Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн. - Николай Скабаланович

Три учреждения в социально–общественном строе времен Римской империи обращают на себя особенное внимание по их значению для истории последующего времени: муниципия, колонат и прекарно–бенефи–циальная система. С именем первого учреждения связано представление о поземельной провинциальной аристократии, влиятельном классе посессоров, державших в своих руках обширные имения, латифундии, и пользовавшихся громадным влиянием в городских куриях, в качестве декурионов, или, как их принято было называть с IV в., куриалов; с именем второго соединяется представление о классе крепостных крестьян, обрабатывавших земли посессоров и обязанных известными повинностями государству и землевладельцу; третье учреждение создало разряд людей, занимавших как бы середину между этими двумя сословиями (посессоров и колонов).

Муниципальное устройство, заключавшее в себе известную долю местного самоуправления, в принципе расходилось с тенденцией императорского управления, тянувшего к центру, и не могло поэтому пользоваться симпатиями правительства. Тем не менее правительство, преследуя фискальные интересы, сначала не вооружалось против него и даже по–кровительствовало. Распространение на подданных прав римского гражданства, предпринятое, как говорят, Каракаллой в видах увеличения так называемой vicesimae hereditatum (пятипроцентный сбор в пользу казны с наследства римских граждан), привело к введению муниципального устройства в массе городов. Привлечение городских курий к ответственности за бездоимочное поступление государственных податей и обнаруженное вследствие того стремление посессоров к уклонению от обязанностей куриалов, побудило правительство узаконить наследственность куриальского достоинства, с признанием за куриалами права избирать из собственной среды должностных лиц. Мера эта, по–видимому, обеспечивавшая прочность муниципий, в действительности была первым шагом к их разрушению; с одной стороны, потому что начало наследственности устранило существенный признак муниципального устройства — выборное начало, право всех членов муниципии на участие в избрании городских должностных лиц и членов курии, с другой — потому что податная ответственность повела к разорению и банкротству тех, кем это устройство поддерживалось. Ко времени основания германских государств муниципии находились в Западной Римской империи в полном упадке, и германцы, непривычные к городской жизни, не только не содействовали их восстановлению, но еще способствовали большему подавлению: чем сильнее утвердился в той или другой местности германский элемент, тем труднее отыскать в городах следы римского муниципального устройства. Однако же, обломки прежних порядков сохранились по местам в продолжении веков и впоследствии, соединившись со старогерманскими тильдами и каролингским скабинатом, легли в основу устройства средневековых городских общин. В Восточной Римской империи, независимо даже от славянских поселений, муниципия стала разлагаться под давлением центральной власти, особенно в лице таких ее представителей, как Юстиниан I, уничтожавший всякую тень областной самобытности, отнимавший у городов имущества и тем лишавший их возможности самостоятельно распоряжаться даже в сфере чисто хозяйственных интересов, каковы: ремонт и освещение улиц, поддержание общественных зданий.

водопроводов и пр. Лев VI Мудрый нанес окончательный удар муниципальному устройству, закрыв городские курии (fkx^eirnpia), лишив куриалов (poiAsmmv) права избирать лиц на городские должности и самостоятельно управлять городами (apx&v tivcqv 7rp6poX.fjq Kai Sioncriaecoi; auxe^ouaiou tcov яо^ешу). Муниципии уничтожены, как несоответствовавшие общему направлению жизни, противоречившие монархическому принципу; попечение о городах и право распоряжения ими отнесены на счет прерогатив императорской власти (rcpoq |a6vrv rqv Paai/.eiov rcpovoiav те Kai 5ioiKT|aiv (по усмотрению одного лишь императора)).'

Положение вещей, созданное для городов новеллой Льва Мудрого, оставалось в силе в XI в., — назначение городских властей исходило от императора. О Константине VIII известно, что он назначал архонтов на городские должности,[1716] Феодора назначала начальников рынка.[1717] В обоих случаях, очевидно, имеется в виду столица и столичные власти, с эпархом во главе; но нет оснований сомневаться, что и в других городах следы прежней самостоятельности исчезли, и если сохранились, то в другом виде, измененном по началам славянской общины. Трудно допустить,[1718] чтобы при господствовавшей в византийском государстве системе управления возможно было восстановление муниципального устройства в старинном значении слова. Из этого, впрочем, не следует, что в XI в. не сохранялось никаких воспоминаний о прежнем устройстве. Два начала, тесно связанные с муниципальным устройством, начало народного выбора и начало корпоративности, держались — первое в памяти, а последнее и в практике горожан XI в. В те моменты, когда центральная власть вследствие династических потрясений ослабевала, начало выбора, в применении к городским должностям, всплывало наружу. Так, после низвержения Михаила Парапинака и прежде чем Вотаниат прибыл в столицу, граждане Византии сами избрали лиц для заведования городским управлением.[1719] Деятельная роль в этом случае принадлежала лучшим, значительнейшим горожанам (oi rco^neiat; ёясоуицсн), под которыми нужно понимать высшее городское сословие, считавшее себя tov <ot6X,ektov Sfjiaov (избранными),[1720] занимавшее в составе городского поселения первое место, тогда как второе занимали мелкие торговцы и ремесленники (oooi Tfjq ayopaiou тирРпс г| тшс Pavamcov zeyy&v фквюОто),[1721] а третье — городская чернь, те праздные и убогие люди (oi apyoi Kai лёутуив;;), которые не были приурочены к постоянным, определенным занятиям, не всегда имели пристанище и заработок, ютились в портиках и питались «Христовым обычаем» (obvr|0Bia тои Хрштои), т. е. подачками, получаемыми за поздравления от чиновников, по поводу повышения их в чине.[1722] Первое из этих сословий, по своему происхождению и традициям, ближе других стояло к старинным куриалам и выбор ими должностных лиц был проблеском права куриалов, отнятого законом Льва Мудрого. Но указанный случай, из последней четверти XI в., так и остался исключением, которому не суждено было обратиться в правило. Иначе обнаруживалось начало корпоративности. Оно находило себе постоянное приложение в промышленной сфере. Торговцы и ремесленники, группировавшиеся во времена Римской империи в корпорации по роду торговли и ремесел, удержали свои цеховые порядки и в последующее время. Лев Мудрый, уничтоживший городские курии, не только не преследовал этих корпораций, но придал им прочность, регламентировав их внутренний быт своей новеллой Пвр1 ло/axiKmv acopaxdmv бшха^вц (Распоряжения о городских корпорациях). Центральная власть мирилась с этим учреждением, не представлявшим для нее опасности и способным даже при известных условиях оказать услугу. Без сомнения, корпорации находились под контролем правительства; о характере контроля мы, к сожалению, не можем составить себе определенного представления, так как новелла Льва Мудрого в полном составе не сохранилась, дошел только отрывок, трактующий об условиях принятия кандидатов в корпорацию табуллариев.[1723] Существование промысловых корпораций в XI в. ясно выступает в памятниках — историк, рассказывая о воцарении Константина Дуки, прямо говорит о осоратеТа тту; поке.щ (городских корпорациях).[1724] На корпорации делились не только мелкие торговцы и ремесленники,[1725] принадлежавшие ко второму сословию, но и лица, входившие в состав первого сословия, по крайней мере, в рассказе об участии их в низвержении Парапинака замечено у историка, что они действовали ката (paipicu; 5iaipe06vTe<; (разделившись на отряды).[1726] Только низший класс населения был чужд корпоративности. Это последнее обстоятельство, в связи с тем, что в известиях о Михаиле Калафате, покровительствовавшем городскому населению, упоминаются только первые два сословия, избранные горожане и торговцы–ремеслен–ники,[1727] может дать основание заключать, что этот государь желал связать интересы своего дома с интересами городских корпораций; о городской черни Калафат, очевидно, не заботился и поэтому, тогда как значительнейшие горожане (ог тг|<; ayopaq 7Tp08^apx0vt8(;)[1728] оказывали ему знаки приверженности, чернь подняла против него бунт.[1729]

Спрашивается, какое же положение заняла провинциальная землевладельческая аристократия, после того как рушилось муниципальное устройство, на котором основывалось ее значение? С упадком муниципального устройства она, естественно, должна была пасть, и пала бы, если бы, потеряв для себя почву в городах, не нашла взамен того соответствующей опоры в другом месте. Но она отыскала себе опору, обратив свое честолюбие на государственные должности и чины. Бывшие посессоры и куриалы набросились на государственную службу, всеми способами стали приобретать титулы, а вместе с тем известные права и привилегии; в свою очередь лица, не принадлежавшие прежде к землевладельческой аристократии, которым посчастливилось получить чин и поступить на государственную службу, старались довершить свое благополучие приобретением недвижимой собственности (в форме ли правительственного пожалования, посредством ли купли, или другим способом). Образовалась таким образом мало–помалу новая, чиновная аристократия, льнувшая к императорскому двору и на близости к нему основывавшая свою карьеру и свое возвышение. Так как и чин, и должность в Византии можно было купить за деньги, то понятно, что известная степень зажиточности открывала дорогу в ряды этой аристократии. Здравая логика требовала, вследствие того, чтобы доступ к ней не был закрыт для промышленных классов, в том числе для первых двух городских сословий, по роду занятий имевших возможность обогащаться. И вот император Михаил Стратиотик начинает возводить в чины избранных горожан, лиц первого городского сословия; Константин Дука идет далее и награждает чинами торговцев и ремесленников; при Вотаниате превращение горожан в чиновников становится делом обычным,[1730] — численность чиновной аристократии увеличивается. Лица, входившие в состав аристократии, носили разные названия, указывавшие на способ образования, на те элементы из которых она сложилась, — назывались apxoviet; (термин, указывающий на старинную землевладельческую аристократию, или на государственную должность, или на высокий чин), а^иоцапко! (указание на чин, дававший место в рядах аристократии), nXouoioi (на богатство, дававшее то же право); но самый обычный термин, который, начиная с Юстиниана, употребляется в законодательных и других памятниках для обеспечения аристократии — это Suvaxoi, т. е. сильные люди, властели. Властели были не только вне городов, в имениях, которыми владели, но и в городах; в последних не только потому, что богатый землевладелец имел обыкновенно в городе, — прежде всего, если позволяли ему средства, в столице, — собственный дом, в котором он проживал, приезжая из деревни, но также и потому, что коренной житель города, при известных условиях, превращался во властеля. Начало образования чиновной аристократии следует относить к тому времени, когда привлечением курий к податной ответственности и наследственностью куриалов нанесен был первый удар муниципальному устройству, побудивший посессоров бежать из курий и искать пристанища в рядах honorati (позднейшие визант. а^шэцапкоО. Первоначально эта аристократия, по причине своей молодости, не могла иметь большого значения, затем в V—VII вв. ее развитию мешали перевороты, соединенные с поселениями славян, но с VIII в. она начинает крепнуть, с IX в., при Македонской династии, выделяются уже из ее среды аристократические роды, которые чем далее, тем более усиливаются, так что возбуждают наконец опасение в императорах и заставляют их подумать о мерах предосторожности.[1731]