен был так поступить хотя бы в назидание другим энкаведистам, чтобы не забыли, что за гибель вождей они в прямом емысле слова отвечают головой.