Дети Империи. - Олег Измеров

– Обязательно загляну, – он все еще подозревал, что приглашение – розыгрыш и старался придать разговору характер шутки, – не посоветуете, где у нас в Брянске можно волосы покрасить, чтобы помоложе выглядеть?

– Зачем красить? Сейчас у многих седые. Вон, недавно Нонку из гальваники замуж выдали, так у нее парень еще сразу как с японской вернулся, весь седой был. Весь-весь, начисто, хоть и молодой совсем. Война, она быстро года набавляет. Они там какую-то высоту держали до подхода наших, у них из роты всего двое осталось. Второй тоже брянский, у нас одно время устроился, кладовщиком, он на инвалидности был. Но проработал немного, болел потом, а прошлую весну похоронили. Не красьте, вам так идет. Правда.

– Ну, идет, так идет, – согласился Виктор. – Раз даме нравится, пусть так оно и будет.

– Да, а вы, кстати, по профессии кем будете?

– Инженер-механик. Но доводилось и в радиопромышленности работать, счетно-решающую технику обслуживать. На «Искре» вашей как-то был.

– Серьезно? – воскликнула Таня так, что Виктор уже всерьез заподозрил, не поет ли она в заводском джазе. – Так нам даже очень сейчас инженеры нужны, только возьмут не каждого. Это я могу переговорить с Алиной Павловной, а она переговорит с Семибратовым, а он потом…

Ну вот еще один вариант трудоустройства, констатировал Виктор. Правда, изначально без документов туда соваться смысла не было, а потом как-то само в свою сторону закрутилось… Интересно, а у них в общаге все такие молодые, бойкие и красивые, как эта Таня? И действительно все так страстно горят знакомиться?

-…Но зато какие льготы по квартирным кредитам! Такого нигде не найдете. И садик новый будут строить, и заводскую поликлинику, и даже санаторий свой под Жуковкой в плане соцразвития стоит! И за это вкалывать стоит.

– Ну, вкалывать нам не привыкать. Сколько себя помню – «Мы там, где ребята толковые, мы там, где плакаты «Вперед!», где песни рабочие, новые, страна трудовая поет…»

– Здорово! Это Маяковский, верно?

– Не помню… может быть.

– Вы знаете, у нас же задание в этом году срочно ширпотреб осваивать, АРТы.

– Это те, которые… – и Виктор сделал жест, словно прикладывал мобильник к уху.

– Именно, и вот под них людей будут много набирать. Правда, выпускать будем не сами, которые… – Таня повторила жест Виктора, – а атээры, автоматические станции к ним. Вы же наверное читали, наши выкупили у американцев за картины патент на целлуларную схему расположения автоматических станций; вот их на местности поставить, как будто сотами, и где бы человек ни был, его АРТ найдет ближайшую и соединится. Американцы еще смеялись, дескать, АРТы будущего не имеют, и они потому разрабатывают видеотелефоны в автомобилях. А я считаю – американцам что, там ведь каждый на своей машине ездит, а у нас и пешком ходят и в трамвае – надо маленький телефончик, чтобы в кармане носить. Пусть даже без видео…

«Ба, да это случайно не на Нинину абстрактную живопись патент фирмы Белл купили? Ну, Нинон! Ну, сексуальный символ Брянска и всего советского народа! Ну, молодец, баба. И пойдет из Брянска по всей планете сотовая связь.»

– Отличная идея. Надо подумать, не попроситься ли к вам. Чтобы сделать специально дамский телефончик, вот таких размеров, – Виктор показал пальцами, – и чтобы раскладывался, как пудреница.

– Ой, шутник! – Таня взвизгнула от смеха и на миг ухватила Виктора за рукав. – Но время уже позднее, я спать иду. А насчет остального не забудьте. – И, подмигнув, она ускользнула за дверь купе.

22. Третий Рим в одиннадцать часов.

– Да, теперь все, кто хочет выдвинуться, из Москвы на периферию едут, – рассказывал Осмолов, прихлебывая стакан с горячим утренним чаем. – Ну разве что в искусстве только – крупные театры, художественные школы, студии, консерватории – это в столице. Но это тоже ненадолго.

Они уже сдали постели. За окном плыли окна многоэтажных домов и проносились встречные электрички. Радио пиликало веселые песни про столицу. Только что умывшиеся подружки с «восьмерки» завтракали напротив, наполняя купе свежестью взоров. Все вокруг дышало каким-то предвкушением радостной встречи с чем-то неизвестным, но очень приятным.

В купе зашла проводница в хорошо подогнанном по фигуре прикиде. Белый торжественный китель со все теми же ложками-погончиками подчеркивал стройность стана, бедра облегала юбка миди цвета морской волны, чем-то похожая на ту, что носили когда-то стюардессы, слегка прикрывавшая икры в чулках того же цвета; туфли из соображений практичности все же были на низком каблуке. Она вернула командировочным их билеты, и спросила, не нужно ли еще чаю, «а то уже скоро подъезжаем».

– Хорошо, что в пятьдесят первом железнодорожникам новую форму ввели, – заметил Осмолов, когда она вышла, – эта гораздо лучше смотрится, чем раньше. Особенно когда парадная.

– Слушай, Тань, а пора нам всем цехом коллективное письмо в Кремль писать, чтобы и для нас какую-нибудь форму придумали, – толкнула в бок подругу Света. – Заметила? Как только женщина в форме, на нее сразу же глаз кладут.

– Ну, на вас и так нельзя не обратить внимание, – смягчил ситуацию Виктор. – И вообще наши брянские девчата красивее всех.

– А еще вернее и надежнее, – подтвердила Таня. – Так что на всяких столичных штучек не особо там смотрите…

Мимо окон плавно поплыли фермы дебаркадера Казанского вокзала, и поезд, застонав тормозами, стал. Они попрощались с попутчицами, поблагодарили проводницу, пожелав ей счастливого пути и вышли на перрон.

Киевский вокзал – любимый вокзал киношников. Куда бы и откуда ни ехали герои, большей частью на экране они отправляются или прибывают на Киевский, под огромные паутинно-ажурные стальные параболы ферм, на которых покоится стеклянное покрытие длиной, равной высоте Эйфелевой башни. Чудо это было создано еще до революции, инженером Шуховым, но оно не переставало удивлять Виктора каждый раз, когда он приезжал в столицу.

В Минтяжмаш они поехали на метро, вход в которое, как и в знакомой нам реальности, был прямо с платформы вокзала, так что площадь Виктору увидеть не удалось. Арбатско-Покровская линия прекрасно существовала и здесь, и, что самое интересное, Виктор не заметил существенных отличий в облике станций, открытых в 1953 году; то ли творческий замысел родился гораздо раньше, то ли мысль шла тем же путем. Хотя, возможно, отличия и были, но он по дороге просто не обратил на них внимания, пораженный одной, несомненно новой, деталью.

На станциях метро росли цветы!

На Киевской, в конце платформы, вместо знакомого Виктору мозаичного панно в толщу стены уходила ниша, а в ней, под лучами батарей ламп дневного света, на каменных уступах, венчая длинные, извивающиеся стебли, распускались крупные красные, желтые, фиолетовые, белые бутоны неизвестных Виктору растений. Журчала вода в небольших декоративных водопадиках, и внизу, в мраморной чаше с гранитными островками, росли белые и желтые лилии.