Невеста рока. Книга первая - Деннис Робинс

— О, как много, мама! Я стала такой взрослой, и так быстро! А мне хотелось бы снова стать маленькой и никогда не взрослеть!

Мать с улыбкой расцеловала ее и сказала:

— В жизни, милая, никогда не надо возвращаться… Надо идти только вперед, дорогая. Прошу тебя, заклинаю, всегда идти вперед… вверх… чтобы подняться до звездных высот!

И вот Флер, празднично одетая, ожидала гостей.

Раньше всех прибыл Сен-Шевиот, проживавший в это время в своей лондонской резиденции. Сейчас он стоял у подножия лестницы, а Флер должна была занять свое место рядом с отцом и матерью.

Несколько минут назад она поднялась к себе, чтобы служанка подшила ей оторвавшийся волан на бальном платье.

Черные глаза лорда Сен-Шевиота, полные пресыщенности, скуки и безразличия, внезапно вспыхнули нечестивым блеском. Когда его взгляд устремился на девушку, которая скорее парила в воздухе, чем спускалась вниз по лестнице, сердце барона бешено забилось, как и тогда, когда он впервые увидел ее на званом ужине леди Роддни. И теперь, как и тогда, он, казалось, услышал далекое пророчество несчастной горбуньи, скончавшейся на руках у брата в ту ненастную октябрьскую ночь недалеко от ворот замка Кадлингтон.

— Вы женитесь через год, начиная с этого дня, — сказала она перед смертью. — Я ясновидящая и предсказываю этот брак. Но он будет связан с несчастьем. Золотисторыжие волосы и фиалки… Остерегайтесь золотисто-рыжих волос и фиалок… Они станут…

Наблюдая за Флер Роддни, он вспоминал эти слова с непривычным для него волнением.

Фасон платья Флер был выбран ее матерью. Сшил его французский портной, вызванный специально для этого в Пилларз. Оно было такое же белоснежное, как и длинная шея девушки и ее изящные, точеные руки. Бесчисленные легкие кружевные воланы и оборки, ниспадая друг на друга, достигали самых кончиков маленьких белых туфелек. Вырез платья был достаточно глубоким, но скромным, изукрашенным атласными розанчиками, сделанными из ленточек. Он окаймлял белоснежные плечи. Тонкую талию охватывал широкий фиолетово-голубой пояс. Золотистые локоны шелковой волной окружали шею. При виде огромных сверкающих глаз с фиалковым оттенком у Сен-Шевиота перехватило дыхание. Он тщетно искал взглядом присланные им орхидеи, но их у Флер не было.

— Черт побери, — пробормотал барон про себя, — по-моему, я ей не нравлюсь!

Когда Флер достигла последней ступеньки лестницы и на мгновение остановилась, он преградил ей путь. В голове его мелькнула мысль: «Я должен обладать ею! Пророчество горбуньи, похоже, начинает сбываться. Флер, и только она должна стать леди Сен-Шевиот и баронессой Кадлингтонской».

Он отвесил девушке низкий поклон.

— Ваш покорный слуга, мисс Роддни…

Она посмотрела на него, однако не улыбнулась в ответ — ей все вокруг вдруг перестало нравиться и показалось холодным как лед, под которым таилась угроза пожара. Лорд был неприятен ей, несмотря на то, что был самым красивым мужчиной из всех присутствующих на празднике.

Черные, сильно набриолиненные волосы и бородка лорда курчавилась и достигали высокого воротника и атласного галстука; как и большинство приглашенных джентльменов, он был одет в короткие панталоны, доходящие до колен, шелковые чулки и визитку. Красивый и надменный, он возвышался над остальными благодаря своему выдающемуся росту. Флер робко пробормотала приветствие, одновременно ощущая, что его присутствие весьма омрачает ее праздник. Она уже не могла с прежним удовольствием наблюдать за весело болтающей и смеющейся толпой гостей, за родителями, стоявшими возле входных дверей. Ее охватил безумный страх, напоминающий боязнь замкнутого пространства, и, несмотря на то, что Сен-Шевиот преграждал ей путь, она стремительно проскользнула мимо него и чуть не кинулась к матери. Когда она очутилась возле Елены, то была бледна и вся дрожала, однако ничего не сказала о своих ощущениях. Елена же была слишком занята приемом гостей, чтобы заметить, как сильно потрясена дочь.

Но вот заиграл оркестр, и от толпы отделился Том Куинли, чтобы попросить Флер открыть бал танцем с ним. Она только собралась вписать свои инициалы в его программку, как вдруг между ними возникла высокая фигура, и барон, прижав руку к сердцу, с поклоном проговорил:

— Не доставите ли мне удовольствие, мисс Роддни…

Она хотела произнести «нет» и крикнуть Тому, чтобы он остался. Но юноша, испытывая слишком глубокое почтение к возрасту и великолепию знаменитого барона, с выражением большого разочарования на лице отошел в сторону.

— Сохраните за мной следующий танец — шотландку[60], Флер, — произнес он, уходя.

Сен-Шевиот согнул руку, и Флер ничего не оставалось, как опереться на нее.

— Я сочту это за огромную честь, — тихо проговорил барон, — и хочу заметить, что этой ночью вы напоминаете мне фею всех цветов мира!

Она промолчала. Как и прежде, слушая Дензила Сен-Шевиота, она теряла дар речи от его лести. Ее сердила его навязчивость. Ей хотелось открыть этот торжественный бал с Томом, ее большим другом. Барон был слишком самоуверен, едва ли не деспотичен. Наверное, он производил на всех такое впечатление, поскольку желал, чтобы все его капризы немедленно удовлетворялись, и это не нравилось Флер. Ей, наиболее кроткой из всех, внезапно захотелось взбунтоваться.

Бал открывали полькой. Сен-Шевиот положил руку в лайковой перчатке на тонкую талию девушки. Она опустила правую руку на его ладонь. Девушка была легкая, как снежинка. Вспомнив свои недавно сказанные слова, что она — фея всех цветов в мире, он сардонически добавил про себя: «Какая жалость — срезать такой цветок и наблюдать, как он умирает».

Кружась с Флер в танце, он думал с бесстыдством: «Плохо, что я должен сдерживаться, когда мне хочется крепко прижать ее к себе и закрыть этот нежный юный ротик поцелуями. Я бы показал ей, что с Дензилом Сен-Шевиотом должно считаться!»

Флер, позабыв о своих неприятных мыслях, кружилась в танце с человеком, приглашенным ее отцом. Гости, наблюдавшие за ними, перешептывались о том, какая это красивая пара — высокий черноволосый мужчина и стройная светловолосая девушка. Барон был великолепным танцором и превосходным партнером для Флер, которая двигалась с несравненной грацией. Какое-то время гости, не отрывая глаз, любовались ими. Тогда Елена, не желая выставлять дочь на всеобщее обозрение, присоединилась к танцу со своим мужем. И вскоре вся зала заполнилась танцующими парами.

Веселая полька закончилась, и Сен-Шевиот галантно проводил Флер к зимнему саду. Он провел ее через двери, и она опустилась на красную плюшевую софу.

— Могу я принести вам чего-нибудь прохладительного? — осведомился лорд.

— Ничего не нужно, благодарю вас, — тихо ответила девушка.

Его темные глаза бесцеремонно рассматривали ее. Он заметил, что она старается избежать его взгляда. Но это не останавливало его. Напротив, ее нерасположенность к нему только разжигала пламя его желания.

Флер сидела на софе, обмахиваясь изящным пестрым веером, который держала одетой в кружевную перчатку рукой. Она попыталась заговорить о празднике.

— Как много гостей пришло на мой день рождения, — сказала она. — А какие замечательные подарки я получила. Посмотрите, папа подарил мне вот это…

И она доверчиво протянула руку. На тонком запястье красовался прелестный браслетик из жемчуга, обрамленного золотом. Сен-Шевиот посмотрел на браслет с довольно презрительной улыбкой и промолвил:

— Симпатичная побрякушка. Однако она не достойна такой восхитительной ручки. У меня в Кадлингтоне есть браслет, который носила еще моя французская бабушка. Прежде он принадлежал Марии Антуанетте и стоит много тысяч фунтов. Мне бы хотелось, чтобы вы носили его.

Флер проглотила комок в горле. Ее ресницы затрепетали, она озиралась по сторонам, словно испуганный олененок.

— Я… я очень высоко ценю подарок папы… Но я… меня вовсе не интересуют драгоценности, — пробормотала она.

Сен-Шевиот подумал: «Ее талия настолько тонка, что из двух браслетов графини Маргариты я мог бы сделать для Флер бриллиантовый пояс. И однажды это случится. И я сам повяжу его на ней».

— А где мои орхидеи? — неожиданно спросил он с той резкостью, которая приводила Флер в смятение. И снова она расстроилась и смутилась, не желая выглядеть невежливой.

— Благодарю вас, орхидеи восхитительны. Но я… я не смогла украсить себя ими… поскольку они… для моего вечернего платья понадобились фиалки, — проговорила она испуганно и запинаясь.

Барон сложил руки на груди и взглянул на девушку с присущей ему улыбкой, лишенной обаяния.

— Завтра из Кадлингтона я пришлю вам еще орхидей. Вы сможете выложить из них ковер и ступать по нему своими прелестными ножками. Если не возражаете.