Темный рай - Тэми Хоаг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дрю раздраженно покачал головой:
– Ты хватаешься за соломинку!
Мэри развела руками и пожала плечами:
– Может, да, а может, и нет. Ты считаешь, что Таунсенд вне подозрений? Но мало кто ожидает от окружных судей, что они нюхают кокаин, а я своими глазами видела, как Таунсенд занимался именно этим в бильярдной у Брайса. Хотелось бы мне знать, какие еще дурные привычки могут быть у судьи.
– Полагаю, ты этого не узнаешь.
Дрю вернулся к своим нотным листам. Какое-то время Мэри сидела и пыталась, подобно психоаналитику, проникнуть в его мысли. Усилия эти ни к чему не привели, но на лице Дрю застыло каменное выражение, и мысли его, казалось, были спрятаны за толстыми стенками стального сейфа.
– Дрю, что еще тебе известно? – спросила она наконец.
– Я не могу пролить свет на обстоятельства смерти Люси, – заявил Дрю голосом тихим и раздраженным. – И не знаю, должен ли был, если бы мог. Иногда бывает лучше не будить спящих собак.
– А у этих собак есть конкретные имена? – жестко спросила Мэри.
Дрю издал глубокий вздох сквозь зубы и закрыл глаза;
– Мэрили…
– Невероятная музыка!
Голос Брайса разорвал напряженность момента, выведя ее на новый уровень. Мэри крутанулась на стульчике и, оказавшись с ним лицом к лицу, изобразила вежливую улыбку:
– Благодарю.
Брайс стоял с бутылкой «Пеллегрино», покачивавшейся в его костлявой руке, и на лице его сияла улыбка. Мэри безжалостно подумала о том, не была ли эта улыбка на самом деле гримасой боли: джинсы Брайса были до того узки, что вполне могли поднять его кровяное давление до опасного уровня. Рука Брайса как бы невзначай легла на плечи Саманты Рафферти.
Девушка, казалось, чувствовала себя очень неуютно в данной ситуации. Взгляд ее карих глаз стрельнул в сторону Дрю, после чего Саманта отвела глаза, словно искала предлог поскорее смыться из зала. Мэри подумалось, слышала ли уже Саманта об аварии, в которую угодил Уилл. Вопрос так и вертелся у нее на кончике языка, но она попридержала его за зубами. Не набила ли она и без того уже достаточно шишек, вмешиваясь в дела семейства Рафферти?
– Нет, в самом деле, очень жаль, что вы не принесли с собой гитару на ту вечеринку, – сказал Брайс, склоняя голову и с осуждением глядя на Мэри. – Робу Голду и: «Коламбии» очень понравилось бы ваше пение. Сейчас он уже вернулся в Лос-Анджелес.
Мэри пожала плечами, не выразив особого восторга от перспективы знакомства с известным продюсером студии звукозаписи, особенно если учесть посредника такого знакомства.
– Может быть, как-нибудь в другой раз…
– «Может быть» не считается, – заявил Брайс. – Вам нужно немедленно ловить самолет и мчаться вслед за ним Если хотите, я могу сделать пару звонков…
«И убрать меня из Монтаны», – добавила про себя Мэри.
– В любом случае благодарю вас, но, думаю, сейчас для меня не лучшее время влезать в какое-то новое дело.
– Такие возможности выпадают не каждый день.
– Да, но и подруг у меня убивают не каждый день Мне нужно какое-то время, чтобы прийти в себя.
Брайс одарил Мэри отечески-покровительственным взглядом:
– Милая, вы слишком склонны к самообвинениям Люси, глядя на вас с небес, вероятно, тихо посмеивается Она бы коршуном ринулась на столь лакомый кусочек Люси никогда и ни за что не упустила бы шанс продвинуться вперед… Не так ли, Дрю?
Глаза мужчин на какое-то мгновение встретились и наблюдавшей за ними Мэри сдавило грудь. Дрю элегантно встал из-за рояля и взял Саманту за руку:
– Саманта, дорогая, могу я сказать тебе словечко?
Глаза у Саманты стали круглыми.
– Мистер ван Делен, я сегодня выходная.
– Да, дорогая, я прекрасно об этом знаю, – ласково возразил Дрю, уводя ее от Брайса в направлении бокового выхода на террасу.
Брайс отпустил свою спутницу без малейших возражений. Он присел на стульчик, освобожденный Дрю, и сделал большой глоток из бутылки. Адамово яблоко в его горле запрыгало, как пробка. Плотно сжав губы, он вытер их тыльной стороной ладони, после чего повернулся к Мэри и притворился крайне озабоченным;
– Как дела, Мэрили? Мы слышали, у тебя вчера ночью случилась стычка с грабителем.
– Да, нечто в этом роде, – пожала плечами Мэри. – На мое счастье, он стукнул меня по голове. А голова у меня настолько твердолобая, что ее трудно чем-либо пробить.
– Тут дело не шуточное, ангел мой, – нахмурился Брайс. – Тебя могли убить.
– В самом деле?
– Такое случается, – в свою очередь, пожал плечами Брайс, как бы выражая этим, что насильственная смерть всего лишь одна из тех непредсказуемых неприятных вещей, которая может случиться на маршруте любого туриста. – Итак, когда же ты собираешься навестить нас и провести денек в «Ксанаду»? После всех этих событий тебе, наверное, будет приятно провести денек возле бассейна, ни о чем не беспокоясь.
– Я дам вам знать, – сказала Мэри, вставая и разглаживая складки на джинсах. – Перерыв кончился. Пора вводить войска.
– Выруби их, милочка!
Брайс лучезарно улыбнулся Мэри. Всегда благоволящий монарх. Он отправился к своему постоянному столику. Высокие каблуки ковбойских сапог заставляли узкие бедра Брайса нелепо покачиваться. За столом его ждали Лукас и актриса Ума Кимбол, прилепившаяся к Брайсу как банный лист. Таунсенда в компании не было. В дальнем конце стола сидел все тот же жиголо, выглядевший культуристом с картинки и наслаждавшийся собственной игрой могучих мускулов под голубым шелком рубашки. Мрачная Шерон Рассел, в черном кожаном топике, с длинным ожерельем на шее сидела на своем обычном месте – по правую руку от Брайса.
Появившаяся в боковых дверях Саманта, казалось, вот-вот расплачется. Бросившийся к ней Брайс тут же увел девушку обратно за дверь. Дрю, пройдя мимо рояля, устремился сквозь толпу к своему офису.
Подойдя к микрофону, Мэри взяла аккорд и запела открыто подражая стилю Мэри-Чапин Карпентер и размышляя о том, что жизнь в Новом Эдеме становится все более и более любопытной.
Джей Ди услышал ее голос еще до того, как переступил порог гостиницы. Томный и низкий, исполненный сильного чувства – боли, сомнения, стремления к чему-то недостижимому. Рафферти вошел в зал и встал в тени.
Мэри сидела на высоком стульчике перед маленькой группой музыкантов, мягкий свет юпитеров обрамлял сиянием ее серебристо-белые волосы. Покоившаяся на одном колене Мэри старая гитара казалась неотъемлемой частью ее тела. Пальцы перебирали струны, извлекая и них медленную, меланхолическую мелодию. Мэри пела oб отношениях, становящихся холодными, о человеке, на ткнувшемся на стену молчания и безразличия. Невысказанные слова боли повисали в воздухе, наполняя его невидимым тяжелым гнетом. Женщина – в своем бессилии предотвратить невыносимую потерю. Печаль о возможном счастье, которому никогда не суждено сбыться.